казалось, готова была плюнуть ему в лицо. Он обвел ее взглядом.
семя! Если не я, то, быть может, оно дало бы тот бой, который тебя так
прельщает.
доведет борьбу до конца.
жену! Нет уж, поздно! Ты пропустила поезд.
кользает Пустота, безыменная трусиха! Я буду бить ее мерзких детищ!
ружались валы, - все ждало, когда горнист сыграет атаку, приступ... Ти-
мон, все-таки задетый речами своей секретарши, снова вышел на арену и
храбро дрался со своими сильными соперниками... А при чем тут Аннета?
давал ей передохнуть. Но в эти минуты она чувствовала такую усталость,
ей надо было отоспаться за столько бессонных ночей! К черту размышления!
Дайте мне поспать! Завтра поговорим...
ждать до завтра. Он не давал ей спать. То, что его мать стала доверенным
лицом, секретаршей Тимона, акулы Тимона, бандита Тимона, ошеломляло его,
вызывало у него приступы бешенства. Он узнал об этом недавно - он жил
отдельно от Аннеты и дулся на нее. Об ее отношениях с Тимоном он услыхал
ее в кругу нищих, где ему приходилось гоняться за куском хлеба. Он узнал
об этом в исключительно трагическую минуту.
частья, которые он привез с войны. Его перегоревший организм был не в
силах выдержать бешеный напор внутренней жизни. Разочарования и озлобле-
ние подливали масла в огонь. Он харкал кровью, надрываясь до хрипоты на
митингах. Он тщетно пытался расшевелить равнодушных участников войны, но
они сердито отворачивались от него. Они на него злились: ведь он напоми-
нал им о том, что каждый из них предпочел бы забыть, и под руганью мно-
гие прятали смущение. Массой уходил с этих собраний измученный, задыха-
ясь от боли, от бессильной ярости, мозг у него пылал. В довершение всего
бессонница сводила его с ума. С предельной отчетливостью, точно в галлю-
цинации, видел он возвращение войны, которую делали неизбежной лицемер-
ный и грабительский мирный договор и безучастность французского народа,
поощрявшая зло. Он не мог примириться с мыслью о возрождении ада, из ко-
торого вырвался всего три года назад. Моральное предательство, на кото-
рое пошел его народ, лишало его существование всякого смысла. Он ничего
не мог сделать. А если бы и мог, то за кого стал бы он бороться? За этих
предателей? За тех, кто предал, свое дело, свой класс? За этих трусов?
Однажды ночью, когда его душили кашель и отчаяние, он старым солдатским
ножом перерезал себе горло.
От Массона осталась лишь оболочка. Судорога свела его рот, все еще прок-
линавший предательство тех, кто остался в живых...
мать. Она шла навестить его. Он не увидел печати усталости на ее лице,
кругов под глазами; он увидел ее улыбку. Она принесла ему два билета на
концерт и заранее радовалась, что послушает хорошую музыку вместе с сы-
ном. Счастливая, запыхавшись от быстрой ходьбы, она сообщила ему об
этом.
сказал: "Нет!" Аннета не поняла, в чем дело, - она подумала, что у него
какая-нибудь связь и он не хочет ей рассказывать. Она сказала уступчиво:
малыш! Я пойду в другой раз.
ясь, чтобы не крикнуть, он прошипел:
Он не дал ей говорить:
знаю, чей хлеб ты ешь...
хлеб...
ду), крикнул ей прямо в лицо, чтобы не услыхали прохожие:
толбенев, она старалась проникнуть своим ясным взглядом в этот взрыв не-
нависти и различала в нем элементы fas atque nefas... [114] Скрытая рев-
ность... Она плохо понимала этот мелодраматический выпад. Она взглянула
на свои руки - руки машинистки: на них были чернила, а не кровь, она не
видела крови Массона, в которой были испачканы руки ее сына...
объяснить? Были ли они достаточно ясны ей самой? Что она делала на этой
галере, в чуждой ей войне корсаров, среди хищников, воевавших за то,
чтобы овладеть землей, водой и воздухом, которыми жили они, ее сын и
миллионы скромных тружеников? Ей хотелось видеть. Глаза ввели ее в соб-
лазн, и хотя ей было противно, она все же оказалась втянутой в игру.
