посмотрел на свои похудевшие руки, медленно сжал и разжал кулаки. - Вот
расколотим фашистов, тогда и осмотрим, что к чему. А пока что: пока что:
Ладно! Рассказывай лучше, что нового в городе, как сестренка поживает.
Привет мне она велела передать или нет?
нового в городе ничего нет, Ивета ходит на работу, мать тоже, о партизанах
ничего не слыхать.
примириться с мыслью, что летать его в ближайшее время никто не научит, и
уносил в сердце горькую обиду на Кожина.
выздоровление. Ведь оно не сулило возвращения в отряд, к товарищам: Надо
спешить! Раз сон о полете не приходит, нужно придумать что-нибудь другое.
Но что?.. Собрать всю свою волю и попытаться взлететь наяву?.. Вряд ли из
этого что-нибудь получится. Вот если бы снова выброситься из самолета: Эх,
куда ни шло! Он согласился бы даже без парашюта!..
повязку. Оба они были чрезвычайно взволнованы. Кожин только и смог сказать:
от слухового окна. Он видел кусок серого неба, верхушки темных сосен. Ему
казалось, стоит подойти к окну и броситься в него, как он непременно
поплывет в это серое небо, над верхушками сосен, над тучами,
высоко-высоко: В груди его теснилась какая-то щемящая радость вперемежку с
тоской.
необыкновенный пациент.
видит стайку мальчишек, которые стоят, задрав голову, и смотрят куда-то
вверх, на деревья, растущие за оградой. Подошел к ним Кожин и спрашивает:
дерева зацепился бумажный змей.
всегда летает таким способом) и тут же поднимается на воздух. Отцепив змея
с верхушки дерева, он плавно приземляется.
выше домов, то у самой земли, весь охваченный знакомым чувством легкости,
свободы и счастья.
медленное хождение по земле можно сравнить с этим свободным парением в
воздушной стихии?
не обращают на Кожина внимания, но даже с презрением отворачиваются от
него, как будто он занимается чем-то непристойным и глупым. Кожина это
злит. Он принимается откалывать в воздухе самые невероятные курбеты и
вдруг, увлекшись, стремительно взмывает к самому небу.
забывает и про мальчишек, и про равнодушных прохожих. В лицо ему бьет
прохладный ветер, дышится привольно, кругом ничем не ограниченный простор
- пари, кувыркайся сколько влезет! Кожина охватывает неудержимый порыв
восторга. Он неустанно хлопает себя по груди и старается взлететь как
можно выше. Желание столь сильно, что противиться ему невозможно. Выше!
Еще выше! Ух ты, что за наслаждение!..
сопротивляется, но это бесполезно. Не успел он понять, в чем дело, как сон
исчез. С досадой в сердце Кожин открыл глаза.
сыростью. Кто-то толкал и теребил Кожина.
свет, ударивший Кожину в глаза, не смыл в его памяти легкие следы только
что увиденного сна.
вас побрал!
во дворе Тарзана и заставил его долго лаять в ночную тьму.
тотчас же сообразил, что, собственно, произошло. Ведь он летал во сне!
Наконец-то!
то ли от возбуждения.
чашке весов. Кожин глянул на нее и не поверил своим глазам. С чашки были
сняты три килограммовые гири. На десятичных весах это значило, что вес
уменьшился во сне на целых тридцать килограммов. Невероятно!
стали бы легче, если бы я не помешал вам. Возможно, сбросили бы и еще
десяток килограммов. Но у меня не хватило терпения ждать. Хотелось
поскорее узнать, летали вы при этом или нет! Понимал, конечно, что ни при
каких иных обстоятельствах такая колоссальная потеря веса невозможна, и
все же хотелось проверить: Ну что, здорово полетали?
необыкновенным волнением:
довести дело до конца, то самое главное у нас уже есть. Мы можем когда
угодно и кого угодно убедить в том, что человек может летать. Наш
эксперимент доказывает это абсолютно неотразимо, а повторить его мы можем
в любое время. Да, да, человек способен сопротивляться гравитации, эта
способность заложена в его организме самой природой. Пусть мы не
представляем себе пока, каким образом это происходит и где укрыта в
человеке та чудесная лаборатория, которая создает состояние невесомости,
но мы знаем, что она есть. Мы видели, как она работает. Мы получили
уверенность, что наша цель не мираж, не призрак, а реальнейшая из
реальностей. А в научных поисках это самое главное!
перину. На его бледном, худом лице блуждала счастливая улыбка. Но глаза
были серьезны и внимательны.
тесному пространству между люком и слуховым окном весь какой-то
взъерошенный, взбудораженный. Его давно не стриженные усы топорщились и
закрывали почти весь рот. Тень от его мечущейся фигуры плясала при свете
тусклого фонаря по косой черепичной крыше. Где-то рядом по-осеннему уныло
шелестели деревья.
уверенность в себе.
будто их и не было.
как он уходит в это неведомое, освободившись от цепей земного притяжения,
уходит свободный, особенный, одинокий:
если она есть, они давно должны были понять это!
сколько смутно ощущали в себе эту удивительную способность. Но она долгое
время оставалась укрытой в самых глубоких тайниках подсознания и всплывала