взбунтовалось против необходимости оборвать цветение собственной жизни в
момент, когда она лишь достигла своей вершины.
шаг к пропасти, и тебя нет... И в тот момент инстинкт самосохранения
оказался сильнее высших соображений преданности планете и государству.
Подвиг совершается в момент самозабвенного движения, но не в момент
рассуждения, что выбрать - послушание или жизнь.
прикосновение холодного камня и понимая, к собственному удивлению, что она
счастлива - счастлива выбором, который заставляет ее теперь испытывать
холод и голод, укусы комаров и боль в сбитых ступнях - это же и есть
продолжение жизни! Это победа ее выбора над слепой волей холодных сердцем
чиновников.
свободна и никому свою свободу не уступит. Пускай ей осталось прожить год,
месяц, неделю - но прожить на свободе!
капитана Ут-дирека и, преисполненная нежности, прикоснулась горячими
губами к его шее. Капитан удовлетворенно хмыкнул во сне - ему снилось
что-то приятное.
более низкую ступень отчаяния. Белая вата ползла по площадке перед
пещерой, от сырости было зябко, а к реке спуститься трудно, потому что
туман в глубине ущелья был гуще.
спутниками их утренние сны. Она намеревалась, как только станет совсем
светло и поднимется солнце, отправиться на поиски фруктов. Но густой туман
заставил ее замереть на краю площадки.
стояли и смотрели на текущее перед ними молоко, им не надо было
обмениваться словами, чтобы понимать друг друга.
браки между собой. И, несмотря на некоторое неудобство постоянного знания
того, что творится в голове твоего партнера и прозрачности для него твоей
собственной головы, такие браки обычно прочнее, чем браки между
переводчиками и обычными людьми. И неудивительно, что По-из, еще перед
отлетом познакомившись с новой молодой и способной переводчицей и при том
привлекательной девушкой, сразу подумал, что она может подойти ему в
качестве подруги жизни.
других людей. Они же умрут с голода, а я вынуждена буду умереть с ними
вместе.
воздействия чужих волн?
что все равно чувствую...
младшей коллеги, и та отпрянула в удивлении.
никогда не было мужчины...
мужчины.
гарантирую.
Но облекал их, опытный соблазнитель, в туман, подобный тому, что струился
у их ног. И Люба понимала опасность, но в опасности была запретная
сладость... Она даже забыла о голоде.
выше, по его ногам... Нет, это немыслимо!
потому что сначала По-из, а через две секунды и она сама почувствовала и
услышала, как к пещере идет некто совсем чужой. Но разумный.
успел, потому что как раз в этот момент из тумана вышел старший
унтер-офицер Сато.
В школе я принадлежал к обществу Вишневого бутона и воспитывался в духе
преклонения перед волей императора. Я поднимал дух бусидо и зачитывался
приключениями ронинов. Я намеревался после школы поступить в военное
училище, потому что шла великая война и войска империи проливали кровь для
создания Великой Азиатской сферы сопроцветания. Однако плохое зрение и
залеченный в детстве туберкулез не позволили мне стать летчиком и,
поднявшись с палубы авианосца, взять курс на американские линкоры в
П"рл-Харборе. Я смирился с жизненным поражением и продолжал тренировать
свое тело и дух. Я был убежден, занимаясь военной подготовкой на пыльном
поле за школой в нашей деревне, что моя жизнь будет нужна императору.
я, помимо обучения и активного участия в деятельности общества Вишневого
бутона, регулярно дежурил в отряде противовоздушной обороны. У меня была
невеста, однако имени ее я не помню.
роты был первый лейтенант Камико, а командиром взвода лейтенант Имада. В
течение первого года моей службы я участвовал в трех операциях по борьбе с
партизанами. Я был в роте на хорошем счету, потому что, несмотря на
относительно слабое здоровье, я всегда выполнял приказы командования, не
щадя себя, и проявлял верность императору и любовь к командирам.
араканской операции и отразили английское наступление.
солдата. Летом 1944 года я был произведен в младшие унтер-офицеры. В то
время ходили слухи, что нас направят на острова в Тихом океане, где шли
тяжелые бои и где решалась судьба Великой сферы сопроцветания. Однако нас
перебросили в Лигон. В Лигоне было тихо. В то время он еще был тылом. Я
был направлен на железную дорогу, которую строили английские и голландские
пленные. Там был очень тяжелый климат, и многие болели дизентерией. Мне
пришлось участвовать в одной акции против деревни, в которой находили себе
кров и защиту некоторые враги нашей империи. Я делал это с
удовлетворением, потому что около той деревни в засаде погиб мой друг,
имени которого я не помню. Мы сурово отомстили за него. Мы стояли у двух
выходов из деревни, и, когда другие поджигали дома, мы стреляли в тех, кто
пытался убежать. Если бы меня спросили, чувствую ли я раскаяние, я бы
ответил, что высшая справедливость требует идти на ограничения излишней
совестливости. Совестливые опасны в бою. Я убежден, что беда японской
императорской армии заключалась в излишней мягкости в борьбе с
противником. Будь наши противники больше напуганы, они бы скорее сдались и
в конечном счете пролилось бы меньше крови, как японской, так и крови
наших противников.
думать, подобно детям, взращенным волками? Я убежден в том, что я не
озверел. Но у меня была возможность долго и много думать. Я понял, что в
этом мире лишь разумная жестокость может принести мир и спокойствие. Любое
послабление ведет к появлению различных мнений, а наличие различных мнений
приводит к беспорядку и, следовательно, к междоусобной грызне и гибели как
людей, так и самой идеи. Я убежден, что, если бы мою точку зрения
разделили тысячи и тысячи солдат и офицеров императорской армии, то наша
закалка, умение переносить трудности, немыслимые для обычных людей,
позволили бы нам создать новую армию, перед которой, как жалкий тростник,
склонились бы наши враги. На этом я заканчиваю свои рассуждения и перехожу
к описанию событий моей жизни.
отведен на отдых и переформирование в горные восточные области страны. Мы
получили две недели отдыха, в которых очень нуждались.
город. Английские войска имели преимущество в технике и боевой силе, в то
время как американский флот перехватил инициативу на коммуникациях в
океане. Однако мы с уверенностью смотрели в будущее, потому что понимали,
что боевой дух нашей армии и секретное оружие, над которым трудились
японские ученые, помогут нам преодолеть временные трудности. Должен
сказать, что в нашей части не все, к сожалению, разделяли мою точку
зрения, однако наши командиры отличались мужеством и не переставали
вливать в нас уверенность в окончательной победе. В те дни у меня
Мережковский Дмитрий
Свержин Владимир
Пехов Алексей
Эриксон Стивен
Прозоров Александр
Роллинс Джеймс