несмотря ни на что, ответственность за содеянное она намеревается
разделить поровну.
респиратор, прекратил подачу охлажденной воды в аппарат для гипотермии,
сам набрал в шприц ребионит - двадцать кубиков - трехдневная доза, и
медлен-но, недрогнувшей рукой ввел его в вену.
кнопку, громкий писк, граничащий с ультразвуком, прекратился, по бумажной
ленте поползли ровные линии. Наступила клиническая смерть...
8
описывать ни шум в зале во время планерки, ни реплики с мест, ни
сдержанные угрозы профессора, ни молчаливые слезы жены Грачева. Ему было
ясно дано понять, что в случае проигрыша надеяться на милость не придется.
А если он выиграет, если больные выйдут из анабиоза и не просто выйдут, а
выживут, выздоровеют и будут такими же нормальными людьми, как до этого,
то и награды и лавры тоже не украсят его. Пусть победителей не судят, но и
не всех осыпают розами, лишь молча прощают риск и говорят, с ухмылкой
покачивая головой: "Ну и повезло тебе, парень. Из такой заварухи
выкарабкался..."
покачивал ногой и нагло подмигивал профессорам.
шефа свободна. Тебе уж не буду вводить оживитель. Пуганая ворона, сам
знаешь, чего боится.
бы час просто необходимо. Он попросил Веселова дать ему знать при малейшем
изменении ситуации и пошел в лабораторию.
очутился в темноте.
ощупывала шероховатую поверхность, струйка воды скользнула вниз по
запястью. Тогда Оленев чиркнул спичкой и увидел, что это не лаборатория.
короткий лучик высветил потухший камин, огромный стол, заваленный
ретортами и книгами, тигли, чучело крокодила, прибитое к стене, высушенную
ящерицу с пришитыми крыльями летучей мыши... Спичка погасла. Воздух
явственно отдавал запахом серы.
издали. - Обойдешься.
из толстых книг. Синеватое пламя нехотя перелистывало желтые страницы,
зачитывая их до черных дыр.
ненастоящей, несмотря на все атрибуты, словно бы построенной искусным
декоратором из картона и фанеры для съемок фильма. Ванюшка сидел на столе
в Ехидной форме, сплетя ложноножки в гордиев узел. Длинные квазииглы были
картинно прикрыты мантией, расписанной алхимическими символами.
Многочисленные ложноручки быстро и бесшумно переставляли колбы, ступки из
агата и книги в тяжелых дубовых переплетах, обтянутых тисненой кожей.
Некоторые из них он отбрасывал в сторону, из других вырывал картинки, а
остальные не глядя ловко бросал в камин.
процитировал Оленев Гете и уселся на колченогий табурет.
грохнулся на пол, искусно сработанный под камень из кусков линолеума.
своего занятия.
и чертям не до собак. Им самим в аду тошно.
уж лучше ассигнациями. Все-таки дешевле.
не годится. Понаписали на свою голову. Разве сумеешь все это прочитать и
запомнить?
больше читаешь, тем больше глупеешь". А еще один сказал: "Многие знания
умножают печаль".
заключена в этом?
Образовался я так: когда Большое Космические Яйцо шарахнуло во все
стороны... Впрочем, тебе это знать ни к чему. Нас было двое. Я потерял
брата-близнеца и знаю одно - он должен быть где-то здесь. Одиночество
вконец доконало меня.
напудренный парик.
что мой братик здесь, рядышком, он вот-вот родится, обретет форму. И как
же я буду нянчится с ним, пестовать, пылинки космические сдувать, как же я
буду...
нарушать Договор.
показать свои знания. Но ведь у меня не было другого выхода. От этого
зависит жизнь людей.
наполовину. Он не исцеляет от всех болезней.
открытое не мной. Не путай художника с реставратором, Юрик. А во-вторых,
именно ты применил его на практике. Как ты думаешь, кто больший
преступник: ученый, открывший атомный распад, или генерал, нажавший на
кнопку? Изобретатель самолета или летчик, сбросивший бомбу? Как отличить
преступление от благодеяния? Ты ведь мудренький, ответь.
прицелившись, запустил в Ванюшку. Колба проскочила сквозь квазитело
Ванюшки и, проломив картонную стенку, исчезла в нетях.
Обычный человеческий аргумент. Когда не хватает терпения и рассудка, то
начинают запускать друг в друга разные предметы.
и державу.
мне. Нормальная человеческая логика.
математике, - заприбеднялся Ванюшка, обретая форму Двоечника, - но уже
вижу, как и где должны сойтись параллельные прямые. Не пройдет и года, как
я обниму моего долгожданного братика. Теперь-то уж точно - узел завязан, и
все вы, особенно ты, покорпите над ним вволюшку.
Дымообразно уполз в трубу камина.
в нем, не грел, и книги были не книгами, а раскрашенными картонками из-под
женских сапог, и даже пепел ненастоящим. Юра не стал повторять чужие
ошибки и, жалея нос, просто разорвал руками яркую картинку, сделал шаг в
темноту и оказался в своей квартире.
члены семьи за длинным столом, приглашались гости, ели, пили и пели песни,
слушали музыку, танцевали, болтали и смотрели телевизор. Обычная комната
обыкновенной семьи.
гранитных и мраморных плит, блестящие разноцветные кристаллы, рассыпанные
как попало, друзы горного хрусталя, сияющие, как награды чемпионам,
отшлифованные цветные камешки - все это переливалось, сверкало, слепило
глаза. Этикеток не было, но Юра и без того помнил наизусть хитроумные
названия. Он зачарованно, как скупой рыцарь, перебирал все это и легко
воскрешал в памяти имена камней.
сорокалетняя дочь высыпает прямо на пол очередную кучу камней и
кристаллов.