остальные показывали либо "сетку", либо вообще ничего.
через пять минут увидел ее живой и здоровой.
крыс, пострадавших неизвестно за что.
югославы.
что-то могло и остаться. Авария, например. Куда ее денешь? Но пять лет, и
такие последствия! Вряд ли.
комендантский час и прочее. Сходить, что ли, правда к соседке? Она бабулька
словоохотливая, только спроси, не отвяжешься.
считаешь, что отсутствовал несколько часов. А для остальных все случилось не
сегодня и не вчера. О чем ты ее спросишь? Что произошло пять лет назад? Или
четыре? Что было потом? В две тысячи первом мы перевели стрелку. На один
градус, на пятнадцать - неизвестно. И все пять лет поезд ехал с прежней
скоростью, и где он оказался в результате...
кое-что... Чуть-чуть. Но это касается только одного человека, - добавила она
скороговоркой.
все переделать, расставить так, как было.
это первое. Их можно забрать обратно.
- потасовка в ресторане. Вернуться и предупредить себя, чтобы прошел мимо.
Куцапов, конечно, все равно нажрется и, может быть, даже кого-то подстрелит.
Но не меня. Я имею в виду не то, что...
все это. Так ты сделаешь еще хуже. Появишься в прошлом уже не в двух, а в
трех экземплярах. Потом помчишься исправлять сделанное уже тем, третьим.
Абсурд. Ну и самое главное: авария. Я ведь ее наблюдала от и до. Знаешь,
сколько народу побилось? Как ты ее собираешься предотвратить - броситься под
такси, в котором ехал со своим другом?
переворачивается. Спасибо, грузовик подстраховал.
Никакой рекламы, никаких фильмов и развлекательных программ, только
постоянные напоминания про комендантский час и предупреждения о
необходимости быть бдительными, не поддаваться на провокации и по любому
поводу набирать 02.
улицу, и я стал собираться.
надо. Вдруг здесь новые образцы какие-нибудь ввели.
всеми, а не в воздухе провисел. Хотя не представляю, как это может быть.
сгоняем в Две тысячи первый, - но врать было противно. Когда дяденька с
орденом за заслуги перед отечеством - не твоим, а его, далеким и чужим,
отечеством - говорит тебе:
верофка", - вера в светлое будущее начинает таять.
каждого встречного. Ксения предложила составить мне компанию, но я приказал
ей остаться дома. Второй выпуск новостей, в котором говорилось о том, что
правительство планирует ввести продовольственные карточки, подкосил ее
окончательно.
взглядами. Люди - их было совсем немного - шли быстро и не дыша, будто
протискивались в узком коридоре между пьяными хулиганами. Так ходили только
беженцы из фашистской Монголии, и то неделю-две, пока не привыкали к тому,
что их никто не схватит и не бросит в застенок.
какими-то влажными, улицы жаждали уборки и солнечного света. Потом я
сообразил, что во всем виновата реклама, вернее, ее отсутствие. Привычные
транспаранты и щиты исчезли, остались только ржавые рамы вдоль проезжей
части. Машин почти не было. Даже деревья тяготились своей осенней наготой и
от этого казались еще более убогими и совсем черными.
помоложе, стоял на складной дюралевой лестнице и колотил молотком по
ярко-красной вывеске над входом. Я деловито поздоровался. Он посмотрел на
меня сверху вниз и шумно утер нос.
две тысячи первом. Дома сигарет не нашлось; сегодня было первое утро, когда
я не покурил перед завтраком.
языках будет - на русском и на английском.
кронштейна правую часть вывески.
лестницу. - Как Ричард велел, так и делаем.
Убрать? Пожалуйста. Работа!
остановился. На месте гомонливого рынка зябли пустые ряды. У перекрестка
высилась пирамида из желтого песка. Несколько человек наполняли им
брезентовые мешки. Неподалеку стоял голубой джип с большими буквами "UN" на
двери. Это не мой город, не моя страна. Это не моя жизнь.
мужчина.
отчество. Незнакомец улыбался так заискивающе, что мне за него стало
совестно.
фамилией не должны кланяться тому, кто им годится в сыновья.
настроении, но все же...
что Одоевские не должны...
я?
Дверь хлопнула, стекло в ней задребезжало, и человек сонно поднял голову. На
его румяной физиономии возникло недовольство, но через мгновение оно
сменилось подобострастием.
встречал.
Вам посмеяться, а у меня дети.
попросили. Или уж сразу атомную бомбу. - Усатый несолидно захихикал. - Нет,
мы люди честные. Законы уважаем. Они ведь для чего писаны - чтоб простой
человек их соблюдал. Неукоснительно.
расслышит, кто нет - пропустит мимо ушей. Я расслышал. И догадался, что с
усатым нас разделяет не столько прилавок, сколько разница в положении. Так
же как с тем, в мокрой шляпе. С Одоевским.