Чтение 20–й страницы книги ~Остров Таусена~

же электрическими печами, как и жилые дома. Нужна, конечно, хорошая
изоляция.

Как видите, я неплохо справился и со строительными задачами. Правда, я
предварительно взял с Большой земли литературу по этому вопросу.

- Ну, а судно? - спросил, явно волнуясь, Гущин. - Что же все-таки с
ним? Я жду, когда вы скажете, что с ним сталось. Вы на нем прибыли, вы его
не уничтожили - куда же оно девалось?

- Стоит в бухте, - спокойно ответил Таусен.

Гущин вскочил, глаза его заблестели.

- Чего же мы ждем? - вскричал он. - Скорее туда!

- Незачем, - сказал Таусен. - От него остались одни обломки. Его и бури
трепали и волны. Мы о нем не заботились. Я решил, что оно нам никогда не
понадобится. Так что, как видите, вернуться на Большую землю не на чем.

- Нет, нет, мы вернемся! - горячо и убежденно сказал Гущин.

- Я тоже в этом не сомневаюсь, - спокойно подтвердил Цветков.

Наступило молчание.

Таусен задумался.

Да, советские люди - люди незнакомого ему, иного склада...

Он подумал о том, что, наверно, когда немцы заняли огромную часть
русской земли и уже подходили к Москве, русские были так же убеждены в
своей победе.

Одни из них, вероятно, говорили об этом пылко, как Гущин, другие -
спокойно, как Цветков, в зависимости от темперамента.

Но ни у кого не было и малейшего сомнения. Иначе разве они могли бы
победить?

Глава 11

Гости продолжают знакомиться с островом

Поздно разошлись собеседники. На более южных широтах уже было недалеко
до рассвета, а на острове еще дарила глубокая ночь. Таусен, пожелав гостям
спокойной ночи, удалился в свою комнату. Он уходил задумчивый и, очевидно,
глубоко потрясенный. Всю ночь он просидел у себя за рабочим столом,
охватив руками седую голову.

Долго не могли уснуть и гости. Необычайная судьба ученого взволновала
их. Не меньше тревожила и собственная.

Впрочем, они теперь неожиданными обстоятельствами связаны с судьбой
Таусена.

Они лежали молча, и каждый думал, что друг его уснул. Оба они не
сомневались, что вернутся на Большую землю.

Но когда? Что надо делать?

Это было пока для обоих неясно.

Цветков перебирал все возможности и видел, что сейчас ни одна из них не
реальна. Значит, нужно пока основательно ознакомиться с островом, с его
поселением. Нужно завоевать доверие Таусена и саамов, а там видно будет.

Гущин строил другие планы: они с помощью Таусена и саамов ремонтируют
судно.

"Ну, хорошо, пусть оно основательно разрушено, но ведь воля и труд
могут все преодолеть!"

И вот уже они мчатся по морской синеве - туда, где их, наверно, считают
погибшими.

Оба уснули поздно, только под утро.

А утром их разбудил бодрый голос Таусена:

- Пора, пора, молодые люди! Я без вас не хочу завтракать!

И вправду было уже поздно - заспались.

На завтрак подали сваренные всмятку очень крупные яйца.

- Это утиные или гусиные? - спросил Гущин.

- Такие яйца, - ответил Таусен, - вы могли бы взять как редчайший
экспонат для любого биологического музея. Конечно, если сбудется ваша
надежда и вы вернетесь на Большую землю.

- Наша надежда нас не обманет, - сказал Гущин. - Меня больше волнует
вопрос:

согласитесь ли вы вместе с нами отправиться в Советский Союз?

- Ну... может быть... - с трудом произнес Таусен. - Судьба нас
связала...

- Не "может быть"! - настаивал Гущин. - Уверяю вас, вы уже не тот
Таусен, что были вчера.

- Но у меня нет этой надежды, - уклончиво сказал Таусен. И, словно
пытаясь избежать глубоко волнующей его темы, заговорил о другом: - Вы
спрашивали о яйцах. Они вовсе не гусиные и не утиные.

- А какие же? - спросил Цветков.

- Есть такая птица - Plautus impennis, или исполинская гагарка. Это ее
яйца.

- Да ведь она давно вымерла! - возразил Цветков. - А это была отличная
птица, величиной с гуся, только почти совсем без крыльев.

