Чтение 20–й страницы книги ~Серебряная тоска~

- С хера ли ты знаешь, что есть честно, а что нет? - ухмыльнулся Митяй.

- А вот знаю! - Петро вскочил с рельсов и бросил недокуренную сигарету
на щеб"нку. - Когда один пашет, а остальные курят - это нечестно. Это я
знаю. - Он схватил лопату.

- Бунт на корабле? - лениво спросил Митяй.

- Игор"шка, счас я тебе помогу! - Петро набросился на уголь справа от
меня.

Вдво"м работа пошла гораздо быстрей.

- Отак мы его, - радостно приговаривал Петро. - Отак... А ты, ваще, чем
занимаешься?

- Стихи пишу.

- Вот я и смотрю - мускулы слабые... То есть, в смысле, стихи?

- В смысле - стихи.

- В смысле - как Есенин?

- В смысле - как Матушинский.

- А кто такой Матушинский?

- Ну, типа Пушкина.

- А, знаю. В школе проходили. Я, там, типа, памятник себе воздвиг...
этот, как его...

- Нерукотворный, - подсказал Митяй, загашивая сигарету о рельсы и
подымаясь. - К нему не зараст"т народная тропа. - После чего проч"л вс"
стихотворенье до конца.

- Ч" зенки вылупил, стихотворец? Ты думаешь, единственный поэт, который
уголь разгребает? А вдруг и я такой?А? Слухай:

- Кто себя отважится понять Тот простую истину оценит Женщина способна
изменять А рука мужчине не изменит. Ну как?

- Рифма и размер есть. А смысел - дубовый.

- Ну ты да"шь, Митяй! - восхитился Петро. - Да ты ж, выходит, поэт!
Прям, Пушкин. Не?

- Рука в говне, - мрачно буркнул Митяй. - Мне, вон, интересно, что
Матушинский - правильно так тебя, да? - скажет.

- Разгружаем уголь, - сказал я.

- Не, ты мне, мальчик, не юли. Ну ч", говнянку я написал?

- Да ничего ты не написал. - Я воткнул лопату в уголь. - Такие стихи
пишут на стенах туалета. Хотя у тебя, может, и поэлегантней.

- Смотри-ка, какой дипломат! По-э-ли-гант-ней! Да я, может, родился в
туалете, живу в туалете и в н"м же и помру. Да что я, не вижу, что ли, -
ты ж ненавидишь таких людей, как я, как Петро, как мои друзья - ч"рных
работяг. Ты ж, сука, выше этого. Только вы ж, блядь, интеллектуалы, сами
или кочегарами работаете, или дворниками, или, вот, уголь... Та хер со
мной, здесь я понимаю, за что ты Петро презираешь?

Петро удивл"нно вскинул брови.

- С чего ты взял, что я вообще кого-то презираю?

- Ну, это же естественно... Или я чего-то не понимаю в жизни. Ты же
ставишь себя выше всех остальных.

- Нет. Это ты ставишь себя выше всех остальных.

- Тем, что представляю из себя такое дерьмо?

- Да ты и в этом находишь кайф.

- А ты не дерьмо?

- Нет, - ответил я. И, подумав, повторил: - Нет.

- Вез"т. Если ты не соврал. А не верю. Никому не верю. Ну что, показать
тебе, как лопатой уголь выгребают? - И накинулся на кучу угля в вагоне, с
остервенением выкидывая его на рампу. Работал он действительно
залихватски. Сил в н"м, невзирая на возраст, было куда больше, чем во мне.
Внезапно он откинул лопату и нарочито тихим голосом сказал:

- Ну, читай.

- Чего читать?

- Блядь, стихи свои.

- А тебе они зачем?

- Читай.

- Господи! Да неужели в этой стране даже разгребатели угля не могут
просто разгребать уголь!

- Не юродствуй ты, Игорь сраный Васильевич. Читай.

-Читаю:

На взбесившейся постели Я не сплю вторую ночь Я на адской карусели
Уношусь отсюда прочь Кто тут змеи или черти Или просто дребедень Или
алкогольной смерти Подползающая тень Здесь царят миры другие И щелчку
подставив лоб Литургию летаргии Вдохновенно служит поп Опустив хмельные
веки Прославляет он в веках Наши водочные реки В огуречных берегах
Безъязычные пророки Серафимы-фраера Вылетают пенясь строки Из-под пьяного
пера То сознаньем крыльев гордый То беспомощный до сл"з Конь-Пегас зарылся
мордой В поэтический ов"с На него уселась криво Раня буквами бока От
похмельного курсива Окосевшая строка И склонилась к изголовью Чтоб ударясь
о стакан Заклевать себя до крови Как блаженый пеликан.

