в зеркале появилась огромная, как подсолнух, темная и блестящая лысина.
их, жонглируя длинными щипцами, стремительно летающими между
стерилизаторами и руками хирурга. Они укладывали стопкой большие квадраты
стерильного полотна, от торса к лицу. Стефан скреплял их зажимами.
хирург и сам через салфетку острыми зажимами защепил бледную кожу
лежавшего.
научился сдерживать дрожь, когда салфетки вокруг операционного поля
пришпиливали к коже, хотя знал, что больной под наркозом. Инженер, однако,
был всего лишь без сознания, и вдруг по накрытому простыней телу пробежала
дрожь; Рабевский так громко скрипнул зубами, что показалось, будто провели
ножом по стеклу. Стефан вопросительно посмотрел на Каутерса. Тот был в
нерешительности, потом махнул рукой: ну, колите, если это доставит вам
удовольствие.
салфеток, Тшинецкий в нескольких местах ввел новокаин и слегка
помассировал вздувшиеся под кожей бугорки. Когда он отбросил коричневый от
йода тампон, хирург, не оборачиваясь, протянул руку назад: сестра вложила
в нее первый скальпель. Лезвие тонкой стали слегка коснулось лба и, мягко
вдавливаясь в кожу, выкроило овальный лоскут. Анатомическим пинцетом
Каутерс очистил рану, добравшись до самой кости, та глухо заскрежетала.
Затем бросил инструменты на грудь больного и протянул руку за трепаном.
Машинка - яйцеобразный моторчик, соединенный стальным шлангом со сверлом
трепана, - стояла позади него. Сестра замерла, держа в каждой поднятой
вверх руке по нескольку инструментов. Стефан едва успел провести белым
тампоном по набухающей свежей кровью линии разреза, а Каутерс уже пустил в
ход трепан. Бур вгрызся в кость и, удерживаемый хирургом, словно перо,
разбрасывал в стороны мелкие опилки, оставляя вдоль краев раны бороздку
кровавого месива.
распатор. Но костная пластина не поддавалась: видно, где-то еще не была
отделена. Каутерс осторожно надавил на нее тремя пальцами, будто хотел
вжать в череп.
деревянным молотком. Посыпались стружки, кровь брызнула на кожу, салфетки
понемногу всасывали багряные кляксы. Вдруг вся обтянутая кожей пластина
поддалась. Хирург подцепил ее ручкой распатора, надавил - раздался
короткий хруст, будто раскололи орех: пластина поднялась и отвалилась в
сторону.
словно воздушный шарик; вся она была расчерчена сеткой набухших сосудов.
Каутерс протянул руку, в ней появилась длинная игла. Стал в разных местах
прокалывать оболочку - один раз, второй, третий.
крохотные отражения лампы.
стерильным воском кровоточащие отверстия губчатой кости, - наклонил
голову, их закрытые марлей лица соприкоснулись.
правой принялся осторожно ощупывать оболочку, под которой все явственнее
просвечивал - розовым и серым - мозг. Он поднял голову, будто ожидая
какого-то знака свыше, его огромные черные глаза стали стекленеть; Стефан
даже испугался. Пальцы, обтянутые тонкой резиной, дважды вкруговую обошли
открытый участок оболочки.
но вдруг лопнула, словно пузырь, и изнутри выполз мозг. Вылезла наружу
пульсирующая, отечно красная кила, по которой растекались слизистые
струйки крови.
электрический нож. Сестра сняла марлю, прикрывавшую его, и вложила нож в
протянутую назад руку хирурга. Врачи склонились над столом. Крови пока
немного, ни один из больших сосудов задет не был, но картина оставалась
неясной. Каутерс медленно, миллиметр за миллиметром, расширял отверстие в
оболочке. Наконец все стало понятно: выползшая набухшая кила была передней
частью лобной доли. Когда хирург пальцем отодвинул ее, в глубине щели
между полушариями показалось грязно-жирное образование, подступиться к
которому было трудно. Указательный палец скользил по вспухшим, словно
поднявшееся тесто, слоям коры. Но вот с помощью черенка пинцета до части
нароста удалось добраться. На дне черепной ямы, пока еще не заполненной
стекающей в нее кровью, заискрилась перламутровой синевой, словно
внутренняя сторона раковины, опухоль, похожая на цветную капусту, плотная
снизу, рыхлая сверху, обмазанная коричневой кашицей.
