Чтение 20–й страницы книги ~Д`Артаньян

И остановился на пороге.

Старый Нуармон лежал лицом вверх, ногами к столу, все ещё сжимая в руке глиняный стакан, остекленевшими глазами уставясь в потолок, на перекрещенные темные балки. Один из графинов валялся рядом, разбившийся на мельчайшие осколки. Лицо старика было мраморно-белым, во множестве усеянным маленькими красными точками... Больше никого в кухоньке не было.

Только когда за спиной у гасконца затопотали шаги, он осознал, что издал жуткий вопль...

Де Вард, опомнившийся первым при виде этого печального зрелища, решительно прошел в кухоньку и, присев на корточки, долго разглядывал лицо покойника.

- Минут десять назад он был здоровехонек... - потерянным голосом произнес д'Артаньян. - Я заглядывал на кухню...

Де Вард наклонился и, почти прижавшись ноздрями ко рту покойника, долго и сосредоточенно нюхал воздух.

- Ядом пахнет? - с замиранием сердца спросил д'Артаньян, пытаясь вспомнить что-то чрезвычайно важное.

- Пахнет вином, - протянул де Вард, не оборачиваясь к нему. - Только вином. Судя по положению тела, он налил себе стакан и выпил, все ещё держа графин в одной руке, - горлышко все ещё зажато у него в ладони...

Д'Артаньяну стало неуютно и холодно, словно по комнате хлестнул порыв тугого морозного ветра.

- Я вспомнил, - сказал он, по-прежнему не в силах превозмочь озноб. - Анна... её муж умер при точно таких же обстоятельствах, но никто не доказал отравления...

- Как и в нескольких похожих случаях, за последние пять-шесть лет приключившихся в Париже, Руане, Нанси и Орлеане, - произнес де Вард, медленно выпрямляясь. - Одни только подозрения...

- Ну да, я помню! - громыхнул Каюзак, радуясь случаю вставить словечко. - Мне рассказывал отец Жозеф, кардинал как-то просил его написать по всем этим смертям подробный отчет - ведь если мы имеем дело с новым, неизвестным способом убийства, то его нужно изучить. Я помню... Всегда эта смерть была кому-то выгодна - уставшие ждать наследники, ветреная жена и тому подобное, - и всякий раз лекари оказывались бессильны определить отравление... Отец Жозеф искал хоть какие-то следы, но ничего не добился...

- Позвольте! - вскричал д'Артаньян. - Но ведь это Анна прислала мне это вино...

Де Вард поднял на него внимательные, холодные глаза:

- Вам это достоверно известно?

- Корзинку принес её слуга...

- Вы его видели прежде у нее?

- Н-нет... Но я не знаю в лицо всех её слуг... Собственно, в лицо я знаю одного Лорме... Но он ведь передал письмо, написанное её собственным почерком! Вот оно!

Каюзак и де Вард переглянулись. Граф покачал головой:

- Д'Артаньян, д'Артаньян... Вам, помнится, рассказывали о мастерах подделывать чужую руку, любой почерк... У кардинала в задних комнатах сидит один неприметный человечек... Почему вы решили, что он один на свете, такой вот умелец?

Д'Артаньян растерянно и зло ударил себя кулаком по лбу:

- Господи, мне же рассказывал Рошфор... Что же это...

- Яд, - сказал де Вард кратко. - Тот самый яд, уже не раз себя проявлявший во Франции... и, вы правы, однажды даже в Англии. Почему вы не рассказали мне сразу про то, как к вам попало вино? Вас же предупреждали об осторожности, а вы едва не погубили нас всех... Нет сомнения, яд во всех бутылках...

Д'Артаньян обернулся, заслышав какой-то странный звук. Оказалось, это Планше, стоя в дверях в компании Любека и Эсташа, форменным образом лязгал зубами от страха, бледнея на глазах, как и его собратья.

- С-с-дарь... - пролепетал он. - Значит, мы чудом отделались...

- Ты собирался пить мое вино, бездельник? - прикрикнул д'Артаньян.

- С-самую малость, з-за в-ваше здоровье... Только я собрался пригубить малость, как пришел Нуармон и сказал, что хозяин зовет меня вниз... Оказалось, он то же самое сказал Эсташу с Любеном...

- Чтобы самому без помехи опрокинуть пару стаканчиков, - убежденно сказал де Вард. - Грех так говорить, но старый прохвост своей смертью спас наши жизни...

