коралловых зарослях. Над балконами свисали переплетенные осьминожьи
щупальца из позеленевшей меди, поддерживающие стилизованные раковины
плоских чаш. За каждым из таких давно погасших светильников на стене висел
круглый вогнутый щит, густо запорошенный пылью.
потолка, правильными рядами окружая квадратные проемы, бывшие когда-то
своеобразными окнами. Травы, кусты шалфея и длинные стебли эспарцета
забили теперь эти окна сплошной серо-зеленой массой, которая свисала
внутрь храма многометровыми клочковатыми хвостами.
занято росписями, удивительную свежесть и сочность которых не могли
погасить ни многовековой слой пыли, ни бурые потоки мхов, ни обширные
ядовито-яркие пятна плесени. Часто роспись смело и непосредственно
переходила в цветные рельефы, и это придавало изображениям жизненность
реально происходящего.
ритуала. Многочисленные повреждения не давали проследить сюжетное развитие
сцен и понять смысл обряда, но сразу бросалось в глаза, что на фресках нет
ни одной мужской фигуры, так же как нет традиционных картин войны или
охоты, работы или отдыха. В изысканной ритмике медленного танца на
ярко-синем фоне чередовались вереницы обнаженных женщин и ныряющих
дельфинов, пестрые стайки летучих рыб и осьминоги с человеческими глазами,
пурпурные кальмары с раковинами в щупальцах и малиновые морские звезды,
приподнявшиеся на длинных лучах. В этом красочном поясе не было ни начала,
ни конца, ни логического центра - только бесконечное кружение,
завораживающий хоровод цветовых пятен.
не стерлись бегучие круги, вызванные появлением Уисса и Нины. Глубокий
пятиугольный бассейн, в который привела их длинная спираль "подводного
хода" из открытого моря, занимала всю площадь зала, за исключением
невысокого помоста, куда из воды вели четыре мраморные ступени.
площадку, выложенную фаянсовой мозаикой. Судя по всему, мозаичный пол
служил неведомым жрицам не одно столетие. Часть плиток была выбита, другая
- истерта до основания, а по оставшимся восстановить рисунок было уже
невозможно.
из целого куска желтого мрамора. По обе стороны на высоких треножниках
покоились раковины из бледно-розовой яшмы со следами выгоревшего масла на
дне. А за раковинами, чуть поодаль - два непонятных воткнутых щита, как на
стенах и потолке.
чудовищно искаженное, огромное человеческое лицо. Оно испуганно и страшно
перекосилось, выкатив серо-зеленые сгустки глаз, дернулось в сторону.
называли древние греки сплав золота и серебра. Все эти бесчисленные щиты
просто-напросто рефлекторы, отражатели для масляных светильников и
немногих дневных лучей, что проникали когда-то сквозь оконные проемы
купола.
сияние под куполом, колеблющиеся разноцветные огни светильников,
превращенные десятками зеркал в переливающиеся световые потоки, и вся эта
бесшумная, бесплотная, неуловимо изменчивая симфония красок падает
невесомо в широко раскрытый, влажно поблескивающий глаз бассейна...
через прозрачный пласт воды?
люди - ведь не для дельфинов, не для прочих морских обитателей эти
лестницы и балконы, эти светильники и зеркала, эти окна и фрески, а ведь в
стенах нет ни одной, а до оконных отверстий могут добраться только
птицы...
спирали подводно-подземного хода, сквозь пятнадцатиметровый слой воды в
бассейне... А это возможно только с могущественной помощью существ, чьи
добрые и сильные тела изображены на фресках...
же вырубали в скале этот зал, ковали светильники и зеркала, расписывали
стены и выкладывали мозаики, придумывали систему вентиляции воздуха в
храме и протока воды в бассейне...
висках - или за спиной? - ее собственный голос. - Женщины. Очень давно.
Слушали музыку звезд. Они не понимали всего. Ты поймешь. Сядь, смотри и
слушай. Будут петь звезды. Здесь, в воде.
его смотрел на Нину печально.
положении было так же бессмысленно, как доделывать во сне то, что не
успелось наяву. Сейчас важно было смотреть и слушать, видеть и запоминать.
А понимать - это потом. Если все это вообще можно понять...
телу. Аппарат, висевший на боку, глухо звякнул о камень. Только сейчас
Нина вспомнила о видеомагнитофоне и огорченно прикусила губу - ведь его
можно было использовать как обыкновенную кинокамеру, снять весь подводный
путь, "волшебную лампу" и осьминога, подземную галерею и этот зал. Теперь
поздно. Впрочем, интерьер храма она снять еще успеет - после того, что
хочет показать Уисс.
открыла объектив и выдвинула в направлении бассейна раскрывшийся бутон
микрофона.
пошел на другую сторону бассейна, и, проводив его взглядом, Нина увидела
прямо напротив, в глубокой нише, не замеченную раньше скульптуру.
прожилками мрамора зубцами нижней створки уходила в воду. Нагая женщина
полулежала на боку, у самой воды, опершись локтем на хвост дельфина.
Дельфин, прижавшись сзади, положил голову ей на колени. Оба отрешенно и
грустно смотрели прямо перед собой, не в силах расстаться и не в силах
быть вместе, и верхняя рубчатая створка, казалось, вот-вот опустится вниз,
замкнув раковину и навсегда скрыв от мира их встречу.
полупрозрачные тела их как будто таяли на розовом ложе, уходя в мир
несбывшегося и несбыточного.
темнота и безмолвие хлынули из углов и затопили пространство. И только
шорох аппарата нарушал тишину.
томительная нота, где-то на пределе высоты, где-то у порога слуха.
тончайший луч, где-то на пределе спектра, у порога зрения.
одна мгновенная спазма, где-то на пределе дыхания, у порога обоняния.
привкуса, один соленый укол, где-то на кончике языка, у порога вкусовых
отличий.
ожидание прикосновения, одно дуновение ветра, где-то на пределе давления,
у порога осязания.
сама она сжалась в бешено пульсирующий клубок, раскинувший в пространстве
пять живых антенн, пять органов чувств, и предельное напряжение вытянуло
антенные щупальца в длинные лучи.
сопоставлять - она стала оголенным ощущением, сплошным, невероятно
обостренным восприятием. Она была подобием морской звезды, неподвижно
лежащей на дне Океана Времени: пять жадных лучей во все стороны, а вместо
тела - хищный мозг, ждущий добычи, и память, готовая принять все, что
придет...
многоцветные звезды.
слышались в нем.
который чем-то знаком и близок, он как забытая детская сказка, которую
пытаешься вспомнить в одинокой старости, но не вспомнишь ни слова, только
неясный свет, и мягкое тепло, и прощение всему, и прощание со всем...
9. ЗЕЛЕНАЯ ДВЕРЬ
глухую тоску безвременья. Непрекращающийся взрыв потрясал все вокруг.
лопались звездные шары, бешеное вращение сжимало и разрывало в клочья