во Андзолето.
надеюсь искупить их таким крупным штрафом, что тебе не удастся более
вредить мне, напоминая ей о моей вине.
даже это и пришло мне в голову?
мне стол. Мне надо разложить на нем и перечитать контракт Консуэло. Зна-
ешь, пока она спит, ты можешь сам пробежать этот контракт, - проговорил
граф, когда Андзолето, исполнив его приказание, очистил стол.
городный покровитель. И дебют немедленно, до окончания срока ангажемента
Кориллы?
только и всего!
тим, мы хотим наперекор всему и всем.
имени, без известности те же условия, что для знаменитой певицы, кумира
публики?
вицы ее не удовлетворят, то стоит ей сказать одно слово, и она получит
вдвое больше. Все зависит от нее, - прибавил граф, повысив немного го-
лос, так как заметил, что Консуэло просыпается. - Ее судьба в ее руках.
что все это происходит наяву, соскользнула с кровати; не задумываясь над
необычностью такого посещения, она привела в порядок волосы, накинула
мантилью и с наивной доверчивостью вмешалась в разговор:
чтобы воспользоваться вашей добротой. До дебюта я не подпишу ангажемен-
та. Это было бы недобросовестно с моей стороны. Я могу не понравиться
публике, провалиться, быть освистанной. В этот день я могу оказаться не
в голосе, растеряться, наконец просто быть некрасивой... Связанный сло-
вом, вы не возьмете его обратно из гордости, я же слишком горда, чтобы
злоупотребить им...
глазами. - Вы - некрасивой? Взгляните на себя, как вы есть, сейчас! -
продолжал он, взяв ее за руку и подводя к столу, на котором стояло зер-
кальце. - Если вы восхитительны в таком костюме, что же будет, когда вы
появитесь осыпанная драгоценными камнями, сияющая, торжествующая?!
Но насмешливое равнодушие, с которым Консуэло отнеслась к пошлым ухажи-
ваниям вельможи, тотчас успокоило его.
ла, который граф поднес к ее лицу, - смотрите, не разбейте остаток моего
зеркала: у меня никогда не было другого, и я им дорожу, так как оно ни-
когда не обманывало меня. Кто бы я ни была - урод или красавица, - но я
отказываюсь от ваших щедрот. К тому же я должна сказать вам откровенно,
что ни дебютировать, ни заключать контракт я не стану, если мой жених,
который стоит сейчас перед вами, не получит также ангажемента. У нас с
ним должен быть один театр и одна публика. И разлучиться мы не можем,
так как собираемся обвенчаться.
вился от своего смущения.
дебютировать вместе с вами. Только мы не должны закрывать глаза на то,
что, хоть у него и крупный талант, но все-таки ему далеко до вас.
словно обида была нанесена ей самой.
фессора, которого я ему дал, - улыбаясь, заметил Дзустиньяни. - Не отне-
кивайтесь, моя красавица! Помнится, Порпора, узнав о вашей дружбе с ним,
воскликнул: "Теперь мне понятны некоторые его достоинства, а то я никак
не мог их совместить со столькими недостатками".
сказал Андзолето.
Публика заставит моего дорогого, славного учителя разубедиться.
всем мире, - возразил граф. - Пусть же Андзолето продолжает пользоваться
вашими указаниями. Это только послужит ему на пользу. Но, повторяю, мы
не можем заключить с ним договора, пока не узнаем, как к нему отнесется
публика. Пусть он дебютирует, а там, при нашей благосклонности, мы суме-
ем по справедливости удовлетворить его требования.
подин граф. Но никакого контракта, никаких подписей до дебюта! На этом я
стою твердо...
рые я вам предлагаю? Так продиктуйте свои. Вот вам перо - сами вычерки-
вайте, сами добавляйте; моя подпись внизу.
от удовольствия закусил кончик своего кружевного жабо, которое все время
теребил. Решительно перечеркнув контракт, Консуэло написала там, где еще
оставалось место над подписью графа: "Андзолето и Консуэло обязуются
вместе принять условия, которые будет угодно графу Дзустиньяни им пред-
ложить после их дебюта, каковой должен состояться в будущем месяце в те-
атре Сан-Самуэле". Она быстро подписала свое имя, а затем передала перо
возлюбленному.
докажешь твоему благодетелю свою признательность и доверие.
писанное. Граф тоже прочел, глядя через его плечо.
Удивительное существо! Ну, а теперь идемте оба ко мне обедать, - добавил
он, разорвав контракт и предлагая руку Консуэло.
подождать ее в гондоле, пока она приведет себя в порядок.
подумала Консуэло, оставшись одна.
цу, понеслась вниз, распевая во весь голос какую-то звонкую музыкальную
фразу. Граф, желая проявить особенную учтивость, остался с Андзолето
ждать ее на лестнице. Не подозревая, что Дзустиньяни может быть так
близко, она чуть не упала в его объятия, но, быстро высвободившись, пой-
мала его руку и, по местному обычаю, поднесла к губам с почтительностью
подчиненной, не стремящейся перешагнуть через различие в общественном
положении. Потом, обернувшись, бросилась на шею жениху и, радостная и
шаловливая, прыгнула в гондолу, не дожидаясь своего церемонного покрови-
теля, немного раздосадованного всем происшедшим.
тщеславие и предложил ей бриллианты и туалеты, но и от них она отказа-
лась. Сначала Дзустиньяни вообразил, что она угадала его тайные намере-
ния, но вскоре ему стало ясно, что в ней говорит исключительно гордость
простолюдинки: она не хотела наград, еще не заслуженных на сцене его те-
атра. Однако он заставил ее принять платье из белого атласа, под тем
предлогом, что неприлично выступать в его салоне в ситцевом платье, и
потребовал, чтобы она из уважения к нему рассталась со своей неприхотли-
вой одеждой. Она подчинилась и отдала свою прекрасную фигуру в руки мод-
ных портних, которые, конечно, не преминули попользоваться на этом и не
поскупились на материю. Превратившись через два дня в нарядную даму, вы-
нужденная принять еще жемчужное ожерелье, которое граф поднес ей как
плату за тот вечер, когда она так восхитила своим пением его и его дру-
зей, Консуэло всетаки была красива, хотя это и не шло к характеру ее
красоты, а нужно было лишь для того, чтобы пленять пошлые взоры. Однако
ей так и не удалось этого достигнуть. С первого взгляда Консуэло никого
не поражала и не ослепляла: она была бледна, да и в глазах ее - девушки
скромной и всецело погруженной в свои занятия - не было того блеска, ко-
торый постоянно горит во взгляде женщин, жаждущих одного - блистать. В
лице ее, серьезном и задумчивом, сказывалась вся ее натура. Наблюдая ее
за столом, когда она болтала о пустяках, вежливо скучая среди пошлости
светской жизни, никто даже и не подумал бы, что она красива. Но как
только лицо это озарялось веселой, детской улыбкой, указывавшей на ду-
шевную чистоту, все тотчас находили ее милой. Когда же она воодушевля-
лась, бывала чем-нибудь живо заинтересована, растрогана, увлечена, когда
проявлялись ее богатые внутренние силы, она мгновенно преображалась:
огонь гениальности и любви загорался в ней, и тогда она приводила в вос-
торг, увлекала, покоряла, даже не отдавая себе отчета в тайне своей мо-
щи.
светского человека была артистическая душа, и Консуэло впервые заставила
задрожать и запеть ее струны. Но и теперь аристократ не понимал, сколь