Серебра не жалей! Да и бежать... Куды бежать-то, в Галату? К фрягам... Они
до меня добры... Но преже узнать, уведай, Гервасюшко!
начали и те, и другие, почему, в конце концов, Пимен, на счастье свое не
пожалевший мошны, и добыл нужные сведения. Имя, переданное ему, заставило
Пимена задуматься и наконец впервые поверить Федору.
должен занять русский духовный престол, он вздрогнул. Та маленькая, но
жившая в его душе доселе неуверенность: не обман ли все это - тотчас
растаяла в нем. О названном епископе как о стороннике унии с Римом Федор
был наслышан достаточно. Синклит должен был состояться вот-вот, в
считанные дни, и надобно было бежать не стряпая. Но опять уперся Пимен,
желавший бежать в Галату. С великим трудом и то только с помощью Гервасия
удалось уговорить Пимена попросту пересечь Босфор: на турецкий берег
власть греческого Василевса не распространялась и тамошние монастыри не
подчинялись впрямую патриархии. Синклит должен был собраться послезавтра,
и потому Федор отчаянно спешил. Студитский монастырь покидали мелкими
кучками, по два-три человека, тяжести загодя отправили на рыбацкой барке.
Последние, уходившие из монастыря, направились в Софию на службу, но у
самой Софии свернули к вымолам. Тут к ним подбежал Пеша Петух, которого
уже было бросились искать, - прощался, украдом, со своею милой. Теперь все
были в сборе и ждали только Пименовых попутчиков. Пимен своими долгими
сборами опять едва не испортил все дело. Уже у вымолов их остановили,
прошая: кто и куда? К счастью, русичей было много, и стража, получивши две
серебряные гривны, ворча отступила. Уже с рыбацкой барки в нанятую Федором
посудину перегрузили добро и товар, уже завели по шатающимся сходням под
руки Пимена, уже погрузились, убрали сходни, как сверху, с горы,
послышались крики: <Постой! Погоди!> Кто-то бежал, размахивая руками, за
ним поспешала стража.
берегу, между ладьей и вымолом блестела порядочная полоса воды, и Федор,
стоя на кормовой палубе и взявши руки в боки, в голос ругал и патриарха, и
василевса, и весь синклит, и всех греков поряду. Ладья уходила все далее,
и столпившиеся на берегу греческие воины не могли содеять уже ничего.
приземистой церковкой. Он весь прятался за горой, в тени нескольких олив,
составлявших монастырский сад, и был обнесен полуразвалившейся каменной
оградой. С турецким чиновником, приехавшим с десятком конных воинов,
столковались быстро, поскольку Федор вел переговоры с турками заранее. Но
только начали втаскивать вещи и располагаться на ночлег, прибыло
посольство с того берега, от патриарха, с настоятельным требованием
воротиться в город и прибыть на синклит. Федор, уверенный в себе и в своих
людях, отвечал бранью. Посольство уехало несолоно хлебавши.
Федора в сан ростовского архиепископа. Посвящение происходило в маленькой
монастырской церкви, которую местные монахи и приезжие русичи заполнили
целиком. После был обед, во дворе, за самодельными столами, на скамьях и
разложенных досках. Свои русичи, из дружины Федора, поздравляли его с
некоторою опаской. Оставшись с глазу на глаз с Добрынею, Федор сказал
тому:
навяжут унию с Римом. Понимай сам!
усомнился в тебе... Повещу ребятам, колготы б не стало!
подобрели глаза его дружинников. Кто-то спросил:
своих, монастырских, и навещать вас буду всегда!
старик Дакиан. Уединясь с Федором, поднял на него старческие, с паутиной
вен, подслеповатые глаза.
не мог ранее повестить! Вы, русичи, возможете не поддаться латинской
прелести, у вас и святые есть свои: твой дядя, Сергий, да и иные прочие!
Токмо храните свет истинного православия, и Господь защитит вас!
выбираться отсюда на Русь. Выбираться и начинать все сызнова. Сизифов
труд! Но ни отчаянья, ни упадка сил у Федора не было. Он знал, что
добьется своего, снимет Пимена и поставит на его место Киприана, раз уж
дядя не восхотел сам занять владычный престол. Но погубить Русь, согласив
на унию с Римом, он не позволит! Не позволит того и князь Дмитрий, не
позволят ни бояре, ни кмети, ни мужики. И нынче не позволил того он,
игумен симоновский, а ныне архиепископ града Ростова, Федор!
командованием Скиргайлы и Витовта уже разбила и смолян и Андрея, захватила
Полоцк и стояла под Лукомолей, которая тоже скоро сдалась.
