Чтение 20–й страницы книги ~По следам ветра~

бросился на выручку. Вдвоем с Наташей они тебя и вытащили.

Я посмотрел на Михаила и, постаравшись улыбнуться неповинующимися губами,
сказал:

- Значит, мы теперь с тобой квиты? Спасибо.

- Не стоит, - небрежно ответил он. - Долг платежом красен. Хорошо, что
мундштука не выронил. А то бы я так и остался твоим должником.

- Что же все-таки со мной было? - спросил я.

- Пожалуйста, помолчи, а то тебе опять станет плохо, - строго остановила
меня Светлана. Она, видно, всерьез решила играть роль сестры милосердия.

- Судя по ране, ты наткнулся на морского кота-хвостокола, - ответил
Кратов.

Я вспомнил, с каким отвращением выбрасывали матросы за борт "Алмаза" этих
странных, уродливых рыб, попадавшихся в трал. Значит, вот такая плоская
гадина и притаилась в песке? А я принял ее за драгоценную мраморную плиту!

- Куда же мы плывем? - спросил я.

- В Планерское, в больницу, - торопливо ответила Светлана. - Успокойся,
уже прибыли.

В самом деле, мотор заглох, и Валя пробежал на нос с длинным багром в
руках. Под килем громко заскрипела галька.

Ребята подхватили мой матрац на руки и, толкая друг друга, потащили к
сходням. Когда меня приподняли, переваливая через борт, я, наконец, смог
увидеть свою руку. Она вся посинела и сильно распухла. А из вздувшейся, как
лепешка, ладони торчал глубоко вонзившийся твердый шип.

Не буду рассказывать, как его вырезали из ладони в больнице. Операция
была весьма мучительной и долгой. Шип хирург подарил мне на память, хотя и
так я вряд ли забуду об этом приключении. Это была небольшая, но очень
острая костяная игла, к тому же зазубренная, словно наконечник гарпуна.
Вытащить ее самому из раны совершенно невозможно.

У морского кота, как мне рассказали потом научные сотрудники биостанции,
бывает даже не одна, а две или три такие иглы. Они спрятаны у него в
основании хвоста. Хвостокол вонзает их в жертву со страшной силой. Но и
этого мало: каждый шип покрыт ядовитой слизью, которая долго не дает ране
заживать.

Ученые рассказали, будто иногда в аквариумах разозленные морские коты
даже кончают жизнь самоубийством, нанося самим себе этими отравленными
шипами смертельные удары в спину,

А напороться на хвостокола легко. Брюхо у него темное, а спина
желтовато-серая, вот почему пестрые полосы мелькнули у меня в глазах. Когда
он зароется в песок, подстерегая добычу, заметить его очень трудно.

Придется полежать недели две, решили врачи. Это меня совсем доконало.
Выбыть из строя в такое напряженное время! Но опухоль опадала очень
медленно, рука еле двигалась, точно парализованная, и мне волей-неволей
пришлось смириться.

Лежать одному в пустой больничной палате, когда за окном сияет солнце и
шумит море, невыносимо тоскливо и скучно. Хорошо хоть друзья не забывали
меня. Они наведывались почти каждый вечер, приносили книги и рассказывали о
ходе подводных поисков. А я им показывал шип хвостокола.

- Во всяком случае, у тебя есть одно утешение, - с интересом рассматривая
его, сказал Василий Павлович. - Ты ранен историческим, даже, я бы сказал,
легендарным оружием. Как рассказывает Гомер, хитроумный Улисс - Одиссей тоже
был поражен дротиком с наконечником из такого же шипа.

Наташа иглу даже в руки взять побоялась.

- Ты знаешь, нас из-за этих хвостоколов теперь заставляют нырять
непременно с железной палкой в руках. Мы ими песок сначала разгребаем - нет
ли там хвостоколов. А потом уже можно руками...

Один бесконечный день тянулся за другим, а новости, которые приносили
друзья, оставались неутешительными. Уже обследовали всю бухту Барахты и
перебрались в следующую, Голубую, а толку никакого. Нигде ни малейших следов
поселений. Видимо, в те далекие времена места эти были совсем дики и
необитаемы.

Прошла неделя, и мне стало совсем невмоготу валяться в одиночестве. Как
назло, в тот вечер и навестить меня никто не пришел. Вчера ребята, тщетно
обшарив все дно Голубой бухты, перебрались в Пограничную - ту самую, что
расположена напротив Золотых ворот Карадага. Неужели и там ничего
утешительного?

Так я лежал, не зажигая света, в темной палате и грустил, прислушиваясь к
задорным звукам фокстрота, доносившимся с танцевальной площадки.

И вдруг в окне, на фоне звездного неба, появилась лохматая голова.

- Коля, ты спишь? - неуверенно спросил знакомый голос. Я узнал Павлика.

- Нет, - обрадовался я.

Он неуклюже влез в окно и зажег свет.

- Ты один?

- Один, - ответил он с каким-то таинственным, заговорщицким видом. - :
Ребята не решились идти, думали, ты уже. спишь. А я не удержался, решил тебя
сегодня же порадовать.