Митяй схватил лопату и тут же бросил е" назад. Отвернулся от нас и уш"л
за вагон. Оттуда раздались вдруг его всхлипы.

- Эх ты сука! - сказал Петро. - Ч" ж ты друга моего расстроил? Я ж тебя
счас...

- Не трогай его, дурак. Если б ты понимал, что он написал...Стишки
написал...

Да, понял, Петро? Херню он написал. Слышь, Петро? Рифмованную херню.

- А ч" ж ты плачешь? - простодушно поинтересовался Петро.

- А кто сказал, что я плачу? У меня просто насморк.

Митяй вышел из-за вагона, схватил в руки лопату. С полминуты мы втро"м
ожесточ"нно разгребали уголь. Затем Митяй повернулся ко мне и сказал:

- Я тебя ненавижу.

- А я тебя - нет.

Митяй бросил лопату.

- Чтоб не убить тебя. - И уш"л за вагон.

- А чего это вс"? - спросил Петро.

- Доразгреб"м, - коротко ответил я.

- А Митяй?

- Пускай отдохн"т. Тебе ж, надеюсь, не жаль за друга поработать.

- Не, конечно не. Токо я не нонимаю...

- А чего понимать. Давай разгребать уголь.

- А Митяй?

- Говорю ж, пусть отдохн"т. Вы, вообще, как - друзья, что ли?

- Ну-у... он мне вроде заместо отца. Сам-то я детдомовский. А Митяй из
меня человека сделал. Хороший он.

- А обращается с тобой, как с лакеем.

- С кем?

- Ну, как со слугой.

- Дурак ты, вр"шь ты вс". А токо я для Митяя вс" одно, вс" сделаю. А
будешь на него гнать - так я тебя лопатой пристукну.

- Ладно, Петро, не сердись на меня. - Я положил ему руку на плечо. -
Давай, что ли, покурим.

- Так ты ж не куришь.

- Курю. Зови Митяя. Покурим, а там уж и за уголь примимся.

Петро кликнул Митяя:

- Митяй, пошли покурим с Игор"шкой.

- Не куришь, значит? - Митяй появился из-за вагона с кривой ухмылкой на
лице. По ухмылке этой ни за что нельзя было догадаться, что человек этот
несколько минут назад плакал.

- Курю. Уже.

- Чужие сигареты, конечно.

- Конечно, - спокойно ответил я. - Своих-то нет.

- Та ладно, Митяй, жалко, что ли, - смущ"нно выступил Петро.

- Мне не жалко, - пожал плечами Митяй. - Сигареты твои.

Мы уселись на холодную рампу, свесив ноги в про"м между рампой и
поездом, и закурили трухлявую "Приму".

- А стихи твои, честно скажу, - говно, - выдохнул дым Митяй. - Сам
понимаешь, почему. Слишком хорошие.

- Это их единственный недостаток?

- А этого недостатка достаточно. Пардон за каламбур. Кому эта херня
нужна? Ну, и я писал. А потом понял - никому это на хер не нужно. Вагоны
разгружать куда полезней. Видал? - Митяй согнул руку в локте. - Мышца.
Плюс деньги. Плюс люди уголька-то ждут. Греться надо. А от твоей поэзии
чего? Ни тепла, ни денег, ни мышцы. Сидишь ты за письменным столом сопля
сопл"й и кому ты, на хрен, сгорбился?

- А ты кому?

- Да хоть бы ему! - Митяй ткнул пальцем в Петро. - А, в общем, прав ты.
И Петро я не сгорбился.

- Та ты ч", Митяй... - расширив глаза перебил его Петро.

- Никто никому на хер не нужен. Мне, считай, пятьдесят пять, я знаю,
что говорю.

- Пятьдесят пять, а дурак, - глядя ему в глаза, вымолвил я.

- Митяй, я ему по роже дам! - вскинулся Петро.

- Я те дам! Я те сам счас дам! Вертишься щенячьим хвостиком вокруг моей
жопы...

Пора бы уж ума набираться. Думаешь, ты мне шибко нужен? Думаешь, я тебе
нужен?

Ни ты мне, ни я тебе. Человек человеку волк. Ну, ч" губами шл"паешь?
Уйди, загрызу. Сигареты оставь.

Петро, дрожа губами, смотрел некоторое время на Митяя, затем бросил
сигареты на рельсы, заплакал и побежал прочь.

- Скотина ты, - с чувством сказал я Митяю.

- А ты нет? Почитай мне ещ" что-нибудь.

- Давай работать.

- Нич", работа не убежит.

- У меня никакой охоты нет, здесь до утра куковать.