Когда она думала об этом (не днем - днем думать некогда было: очень ред-
ко по ночам: от усталости она спала, как пьяная; нет, изредка, время от
времени, в бессонные минуты... Ужас, страх... "Что я делаю?.. Куда, я
иду?.. "), когда она думала об этом, она сама себе казалась следопытом,
забравшимся в джунгли. Следопыт заключил соглашение с крупным зверем и
укрывается за его спиной. Он наблюдает, за схватками чудовищ; его судьба
связана с судьбой страшного зверя, который прокладывает себе дорогу
сквозь лес, стоящий стеной, и топчет тигров и удавов. А она кричит зве-
рю: "Опасность справа! Опасность слева! Подними хобот! Дави! Бей!" И
всякий раз она бывает на волосок от того, чтобы тяжелая лапа не раздави-
ла ее самое... Постоянное ощущение опасности освобождает Аннету от ее
обычной щепетильности. Она думает об одном: "Выбраться бы из лесу..." А
в этом лесу - теперь она это понимает - запуталась не она одна, но и вся
Европа, весь мир. И тогда она познает силу могучей туши и клыков Слона,
позади которого она шагает. У нее нет времени судить его, как она бы его
судил, выбравшись из джунглей. У нее нет времени - для морали. Ей нельзя
отставать от огромных ног. Одна секунда невнимания или слабости, и она
будет растерзана бродячими хищниками! Она шагает, шагает, но она видит и
запоминает. Она еще сведет счеты с собой и с миром... Потом...
нее объяснений. И она готовилась к этому. Она бы ему не сказала (таких
вещей не говорят), что когда в толпе людей бессильных, которые только
наполовину, только на одну тысячную люди, которые ничего собой не предс-
тавляют, ничего не делают, ничего не умеют хотеть и не умеют действо-
вать, женщине посчастливится встретить силу цельную, рожденную древом
познания добра и зла, она всегда слышит Призыв, тот самый, с которого
началось великое усилие, с которого началась история человечества. Даже
самая целомудренная женщина, та, которая отдает не тело свое, а душу, -
и она предлагает себя мужчине, который оплодотворяет, который хочет и
который действует. И она надеется ввести его энергию в определенное рус-
ло, надеется направить ее... А кроме того - это уже скромнее - бывает
такое чувство - чувство хорошей работницы: любое порученное ей дело
должно быть сделано хорошо, она увлекается им. Иметь под руками такого
Тимона, его энергию и его возможности и из какой-то немощной щепе-
тильности отказаться от него, - нет, тогда она не была бы Аннетой! Хоро-
шая работница работу не упустит... Всего этого она Марку не сказала. Она
прекрасно знала, что такие объяснения ничего не объяснят ее сыну, ее су-
ровому и нетерпимому мальчику. Но она могла бы ему сказать, какая будет
польза для общества, если такой человек, как Тимон, захочет бороться,
если такую силу хорошо направить: она могла бы ему оказать, что ее служ-
ба у Тимона, быть может, не бесполезна для трудящихся масс, для незави-
симых умов... Она предвидела довольно жаркий спор с Марком, но она не
ожидала такого взрыва. Марк сам его не предвидел. Его осаждали стихийные
силы, они бродили вокруг него и в самой глубине его души. И сейчас они
уже не позволяли ему пересмотреть свой приговор.
всякого упрека; она беспокоилась о его здоровье и просила прийти. Она
хотела поговорить начистоту. И если бы ее объяснения его не удовлетвори-
ли, она ради него пожертвовала бы своим положением у Тимона. Но виновной
она себя не признавала, чего, вероятно, он потребовал бы при его резкос-
ти, - ей не в чем было раскаиваться. А его не интересовали ни ее раская-
ние, ни справедливость, ни какие бы то ни было соображения... Никаких
уловок! Он решительно требовал, чтобы она немедленно, без дальних раз-
мышлений, порвала с человеком, которого он ненавидел, - тогда он, Марк
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Браун Дэн
Прозоров Александр
Трубников Александр