- Но кто? - вскричал д'Артаньян. - Кто мог выкинуть с нами такую шутку?

- Право же, задайте вопрос полегче, - нахмурился де Вард. - Думаю, господа, нам следует...

Он замолчал, увидев новое лицо. В дверях стоял Лорме, седовласый слуга Анны, и смотрел на д'Артаньяна с такой оторопью и страхом, словно видел перед собой нечто диковинное и ужасное, никак не способное находиться в нашем мире. От этого взгляда у гасконца вновь пополз холодок по спине.

- Что стряслось, любезный Лорме? - громко спросил он, пытаясь наигранной бравадой тона рассеять то страшное напряжение, в котором они все пребывали. - Вы что, испугались трупа? Если вспомнить, сколько народу вы отправили на тот свет, такая чувствительность поистине...

- Вы живы, сударь? - произнес Лорме с невыразимым удивлением. - Вы здоровы и - на ногах?

- Черт возьми! - с нешуточной обидой воскликнул гасконец. - А вы что же, рады были бы видеть меня мертвым или больным? Да что с вами такое, дружище?

Лорме медленно произнес, переводя взгляд с одного на другого:

- Примерно час назад к дому миледи Кларик подъехала карета, и вбежавший в дом человек передал хозяйке записку от вас. Вы писали, что сегодня утром ранены на дуэли, и состояние ваше столь безнадежно, что вы не рассчитываете дожить до вечера, и потому просите её немедленно приехать, чтобы попрощаться... Записка и сейчас лежит в доме, она написана вашим почерком, сударь...

- И она... - прошептал д'Артаньян и замолчал, боясь закончить фразу.

- И она уехала с этим человеком, - безжалостно продолжал Лорме. - Это произошло, когда меня не было в особняке, - уж я бы непременно отправился вместе с ней, несмотря на то, что узнал ваш почерк. Уж простите, но я на этом свете верю только богу и хозяйке, а более никому. Но меня не было... Быть может, на это и рассчитывали. - Он повторил убитым голосом: - Я никому не верю, и уж, конечно, не стал бы верить этому самому Бонасье...

- Бонасье? - вскричал д'Артаньян. - При чем тут Бонасье?

- Слуги рассказали, что этот человек назвался господином Бонасье, вашим квартирным хозяином с улицы Могильщиков. Невысокого роста, пожилой, с проседью, в коричневом камзоле...

- Да, это он! - воскликнул д'Артаньян. - Но я же не живу у него... Больше не живу...

- Теперь и я это знаю, сударь. Но никто ведь этого не знал, вы не говорили...

- Я не успел ей рассказать... - покаянно пробормотал д'Артаньян.

Он действительно не успел - ещё и потому, что пришлось бы рассказать, при каких обстоятельствах пришлось столь неожиданно покинуть дом на улице Могильщиков. Д'Артаньян решил как-нибудь попозже, при удобном случае, совершенно мимоходом упомянуть, что давно уже переехал на улицу Феру...

- Но если она не знала, что я сюда переехал, как она могла прислать сюда вино?! - вскричал он. - Что бы мне подумать об этом раньше, бедняга Нуармон остался бы жив... - И тут он опомнился. - Господи, что же мы стоим? Нужно немедленно что-то делать... Я же не писал никакого письма, какая, к черту, дуэль... Его высокопреосвященство...

- Если вы запамятовали, монсеньёр нынче утром выехал в Ла-Рошель, - сурово сказал де Вард. - Ах, как удачно наш неведомый враг выбрал момент... Вы умерли бы от яда, а её тем временем похитили...

- Похитили? - повторил за ним д'Артаньян. - Но...

- Вы все ещё полагаете, что речь идет о невинном розыгрыше?

- Нет, конечно же, нет... Боже мой, что делать?

- Давайте подумаем, - протянул де Вард. - Монсеньёра нет в Париже, даже если мы немедленно пошлем к нему гонца, пройдет слишком много времени... Капитан де Кавуа уехал с кардиналом, и отец Жозеф тоже, и Анж... Никого, кто обладал бы правом отдавать приказы и приводить в движение гвардейцев, полицейских и агентов... Рошфор! Если он ещё не отправился вслед за монсеньёром, как собирался, мы спасены! Я скачу к Рошфору!