Неожиданно Каутерс резко отпрянул назад; Стефан поначалу просто
остолбенел: со дна раны, между раздвинутыми половинами мозга (палец
хирурга все еще оставался в продольной щели), взвилась отвесно вверх
тонюсенькая, будто паутинка тумана, струйка светлой крови - артериальной.
Каутерс часто заморгал: несколько капель попали ему в глаз.
видно ничего не было. Оторвав живот от стола, Каутерс уставился в потолок
и шевелил пальцами в ране. Продолжалось это довольно долго, салфетки еще
некоторое время отсасывали кровь, затем она залила старые сгустки,
образовавшиеся в начале операции, - надо было накладывать новые салфетки,
потому что и руки, и инструменты сделались липкими. Стефан растерянно и
испуганно посмотрел на Каутерса. Маска на лице Тшинецкого перекосилась,
марля лезла в нос, но коснуться ее было нельзя.
поскольку едва лишь поднялась первая струйка сизоватого дымка от горящего
белка и сквозь марлю в нос продралась характерная вонь, кровотечение
прекратилось. Лишь по торчавшим в ране зажимам ползли, словно муравьи,
красные капельки.
часть опухоли, затем, когда она омертвела и стала остывать, принялся
вычерпывать ее, помогая себе пальцем: Но чем дольше это продолжалось, тем
хуже шло дело. Опухоль не только раздвигала лобные доли, она в них вросла.
Движения хирурга становились все быстрее, он забирался в рану все глубже,
вдруг что-то щелкнуло; он вытащил руку, перчатка на ней была порвана.
Разодранная острым краем кости, желтая резина сползла с пальца.
Стяните-ка мне это.
движением длинных щипцов выхватила из стерилизатора обсыпанный тальком
сверточек.
глаз, повеяло злобой, худое продолговатое лицо покрылось капельками
синеватого в этом освещении пота. Жилки на висках надулись; Каутерс в
бешенстве сжал зубы. Он ожесточенно копался в ране, выдирая дряблые
кусочки ткани, омертвевшие волокна, пучки каких-то сосудов, и отбрасывал
все это в сторону. Пол был усеян кровавыми запятыми и восклицательными
знаками.
ошметков тканей, облепивших ее, заляпанной кляксами порыжевшей крови.
Склонился над бледным, как полотно, странно мерцающим лицом Рабевского и
приподнял пинцетом веко. Зрачок больного был сужен. Вдруг глаз дико
задвигался в разные стороны, будто его дергали за ниточку.
изумленно сказал Стефан.
него - Каутерс водил иглой по коре долей. Значит, вот и причина нистагма.
Мозг основательно разрезан. Огромная масса омертвевшей, распадающейся
ткани. Она как бы сплавилась воедино с тканью мозговых извилин. Стефан
посмотрел на края раны, напоминавшей растянутый в крике рот: белая масса
нервных волокон, поблескивающая, как очищенный орех, и собственно серое
вещество, на самом-то деле коричневатое, с едва заметным, узеньким следом
разреза. И все усеяно рубиновыми точками-капельками крови.
резина, извилины и пробурчал:
подталкивая вывалившееся полушарие, пытаясь вогнать его обратно, в
черепную коробку. Опять где-то начало кровоточить. Каутерс прикоснулся к
сосуду темным концом электрического ножа и остановил кровь. Он уже сделал
из пальца от перчатки трубочку для дренирования, но вдруг замер.
хирург, вглядевшись в спеленутую, словно мумия, фигуру больного, понял:
грудь больше не вздымается. Каутерс, позабыв о том, что может занести
Сертаков Виталий
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Лукин Евгений