сил свершить задуманное?
и боялся. Я сам сейчас точно не знаю. Может быть, да, а может быть, и нет.
неопределенно! Так дурно! И все же...
то, что она довела вас до такого положения?
нанесли, - нечаянно, как вы говорите, - сказалась все же ваша злоба против
нее. И потому удар вышел такой... такой сильный. Вы не хотели, чтобы она к
вам приближалась?
уверенностью. Может быть, я был немножко не в себе. То есть... ну, очень
взволнован... почти болен. Я... я...
машинку, и силился честно и беспристрастно представить все, как оно было
на самом деле, ужасаясь, что ему не удается даже для самого себя точно
установить, виновен он или не виновен. Да или нет?
пробормотать:
прибавил: - Но вы встали, чтобы прийти ей на помощь?
падает. Оттого и опрокинулась лодка.
что так вышло.
пожалели об этом и что в ту минуту вы хотели ее спасти?
отчаянием в голосе, - я просто боюсь утверждать. Нет, я не уверен, что
пожалел очень сильно. Нет. Честное слово, я теперь сам не знаю. Иногда мне
кажется: да, пожалуй, а иногда я сомневаюсь. Но когда ома исчезла под
водой, а я выплыл на берег, тут я пожалел... немножко. Но была и радость -
понимаете, ведь я почувствовал, что свободен... и страх тоже... Вы
понимаете...
только увидели, что она тонет...
это ужасно. Я это чувствовал. Но все-таки... понимаете...
вы сможете уйти к мисс X. Об этом вы думали?
что это было именно так.
непосильной задачи, стал молиться - безмолвно, про себя: "Отче наш, иже
еси на небеси - да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет
воля твоя - яко на небеси и на земли". Потом вышел из своей неподвижности.
божьего. Я твердо знаю это. Он сына своего послал смертью искупить зло
мира. Он простит и ваш грех, если только вы покаетесь. Но этот замысел!
Этот ваш поступок! Многое вам надо замаливать, сын мой, очень многое! Ибо
в глазах господа, боюсь я... да... Но все же... Я буду молиться о том,
чтобы господь просветил меня и наставил. То, что вы рассказали мне,
странно и страшно. На это можно смотреть по-разному. Может быть... но,
впрочем, молитесь. Молитесь здесь, со мною, о ниспослании света очам
нашим.
сомнении и нерешительности, сидел рядом с ним. Потом Мак-Миллан начал:
Помилуй меня, господи, ибо я слаб... Исцели меня в моем стыде и печали,
ибо душа моя изранена и темна пред очами твоими. Изгони нечестие из сердца
моего. Осени меня, господи, праведностью твоею. Изгони нечестие из сердца
моего и забудь о нем.
потрясен и полон скорби. Да, видно, он совершил большой грех. Большой,
тяжкий грех! И все же... Но тут преподобный Мак-Миллан умолк и встал, и
Клайд тоже поспешил встать.
Все, что вы рассказали, смутило и взволновало меня. Видит бог, это так. А
вы - вы, сын мой, ступайте к себе и продолжайте молиться в одиночестве.
Кайтесь. На коленях просите господа о прощении, и он услышит вас. Да, да.
Услышит. А завтра - или как только я почувствую себя готовым - я опять
приду. Но не отчаивайтесь. Молитесь и молитесь, ибо только в молитве и
покаянии - спасение. Уповайте на могущество того, кто весь мир держит в
деснице своей. Его могущество и милосердие сулят вам прощение и мир душе
вашей. Истинно так.
надзиратель, шагавший по коридору, сейчас же подошел.
его вновь запирали в эту тесную клетку; потом простился и вышел. Все, что
он услышал сегодня, тяжелым камнем лежало у него на душе. А Клайд остался
со своими размышлениями обо всем сказанном и о том, как это отразится на
Мак-Миллане и на нем самом. Его новый друг был так подавлен. С каким
ужасом и болью он выслушал все это! Неужели же он, Клайд, действительно и
безоговорочно виновен? Действительно и безоговорочно заслуживает смерти за
свою вину? Может ли быть, чтобы преподобный Мак-Миллан решил именно так?
Несмотря на всю свою кротость и милосердие?
видимого раскаяния Клайда и всех осложняющих и смягчающих обстоятельств,
на которые тот ему указывал, еще и еще раз тщательно продумал нравственную
сторону дела, - и вот он вновь у двери его; камеры. Но он пришел лишь для
того, чтобы сказать, что, даже со всей снисходительностью рассматривая
факты, как их наконец правдиво обрисовал Клайд, он не может снять с Клайда
вину - непосредственную или косвенную. Он замышлял убить Роберту - не так
ли? Он не пытался спасти ее, когда мог это сделать. Он желал ей смерти и
не испытывал потом сожаления. В ударе, который опрокинул лодку, нашла
выход его злоба. И даже к чувствам, помешавшим ему нанести этот удар
сознательно, тоже примешивалась злоба. То, что он замыслил свое
преступление, пленившись красотой и высоким положением мисс X, и что
Роберта, после их беззаконной связи, настаивала, чтобы он женился на ней,
- не может служить ему оправданием; напротив, это лишь новые
доказательства его греховности я преступности перед людьми. Грешен он во
многом и перед господом. В ту страшную пору он, увы, являл собою лишь
сочетание корысти, беззаконных желаний и блуда - всех тех пороков, которые
бичевал апостол Павел. И так продолжалось без изменений до самого конца,
пока его не арестовали. Он не раскаялся даже на Медвежьем озере, где у
него было достаточно времени для размышлений. И, кроме всего, разве не
усугублял он свою вину с начала и до конца заведомой и злонамеренной
ложью? Истинно так.
сейчас, когда он впервые, но так явно обнаружил признаки раскаяния, когда
он только-только начал понимать весь ужас содеянного, не значит ли это
помножить преступление на преступление, причем преступником в данном
случае явилось бы государство? Подобно начальнику тюрьмы и многим другим,
Мак-Миллан был противником смертной казни, считая, что разумнее заставлять
правонарушителя в той или иной форме служить государству. Но тем не менее
он должен был признать, что Клайд - далеко не безвинно осужденный. Сколько
он ни думал и как бы ни хотел найти оправдание в своей душе, но разве не
был Клайд на самом деле виновен?
и духовное самосознание делает его более совершенным, более пригодным для
жизни и деятельности, чем прежде. Клайд чувствовал, что он одинок. Не было
на свете человека, который бы в него верил. Никого. Ни единого человека,
который в его бессвязных и противоречивых действиях перед катастрофой
усмотрел бы что-либо, кроме тягчайшего преступления. И все же... все же
(наперекор Сондре, и преподобному Мак-Миллану, и всему миру, включая
Мейсона, присяжных в Бриджбурге и апелляционный суд в Олбани, если он
оставит в силе решение бриджбургских присяжных) в глубине его души жило
чувство, что он не так виноват, как всем им, по-видимому, кажется. В конце
концов ведь их не мучили, как мучила его Роберта своим упорным стремлением
выйти за него замуж и тем испортить ему жизнь. Их не жгла неистребимая
страсть к Сондре, к воплощению сказочной мечты. Они не изведали всех мук и
Володихин Дмитрий
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Глуховский Дмитрий
Глуховский Дмитрий