- А я возьму за глотку эту каналью Бонасье, - сказал д'Артаньян решительно, пытаясь одновременно надеть перевязь со шпагой, заткнуть за пояс пистолеты и взять со стула плащ. - Без сомнения, это он, меня полагали мертвым, так что он не ждет сюрприза... Каюзак, вы со мной?

- А как же, - прогудел великан. - Мало ли с чем вы там можете столкнуться...

- Позвольте и мне с вами, господа, - сказал Лорме.

- Конечно, конечно, - сказал д'Артаньян, кидаясь к выходу. - Поспешим!

Они добежали до улицы Могильщиков и остановились перед знакомым домом, откуда д'Артаньяну совсем недавно пришлось позорно спасаться бегством через окно, - вот это самое...

- Лорме, встаньте вон там, чтобы птичка не упорхнула через окно, - распорядился д'Артаньян. - Дело нехитрое, окна первого этажа расположены низко... За мной, Каюзак!

Они ворвались в дом, отпихнув растерявшуюся служанку, успевшую пролепетать, что хозяин изволит отдыхать. Кинулись в спальню.

Достопочтенный галантерейщик и в самом деле возлежал на широкой супружеской постели, с которой у д'Артаньяна были связаны кое-какие воспоминания, от коих стало теперь стыдно. При виде вошедшего гасконца Бонасье так передернулся, что, показалось, его вот-вот хватит удар. Медленно подняв руку, он указал на д'Артаньяна пальцем, бормоча:

- Так не бывает, не бывает...

- Бывает, сударь, - сказал д'Артаньян, рассчитанно медленно приближаясь к постели с угрожающим видом, слыша за спиной топанье Каюзака, отчего казалось, что это ожила бронзовая статуя и пустилась гулять по Парижу. - Бывает, мерзавец ты этакий... Тебя наверняка заверили, что я уже мертв и тебе ничто не угрожает?

Побледневший Бонасье мелко-мелко закивал.

- Можешь потрогать, негодяй, - сказал д'Артаньян, пихнув его в бок кулаком. - Похоже это на прикосновение призрака? Я живехонек - а вот ты очень быстро будешь если и не мертв, то, по крайней мере, позавидуешь мертвым...

- Я не буду звать палачей, - угрожающе пробасил Каюзак. - Я просто возьму в кухне нож, наточу его как следует, если он тупой, и сам лично начну резать тебе ремни из спины...

Вид у него был такой, что в реальности угрозы ни один из присутствующих не сомневался.

- Помилосердствуйте! - взвыл Бонасье, проворно отползая в дальний угол кровати и прижимаясь к стене. - Господин д'Артаньян, это все она... Ну неужели вы думаете, что я по собственной воле стал бы мешаться в такие дела? Это все она...

- Ваша жена?

- Ну конечно же... Она сказала, что вы все равно уже мертвы и никто ничего не заподозрит... Что меня бросят в Бастилию, если я не соглашусь...

- Куда ты отвез женщину? - спросил д'Артаньян, положив руку на пистолет. - Говори, мерзавец!

- Не знаю...

- Как так может быть? Не смей врать!

- Честное слово, сударь, я не вру! - захныкал Бонасье. - Мне велели вылезти из кареты уже возле церкви Сен-Поль, и карета преспокойно поехала дальше... Мне было поручено лишь передать письмо и выманить женщину из дома, завлечь в карету... Дальше, говорили мне, не мое дело...

- Кто был в карете?

- Такая...

- Что здесь происходит? - послышался холодный, полный презрения голос - очень, надо сказать, знакомый.

Д'Артаньян обернулся. Констанция Бонасье стояла в нескольких шагах от них, с величайшим самообладанием скрестив руки на груди. Ее очаровательное личико было совершенно спокойным, вовсе не выглядело злым или отталкивающим - ничего похожего на ту растрепанную фурию с кинжалом, от которой д'Артаньян, будем откровенны, с трудом унес ноги.

- Ага, - произнес гасконец обрадованно. - Вы-то мне и нужны, сударыня, нам есть о чем поговорить...

- Вы полагаете? - усмехнулась она. - Извольте, господа, немедленно покинуть наш дом или я кликну стражу.

У гасконца не было ни сил, ни желания препираться с ней - время слишком дорого... Ничего не ответив, он прошел к окну, распахнул створки и, перевесившись через подоконник, сам заорал что есть мочи:

- Стража! Стража! Ко мне!