Ягайлой-Владиславом против прежних претендентов на руку Ядвиги: Вильгельма
Австрийского и Сигизмунда. В Рим, отстаивать интересы короля Владислава,
был послан Николай Тромба. Схваченный в Вене Вильгельмом, он четыре года
просидел в тюрьме, однако и это не остановило польских успехов. В Риме по
рукам ходило сочинение против Ордена, а поскольку Леопольд, отец
Вильгельма, сносился с антипапой Климентом, сидевшим в Авиньоне, Урбан VI
не мог ему сочувствовать. К тому же 9 июля 1386 года Леопольд с цветом
австрийского рыцарства гибнет в битве со швейцарцами при Земпахе. На
Вильгельма, у коего имелись еще три младших брата, обрушилась угроза
раздела Австрии, и он, произнеся еще один исторический афоризм: <Князьям
австрийским неприлично ухаживать за изменницею!> - отказался наконец от
споров за польский престол и не поехал в Рим спорить о том перед папой. В
конце концов Урбан VI обратился с милостивым письмом к польским панам,
благословив тем самым брак Ядвиги с Ягайлой. Когда это письмо пришло в
Краков, Литва уже была крещена, и детский брак Ядвиги с Вильгельмом был
поэтому окончательно забыт.
Земпахе, и тотчас начал свои хлопоты о сохранении церкви православной в
землях великого княжества литовского.
обрадовались ему несказанно. Они со слезами на глазах радостно причащались
у своего, русского митрополита. Здесь, в чужой католической земле, никому
и вспоминать не хотелось о спорах за владимирский стол меж Киприаном и
Пименом, до того это казалось не важно перед тем, что и Киприан, и они все
- православные!
Феофаныча успокоил, сказавши, что брак с дочерью Витовта не кажется ему
опасным: <Зане князь Александр, хотя и приявший католическое крещение, но,
состязаясь с королем Владиславом, не возможет обойтись без помощи
православных русичей и уже потому не станет заботить себя насаждением
католической веры на Руси>. Успокоил. Данило со вздохом принял Киприановы
доводы, размышляя о том, как, однако, отнесется к этому браку Дмитрий? Не
зазрил бы! После Ольгерда, вишь, о литвинах и слышать не хочет ничего!
Потому и Киприана прогнал... А все, ежели Витовт с Ягайлой опять
рассорится, нам, Руси, в том помочь сугубая! Старик смотрел вперед,
прикидывая на десятилетия, и чуял, что, объединенная с Польшей, Литва
доставит еще немало докуки русскому государству. Тем паче и в Орде ноне
все наперекос пошло, с Тохтамышем с ентим! Охо-хонюшки! Нелегкое тебе,
Васильюшко, княжение предстоит!
Слухи о болезни великого князя дошли и до него, и угасшие было надежды
Киприановы оживились вновь. Светел и радостен, помчался он из Кракова в
Литву укреплять тамошних православных, а такожде князей, не приявших
католического крещения. Но и с перекрещенным Витовтом, и с безумным
Скиргайлой, в пьяных припадках бросавшимся с мечом на соратников своих,
надобно было встретиться и осторожно, не забывая о скрытой вражде того и
другого, убедить их в надобности сохранения православных епископий в
Галиче, на Волыни и в Подолии, а такожде и в самой Литве. Он еще верил,
что все может перемениться, особенно ежели Витовт в споре с Ягайлою вновь
перейдет под сень православного креста. Неистребимый дух византизма толкал
его на новые и новые интриги среди сильных мира сего, ибо, в противность
Федору Симоновскому, Киприан считал все-таки, что жизнь движется усилиями
избранных: людей власти и духовных вождей, от воли коих зависят прежде
всего судьбы народов. Вечный спор, не угасающий столетия, в котором и
правы и неправы обе стороны, ибо народ без пастырей своих всего лишь
безмысленное стадо, но и пастыри, оставшиеся без народа, становятся скоро
ничем.
кроатский, захватил обеих венгерских королев, отправившихся на родину
Елизаветы, в Боснию, без всякой охраны. Близ кроатского местечка Диаковара
посланные баном люди напали на карету королевы. Форгач увяз в конской
сбруе и был обезглавлен. Николай Гара мужественно дрался, стоя на ступенях
кареты. Его сдернули за ноги и тоже обезглавили. Елизавета молила хотя бы
пощадить Марию. Обеих королев грубо схватили и ввергли в тюрьму в замке
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Майер Стефани
Свержин Владимир
Вронский Константин