часто встречающееся, или же скорее исключительный вариант, редкую
особенность? Может быть, мы представляем собой уникум и существа с других
звезд, знакомясь со структурой нашего организма, будут качать головами?
двухголовый теленок? - спросил я. Мне показалось, что Тер-Хаар был немного
расстроен.
Тембхаре.
Великий мастер кибернетики слегка склонил голову перед молодой женщиной,
которая в течение всего спора сидела неподвижно, а на ее спокойном лице
время от времени появлялась сдержанная улыбка.
что означал твой сон, какова была цель твоего опыта?
давно не было так хорошо и спокойно. В раздумье я следил, как сбегают по
карнизу дождевые капли.
разочарование. - А наяву ты могла бы проделать такой опыт? - спросил он.
покрытых вечерним сумраком гор.
высок. - Ну и засиделись же мы!
ждать сотни миллионов лет. Откуда же взять столько терпения?
исторической лаборатории, и Нильс, сын инженера Ирьолы, взялся проводить
меня туда. Помещение, где работали историки, находилось на корме, коридоры
там были пониже и поуже, чем в центральной части корабля.
ученые-историки исследуют старые палимпсесты - пергаментные рукописи. А мы
стояли на пороге погруженной в полумрак комнаты, такой узкой и высокой, что
взгляд терялся в темноте островерхого свода.
низко опущенными лампами сидели ученые. Один из них обернулся: это был
Тер-Хаар. Ослепленный светом, он прикрыл рукой глаза и воскликнул:
закончу.
Кроме Тер-Хаара, в комнате работали еще двое. На лицо одного из них,
Молетича, падал свет, отраженный от разбросанных на столе бумаг. Кое-кому
Молетич казался немного смешным. Мне - никогда. Правда, у него была узкая
голова с подбородком, торчавшим, как локоть; его оттопыренные уши назойливо
напоминали о своем существовании. Однако он всегда улыбался, как бы говоря:
"Ничего, что я смешон, я это знаю, и даже, видите, это меня тоже забавляет".
подсовывал молодым ученым свои взгляды, а те принимали их за собственные и
учились ценить его весьма обширные знания. Однако в эту минуту, вслушиваясь
в его разговор с профессором, я с трудом подавил усмешку: слишком уж пылко
жаловался Молетич на отсутствие архивных данных, касающихся личности
какого-то Гинтера или Гитлера! Такое мелочное копание в остатках седой
старины показалось мне маловажным. Я посмотрел, куда девался Нильс. Он стоял
неподвижно, с поднятой головой в глубине зала. Следуя за его взглядом, я
обнаружил на стене большой четырехугольник, который я вначале ошибочно
принял за окно. Но это не было окном.
него глаз. Зал был освещен немногими висевшими над столами небольшими
лампами с рефлекторами, направленными вниз, и на стены падал лишь отраженный
отблеск. В полумраке я увидел большую картину в почерневшей от старости
золоченой раме. Она пробудила одно из самых ранних воспоминаний моего
детства. Однажды я нашел в какой-то бабушкиной книге картинку. Ее загадочное
содержание так удивило и вместе с тем привлекло меня, что я не мог от нее
оторваться. Бабушка отобрала у меня книжку, говоря, что детям не следует
смотреть на зверства варварской эпохи, и вот двадцать лет спустя, на палубе
"Геи", я стоял перед той же самой картиной.
он видел там?
кровью земле - две группы людей, которых разделял свет фонаря. Одни стояли
серыми рядами и, втянув головы в плечи, держали перед собой короткие палки
или трубки. Против них сбились в кучку несколько темных фигур, впереди
которых стоял на коленях широко раскинувший руки человек. В его раскинутых
руках, во вдохновенном и страшном лице жизнь и смерть смешались так же, как
кровь с землей у его ног. Потом, спустя годы, этот человек являлся ко мне по
ночам в снах, от которых замирало сердце.
я, глядя в детстве на эту картину, и дрожал, как и я.
в сером с теми, другими?
из них.
добавил Молетич.
не слышал, сказал: - А ну-ка, скажи сам! Смелей! Что ты видишь?
думаешь, что чувствуешь?
посмотрел на своих товарищей, на его лице появилось странное выражение:
назад. Запомни его имя: это был один из тех людей, которые никогда не
умирают.
коридоров. Утомленный обилием впечатлений этого дня, который показался мне
бесконечным, я наконец попал в широкую галерею, примыкавшую к саду, и уселся
на маленькой скамейке. Она стояла у стеклянной стены. За стеной бесшумно
раскачивались ветвя косматых елей, покрытых серебристой хвоей. Вдруг я
услышал знакомый голос. Меня звала Анна Руис. Она улыбалась мне уже издали.
Она уговорила меня посмотреть видеораму. Мы отправились в зрительный зал;
там демонстрировалась предлинная драма в двух сериях - история одной
экспедиции. Действие происходило вначале на Сатурне, затем на Юпитере. Хотя
нам показали много красивых пейзажей, из которых особенно сильное
впечатление произвел один, где изображалась буря в океане аммиака -
настоящая оргия красок от янтарной до коричневой и золотисто-черной, - тем
не менее, уходя из зала, я облегченно вздохнул.
запах аммиака. А когда ракета упала на кольцо Сатурна, я от страха закрыла
глаза. Как надоели все эти приключения! Отныне я буду смотреть только такие
произведения, где рассказывается о Земле.
дошел до серебристого занавеса, который закрывал вход на смотровые палубы,
постоял, подумал, не пойти ли мне отдыхать, но в конце концов решил
взглянуть на звезды. При виде их меня охватывала какая-то дрожь и именно
поэтому хотелось переломить себя, отбросить всякую мысль, будто я боюсь их.
несколько минут окраску - от серебристой до голубой: очевидно,
"телевизионные глаза" перестали вращаться. Я прошел от одного конца палубы
до другого, не встретив никого; впрочем, я не особенно этому удивился: время