Район, где они находились, принадлежал к тем, где подобный призыв очень даже быстро находил отклик - это вам не кварталы Веррери, господа... Буквально через пару минут послышалось топанье, и в спальню вторглись несколько стрелков под командованием сержанта. Остановившись в дверях, они зорко оглядели комнату, пытаясь определить, кто здесь кто.

Чтобы побыстрее покончить дело, д'Артаньян шагнул вперед и внушительным тоном сообщил сержанту:

- Как вы, должно быть, видите по нашим плащам, мы с другом - мушкетеры кардинала. Приказываю вам немедленно арестовать этих людей и отправить их в Бастилию. Шатле для них, пожалуй что, мелковато калибром. Они виновны в похищении знатной дамы...

- Сударыня... - произнес сержант, сделав в сторону Констанции недвусмысленный жест, общий у полицейских всего мира и означающий: "Добром пойдете, или будет хуже?"

К немалому удивлению д'Артаньяна, Констанция оставалась спокойной, словно не понимала, в сколь печальном положении очутилась. Не шелохнувшись, она отчетливо произнесла:

- Сержант, немедленно арестуйте этих разбойников. Они ворвались к нам в дом, переодевшись гвардейцами, напали на моего мужа, хотели ограбить...

- Что за вздор, сержант! - вскричал д'Артаньян.

- Сержант, вы, по-моему, состоите на такой должности, что обязаны уметь читать... - произнесла Констанция без тени тревоги.

- Ну, вообще-то... - пробормотал окончательно сбитый с толку сержант. - Конечно...

- Отлично, - Констанция ловко выхватила из-за корсажа свернутую в трубочку бумагу и подала ему. - Извольте прочитать вслух...

Откашлявшись, развернув бумагу, сержант принялся читать:

- "То, что делает предъявитель сего, делается по моему повелению и для блага государства. Анна Австрийская, королева Франции". Вот что...

- У вас вызывает сомнения подлинность этой бумаги? - холодно спросила Констанция.

- Ни малейших, сударыня...

- А подлинность печати?

- Да опять-таки нет...

- Что же вы стоите? Немедленно арестуйте этих разбойников и отведите их... да хотя бы в Консьержери, это ближе всего. Сдайте их с рук на руки полицейскому комиссару. Ему сообщат, что с ними делать дальше. Вы все поняли? Или хотите, чтобы королеве Франции стало известно, что в Париже есть полицейский сержант, пренебрегающий её письменными эдиктами?

- Н-нет...

- Взять их!

- Господа, - убитым голосом промямлил сержант. - Извольте проследовать. Не заставляйте, стало быть, силу применять...

У д'Артаньяна мелькнуло желание выхватить шпагу и силой проложить себе путь. Судя по лицу Каюзака, его посетила та же нехитрая мысль. Однако гасконец рассудил здраво, что в этом случае, оказавшись преследуемыми парижской полицией, они мало чем помогут Анне, а вот драгоценное время потеряют точно, меж тем как это время можно использовать с выгодой... Полицейский комиссар в Консьержери прекрасно его помнит как человека кардинала, он вряд ли поверит в байку о разбойниках... То, что произошло в ратуше, стало известно лишь считанным людям, Ришелье по-прежнему остается первым министром, более могущественным, чем сам король... Все быстро вершится. Все обойдется.

- Пойдемте, Каюзак, - сказал он решительно. - Господин сержант олицетворяет здесь закон и порядок, а мы с вами как-никак благонамеренные граждане...

Каюзак, уже приготбвившийся заехать ближайшему стражнику кулаком по темечку, покосился на него с превеликим изумлением, но, убедившись, что д'Артаньян не шутит, вздохнул и покорился. Вдвоем они вышли на улицу, оглянувшись на Лорме с выразительным пожатием плеч. Д'Артаньян не сомневался, что старый слуга, человек битый и тертый, оповестит де Варда или Рошфора об их аресте даже прежде, чем пленников доведут до Консьержери...

Однако получилось иначе. Сержант, вместо того чтобы скомандовать всему отряду "Марш!", почесал в затылке и громко отдал совершенно другой приказ:

- А ну-ка, отправляйтесь на улицу Ла Арп и посмотрите, все ли там спокойно. Есть сведения, что там кто-то собирался устроить дуэль... Живо, живо! Арестованных я доставлю сам, это государственное дело, и чем меньше народу о нем знает, тем лучше.