- Чем? - я сел на кровати.

Он протянул мне руку и медленно разжал кулак. На ладони у него лежал
точно такой же острый, зазубренный шип, каким меня наградил хвостокол.

- Что, опять кого-нибудь ранило? - испугался я. - Чему ты радуешься?

Он расхохотался и сунул ладонь прямо мне под нос.

- Да ты возьми его в руки и рассмотри как следует!

Ничего не понимая, я повертел зазубренную косточку в руке. Самая
обыкновенная, как и моя.

- Да ты ослеп, что ли? - закричал Павлик. - Она же просверлена!

Только теперь я заметил у основания шипа маленькую сквозную дырочку.

- Ну и что же?

- Да ведь она не могла сама по себе образоваться! - Павлик уже начинал
приходить в ярость от коей непонятливости. - Ее кто-то просверлил! Этот шип
был наконечником дротика или стрелы. Мы обнаружили на дне остатки каменной
стены, и там он валялся. Раз там бросали оружие, значит, там кипел бой.
Понимаешь? Значит, мы нашли эту крепость!

Теперь-то я все понимал. Забыв о больной руке, я вскочил и бросился
искать свою одежду. Черт, ее же отобрали!

- Еще что нашли?

- Больше ничего пока. Понимаешь, шип обнаружили при последнем погружении,
уже под вечер. Поэтому и ребята не пришли, устали, спорят там у костра...

- Ты настоящий товарищ! - сказал я, крепко пожимая ему руку. - Теперь
достань мне где-нибудь рубашку и брюки.

- Какие брюки?

- Я пойду с тобой. Не могу же я идти в этом халате.

- Что ты! - перепугался он. - Ты же еще болен, Кратов прогонит тебя.

- А ты думаешь, что я смогу здесь валяться, пока вы раскапываете
крепость? Я сдохну с тоски!

Павлик задумался, а потом рассудительно сказал:

. - Все равно ты не имеешь права нарушать дисциплину.

Тогда я взмолился:

- Хорошо, я останусь здесь еще на одну ночь. Но только до утра!
Поклянись, что уговоришь старика завтра утром непременно прислать
кого-нибудь за мной. Рука уже почти зажила, видишь, как свободно ворочается?
.Расскажи об этом Кратову. Пусть мне нельзя еще нырять. Я буду лежать на
палубе и быстрее поправлюсь на свежем воздухе, чем в этой больнице. Слышишь?
Не все ли врачам равно, где я буду лежать?

- Ладно, .ладно, - замахал он на меня рукой. - Чего ты горячишься?
Конечно, Василий Павлович поймет. Мы его уговорим. Ну, я пошел.

Он полез обратно в окно, а я крикнул ему вслед:

- Если утром не возьмете меня, сам приду! Так и передай.

Спая я плохо, а утром не мог найти себе .места. Неужели они оставят меля
здесь, когда начинается самое интересное? Нет, не могут. Ведь это я первый
нашел цисту. А мой дядя расшифровал стихи и направил нас сюда, в Карадаг.
Если Кратов не учтет этого, нет больше справедливости на свете!

С такими мыслями я метался по комнате, как вдруг услышал за окном
знакомые веселые голоса. Они пришли за мной! Экспедиция в полном составе!

- Да, но где же Василий Павлович? - упавшим голосом спросил я.

Неужели он сам не пришел, а только прислал их уговаривать и утешать
меня?!

- Успокойся!

- Не трусь! - загалдели друзья.

- Шеф отправился к главному врачу. Если тот разрешит, твое дело в шляпе.

Я кинулся к двери. Но она уже отворилась, и в комнату вошли Кратов с
врачом. Врач осматривал меня очень уж медленно, но потом сказал:

- Ладно, можешь отправляться. Но только минимум неделю еще полный покой.

- Конечно, конечно, доктор. Я буду все время лежать...

- За этим я сам прослежу, - добавил Кратов. Оделся я быстро, стараясь как
можно свободнее действовать раненой рукой, хотя, признаться, она и
побаливала еще немного. Поблагодарил доктора и через минуту уже был
свободен, снова среди товарищей.

Мы поспешили на берег, где, уткнувшись носом в гальку, стоял наш чудесный
кораблик. Вся команда радостно приветствовала мое появление. Женя сразу
запустил мотор, и мы отчалили, взяв курс прямо на Золотые ворота Карадага.

- А вот твое место, - сказал профессор, указывая на матрац, разложенный
на палубе перед мостиком под небольшим навесом из парусины. - Немедленно
ложись - и ни шагу отсюда!

- Есть... - упавшим голосом ответил я. Внутри у меня все кипело от
негодования, но не спорить же.

Так я и валялся все время на этом унылом ложе. Мы стояли на якоре посреди
Пограничной бухты, неподалеку от Золотых ворот.

Ребята надевали акваланги, ныряли, потом возвращались с находками, а я
все лежал, словно инвалид, Правда, мне все было видно и слышно, но от этого
становилось еще обиднее. Теперь я в полной мере оценил пословицу: "Видит