о моей дискуссии с Симрегом. - Я думал, он предложит тебе местечко в своей
свите. А то, что ты рассказал, - уж совсем непонятно.
- Забудем об этом.
собирался выйти на третий раунд. - Так, мне нужно идти. Есть кое-какие
идеи. Понадобится день-два, чтобы их проверить.
голове мягко набегали одна на другую, как воздушные шарики, плавающие в
пустом танцзале. Похоже, в этой истории существуют взаимосвязи, которые
необходимо узнать, но пока у меня ничего не получалось.
лагерю. Если Симрег был здесь, то он не высовывался из своего жилища.
Ближе к вечеру я поднялся по тропинке на гребень хребта к западу от лагеря
и сидел там, наблюдая, как солнце садится за каменную гряду. По сравнению
с зеленым Солнцем, оно было тускло-красного цвета. Взошли две вечерние
звезды. Луны не было, но звезды сияли достаточно ярко. Я не мог отделаться
от мысли, что Симрег и его Комитет захотят продолжить прерванный разговор.
Страшно не было, нет, однако если он собирается продолжить разговор, то
рано или поздно найдет для этого время. Я не имел ни малейшего желания,
чтобы кто-то вытаскивал меня из того жалкого состояния, в котором я
пребывал, но и не пытался отсрочить то, что наверняка случится.
драгоценный кусок породы, все еще охранялся. Рабочие были мне незнакомы,
видимо, новые заключенные. Тяжеловеса тоже не было видно. Я выполнил свою
обычную норму, получил жетоны и пообедал в столовой. Мои соседи по бараку
были не более многословны, чем всегда. Как обычно, душ очистил мое тело,
но он не принес ощущения свежести. Я уже собирался ложиться спать, как
вдруг за мной пришли.
непреклонные, решительные лица, как у людей, которым необходимо выполнить
какую-то грязную работу. Они включили верхний свет и остановились в
центральном проходе.
унизительной, и вместе со всеми я встал.
украденное и вора.
фильтры для респиратора, - говорил главный. - Владелец здесь, - он показал
на одного из четверых, - и сможет опознать свои вещи.
стояли молча и ждали. Четверка не спускала с нас глаз. Процедура была
несложной: мы заглядывали под койку, прощупывали одеяло, осматривали стены
и пол. Спрятать что-либо в бараке было невозможно, однако мы со всей
серьезностью вели обыск. Я наклонялся, щупал, оглядывался, шел к следующей
койке, наклонялся...
увидел почти новый молоток и пакет с фильтрами. Под матрасом лежал
пластиковый клапан.
номер двадцать четыре?
добычу в таком месте, где ее не составляло труда найти. И вдруг до меня
дошло, что это койка моя.
силы: пока "владелец" опознавал "свои вещи", мне заломили руки. Никого,
естественно, не удивило, что он уверенно объявил найденное своей пропавшей
собственностью. Суд рассмотрел улики и пришел к заключению, что кто-то
взял вещи и спрятал их, чтобы потом продать, и тот, в чьей койке их
обнаружили, и является виновным в краже. Всякий раз, когда я пытался
что-нибудь сказать, мою руку заламывали сильнее.
председатель суда. Он с важным видом взглянул на меня. - Если вы хотите
что-нибудь сказать - говорите.
пожалуй, мне лучше признаться, что рано утром я прокрался сюда и запрятал
все в укромном месте, потому что даже представить себе не мог, что вы
окажетесь такими ловкими ребятами и найдете укромное место, которое я так
хитро выбрал.
Он приказал мне одеться, потом меня окружили и вывели на темную улицу. Но
вместо того, чтобы ударить меня по голове, они отвели меня в столовую и
потребовали неприкосновенный запас продовольствия на пять дней и галлон
воды. Пища и вода были оплачены оставшимися у меня кредитками; как это ни
смешно, но их как раз хватило на то, чтобы все оплатить.
привезли. Я сидел на полу, стараясь уберечься от тряски и ударов. Мы ехали
около получаса, этого времени было достаточно, чтобы покрыть около
тридцати миль и промерзнуть до костей. Наконец машина резко остановилась и
мотор затих. Задние двери открылись, и мне велели вылезти. Что я и сделал,
спрыгнув в мягкий песок, от которого, несмотря на холодную ночь, еще шло
дневное тепло. Один из тех двоих, которые отдавали приказы, махнул рукой в
темноту и сказал:
я увидел, как от меня удаляются огни машины. Я остался один во всей
огромной пустыне.
всего несколько сот миль. Кто знает? Может быть, я выберусь.
дневные часы температура в долинах достигала ста тридцати градусов по
Фаренгейту. Солнце село примерно часа два назад, значит, мой эпический
переход начинается двенадцатичасовой ночью.
спасению на тридцать шесть миль.
ногами. Мешок был тяжелым. Очень скоро я понял, что те несколько недель,
которые я проработал на шахте, не прибавили мне сил и выносливости,
которые я потерял за три месяца вынужденного безделья и голода.
не стало. Краткий осмотр показал, что энергоблок отсутствует. Все было
сделано по плану: они не убивали меня в буквальном смысле, но и не
помогали выжить. Как ни странно, это открытие не расстроило меня. Я
постараюсь сделать все, что смогу. Замерзну так замерзну. Если сломаю
ногу, поползу на коленях. Раз они хотят, чтобы я погиб, я выживу им назло.
По звездам я сообразил, куда двигаться, и пошел.
мела. Через час заболели ноги, легкие жгло, а мозг бился в черепной
коробке, будто старался найти выход. Но выхода не было. Я оказался на
самом дне ловушки, в которую начал проваливаться с того самого момента,
когда коммодор Грейсон вызвал меня к себе и сделал весьма прозрачный
намек, которого было бы вполне достаточно для того, чтобы любой нормальный
офицер понял, куда дует ветер...
теперь.
призывом о помощи? Предположим, что каким-то способом, непонятным мне до
сих пор, он пытался мне что-то сказать? Что-то, чего я не понял, а не
поняв, пошел в противоположном направлении. Предположим, что Грейсон
неверно истолковал мое непонимание, неверно истолковал мои действия?
Полагая, что я знаю, где Пол, мне намекнули, что "Тиран" собирается менять
стоянку. В таком случае он мог считать мои действия прямым свидетельством
связи с хетениками, и это объясняло ледяной взгляд, который Грейсон бросил
на меня, когда я заявил о мятеже. Впрочем, даже этого обвинения было
достаточно, чтобы любой уважающий себя командир почувствовал себя
оскорбленным.
сделал несколько глотков воды, встал на ноющие от усталости ноги и
двинулся дальше. Я попытался восстановить ход прерванных мыслей, но не
мог, это оказалось слишком трудным, слишком сложным. Да это было и
неважно. Важно продолжать идти. Сначала поставить одну ногу, потом другую,
шаг за шагом, превозмогая боль от лямок, боль в ногах, жжение в горле.
Передвижение пешком не должно быть таким трудным, не должно. В конце
концов, миллионы лет человек передвигается пешком. Для человека ходить
пешком должно быть так же естественно и легко, как для рыбы - плавать. Я
Шилова Юлия
Браун Дэн
Юрьев Сергей
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Андреев Николай