Его подчиненные охотно повиновались - должно быть, им нисколечко не хотелось впутываться в государственные дела, имевшие скверную привычку оборачиваться крупными неприятностями даже для мелких свидетелей. Когда они исчезли за углом, сержант тихонько сказал:

- Я вас прекрасно помню, господин д'Артаньян. Вы-то меня, конечно, не узнали, где вам упомнить каждого сержанта, но это я вас не так давно отводил в Консьержери, когда вы возле самого Лувра с кем-то дрались на шпагах... И помню, что за люди примчались вас освобождать...

- Вы кардиналист, сударь? - не теряя времени, спросил д'Артаньян.

- Вот именно. Я, изволите знать, дворянин, хотя и вынужден занимать столь ничтожную должность... В общем, я понимаю, что тут что-то не то... Идите себе с богом, я вас не видел и вы меня не видели... Для комиссара я что-нибудь придумаю, если только вообще придется. Чует мое сердце, что никто так и не придет подавать на вас жалобу... Так что идите себе...

- Сержант! - воскликнул д'Артаньян. - Вы обязаны её арестовать, и немедленно! Честью клянусь, она виновна в похищении женщины, которую кардинал считает одним из своих самых преданными слуг...

- Я верю, сударь, верю... Но - не просите. Вы же видели, какая у неё бумага... Кардинала сейчас нет в Париже, а я - человек маленький... На мне в случае чего и отыграются... Что мог, я для вас сделал. Но лезть в эти жернова - увольте. То, что для вас обойдется, для меня боком выйдет. К человеку с такой бумагой я и близко не подойду... Всего вам наилучшего!

Он поклонился и решительно направился прочь, прежде чем гасконец успел пустить в ход угрозы или обещание денег. Ясно было, что бесполезно догонять его, хватать за рукав...

Оглянувшись, д'Артаньян поманил Лорме и тихонько распорядился:

- Укройся где-нибудь в подходящем месте и наблюдай за домом. Если она попытается уйти, иди за ней... Именно за ней. Сам Бонасье - мелкая сошка, нам нужна в первую очередь она... А мы попытаемся отыскать кого-нибудь, кто не испугается этой самой бумаги. Пойдемте, Каюзак!

Глава тринадцатая

Вино Бонасье, жена Рошфора и здравомыслие герцогини де Шеврез

- Я поступил правильно, отправившись к вам за подмогой? - спросил д'Артаньян. - В одиночку ничего не добился бы...

- Все правильно, - сказал ехавший рядом Рошфор. - Подписанный королевой открытый лист - вещь серьезная. Особенно для тех, кто понятия не имеет об истинных взаимоотношениях королевской четы, то есть большинства парижан. Попытайся вы с Каюзаком вытащить её из дома силой, она, несомненно, вновь подняла бы крик, собрала толпу, вам здорово досталось бы... Где же ваш Лорме?

- Его нигде не видно, - сказал д'Артаньян, оглядываясь.

Улица была пуста, если не считать мальчишки, прислонившегося к столбу ворот соседнего дома. Рошфор первым спрыгнул с коня и, не тратя времени, взбежал на крыльцо. За ним последовали д'Артаньян и четверо незнакомых гасконцу людей в обычной одежде - двоих из них уверенно можно было счесть дворянами, а вот остальные вряд ли заслуживали столь почетного определения, будучи, несомненно, простыми сыщиками.

- Они могли сбежать... - проговорил д'Артаньян.

- Ваш галантерейщик, в отличие от своей супруги, - помеха, которая затруднит путь любым беглецам... - сказал Рошфор, предусмотрительно вынимая из-за пояса пистолет и одним рывком распахивая входную дверь.

Они вломились в прихожую, прекрасно знакомую д'Артаньяну. Стояла тишина, обширная комната была пронизана солнечными лучами, в которых ослепительными искорками вспыхивали порой пылинки.

Потом из-под лестницы послышался стон. Рошфор поднял пистолет, но тут же опустил оружие - оттуда показалась голова и плечи человека, с усилием выползавшего к ним, упираясь в пол обеими руками. Узнав Лорме, за которым тянулась кровавая дорожка, д'Артаньян бросился к нему, вытащил на середину прихожей и осторожно перевернул на спину. Камзол на груди слуги намок от крови, на губах вздувались розовые пузыри. Судя по всему, его дважды ударили кинжалом в сердце, но он был ещё жив и силился что-то сказать - такое случается с людьми жестокими и упрямыми, способными на некоторое время оставаться при жизни собственной волей там, где человек более мирный и мягкий давно испустил бы последний вздох...