- Вы ошибаетесь: здесь на острове этих птиц много, - сказал Таусен. -
Когда-то на Севере они были так широко распространены, что в Исландии, в
Гренландии их мясо ели в громадном количестве. Оно очень вкусно, - нам его
подали вчера на ужин. Правда, считается, что эта птица вымерла. Еще в
начале девятнадцатого века встречались отдельные, очень редкие экземпляры
Plautus impennis. Последнее упоминание о них относится к 1884 году, когда
были убиты два последних экземпляра... А теперь, - добавил Таусен, - я
хочу показать вам кое-какие достопримечательности острова. Конечно, если
вы согласны.

- Разумеется, согласны! - ответил за обоих Гущин, - Эта куртка и брюки
очень легки, - сказал, одеваясь, Цветков, - но, как я уже заметил, они
чудесно греют.

- Неудивительно, - отозвался Таусен: - они на гагачьем пуху.

- Гага относится к породе уток? - спросил Гущин.

- Совершенно верно.

- Вы ее, верно, кормите щитовидной железой, чтоб она линяла?

- Вовсе нет. Пух, который берется непосредственно от птицы, даже
убитой, более жирен и тяжел. Он называется "живым". Зачем он нам, когда мы
можем набрать сколько нам нужно прямо из гнезда так называемого "мертвого"
пуха?

Он менее жирен, гораздо легче, а греет замечательно.

Они вышли на крыльцо, и Таусен повел их к ледяной постройке, к другому
входу, в противоположном конце здания. Таусен открыл дверь. Они прошли
через тамбур в большую светлую комнату. Вдоль стен стояли шкафы и висели
маленькие проволочные клетки. Тут же в углу висел умывальник. На полу
стояли громадные металлические банки. Посреди комнаты - очень длинный и
широкий, на низких ножках, белый стол.

- Это моя лаборатория, - сказал Таусен. - Не правда ли, выглядит она
очень скромно? - В тоне его прозвучало как бы смущение. - Да, на материке
я бы не в таких условиях работал...

- Кто же виноват... - начал было Гущин и замолчал.

- А между тем, - продолжал вежливый хозяин, словно не заметив его
реплики, - здесь производятся серьезные работы. Вот в этих шкафах -
хирургические инструменты. В банках - законсервированные железы внутренней
секреции. Они отлично сохраняются. Тут у меня, например, много щитовидных
желез. Я ими пользуюсь, между прочим, для экспериментов над теми самыми
утками, которым я обязан вашим присутствием.

- А чьи железы в банках? - спросил Гущин.

- Тюленьи и других морских зверей.

- Неужели железы млекопитающих годятся, например, для работы с птицами?
- удивился Гущин.

- Вполне. Гормоны желез внутренней секреции не специфичны для
определенного вида. Они годятся для любого. Даже больше: есть растительные
гормоны, которые можно использовать в работе и с животными и с человеком.
Только на беспозвоночных животных не действуют некоторые гормоны
позвоночных - слишком уж далеки они друг от друга по своей организации. А
сейчас, - с гордостью сказал Таусен, - я покажу вам кое-какие результаты
своих экспериментов.

Он снял со стены клетку, в каких обычно держат в комнатах птиц, открыл
дверцу, и небольшое животное доверчиво вылезло на подставленную им ладонь.

- Что это? Маленькая кошка? - спросил Гущин. - Я никогда не видал
рогатых кошек.

Роскошные ветвистые рога украшали головку коричневого зверька.

- Вглядитесь внимательнее, - ответил Таусен, - это не кошка, а олень.

Он осторожно взял животное и посадил его обратно в проволочную
квартирку.

Потом взял другую клетку и, не раскрывая, показал ее гостям. В ней
стоял тазик с водой.

Внезапно вода в тазике забурлила. В ней плескалось какое-то маленькое
животное. Потом оно вылезло, взобралось на небольшую деревянную подставку,
которая была укреплена на стенке тазика, и расположилось на ней, как бы
отдыхая.

Оказалось, это был крошечный тюлень, желто-серого цвета, с буроватыми
пятнами, с широкими ластами сзади и короткими ластами спереди - все как у
большого тюленя.

- Знаете что, - сказал Гущин, - мне ваш тюлень напоминает японский
садик. Я видел такой в Москве, в Ботаническом саду. Весь садик занимает
несколько квадратных метров. В нем я видел карликовые деревья.
Какой-нибудь яблоне десятки лет, а она растет в цветочном горшке, сама
толщиной в палец и ростом в несколько сантиметров. Это по существу игра с