- Это были не мушкетеры, а англичане, - внятно выговорил Лорме, и его лицо помаленьку стала заливать бледность.

- Кто? - громко переспросил д'Артаньян.

- Они не мушкетеры, а англичане. Двоих я в свое время видел с Винтером, третий, несомненно, тоже... - произнес Лорме.

Его голос звучал все тише и тише, при последних словах кровь хлынула из горла, лицо вытянулось, глаза остекленели. Д'Артаньян понял, что это конец, и, опустив отяжелевшее тело на пол, перекрестился.

- Что он имел в виду? - спросил он растерянно.

- Не знаю, - жестко ответил Рошфор. - Живее, осмотрим комнаты!

Д'Артаньян вбежал за ним следом в гостиную хозяев.

Г-н Бонасье, в незашнурованных башмаках и незастегнутом камзоле, валялся лицом вверх у стола, на котором стояла бутылка вина, - и его застывшее, запрокинутое лицо, исполненное безмерного удивления, было белым, как мрамор, и сплошь покрыто маленькими красными точками...

Подняв глаза на Рошфора, д'Артаньян поразился лицу графа - на нем читались такое изумление и страх, каких гасконец никак не ожидал увидеть у этого железного человека.

- Боже мой, это невозможно... - прошептал граф, словно в бреду. - Но, с другой стороны...

- Что это? - задал д'Артаньян совершенно бессмысленный вопрос.

- Та самая досадная помеха, о которой я вам говорил, - сказал Рошфор, словно бы опамятовавшись. - Помеха, способная повиснуть гирей на ногах у любого энергичного беглеца вроде очаровательной Констанции... А ещё это человек, который знал слишком много опасных вещей о ней и о других...

- Но это же!.. - отчаянно воскликнул гасконец. - Это не по-человечески, в конце концов! Можно ещё понять, когда она подсыпала яд врагам... Но отравить собственного мужа просто потому...

- Вот именно, - сказал Рошфор с чужим, незнакомым лицом. - Отравить собственного мужа просто потому... Пойдемте, д'Артаньян. Нам тут больше нечего делать, птичка упорхнула... Вы видели мальчишку?

- У соседских ворот? Ну да...

- Нет в Париже таких вещей, которые могли бы пройти незамеченными для уличного мальчишки, если он присутствует на расстоянии хотя бы пары сотен футов от события...

С этими словами Рошфор, сбежав с крыльца, направился прямиком к помянутому представителю парижского беспутного юношества. Тот, не шелохнувшись и не изменив позы, скорчил странную, гримасу - он ухитрился с незаинтересованным видом таращиться в небо, но в то же время косился на приближавшегося графа: трюк, доступный только парижским уличным сорванцам, способным находиться в трех местах одновременно, не говоря уж о том, чтобы смотреть двумя глазами в разные стороны...

Рошфор немедля достал пистоль и поднял его к самым глазам мальчишки, вертя меж пальцами. И выжидательно молчал.

- Пожалуй что, сударь, такие жизненные наблюдения стоят целых двух пистолей... - протянул мальчишка.

- Держи, - сказал Рошфор, бросая ему золотой. - Когда расскажешь все, что видел, получишь еще, слово дворянина. А в том, что ты только что видел здесь что-то интересное, я не сомневаюсь...

Мальчишка попробовал монету на зуб, подбросил в воздух и ловко поймал в оттопыренный указательным пальцем карман. Рассудительно вздохнул, как взрослый:

- Слово дворянина - большое слово... Так вот, сударь, когда отсюда ушли этот вот господин и ещё один, - он кивнул на д'Артаньяна, - седой слуга, что был с ними, остался и укрылся вон там, за тумбой, стал следить за домом господина Бонасье. Уж не знаю, сколько времени прошло, я не дворянин, чтобы часы носить... Только вскоре подъехали три королевских мушкетера с четвертой лошадью в поводу.

- Мушкетеры? - переспросил Рошфор. - Ты не ошибся?

- Синие плащи с крестами и лилиями, где же тут ошибешься? - резонно сказал сорванец. - Я же не деревенщина какая-нибудь, а потомственный парижанин... Слуга за ними наблюдал, а они вдруг бросились на него, да так проворно, что он не успел убежать или вырваться. Они ему зажали рот и потащили в дом. А чуть погодя из дома вышли уже четыре мушкетера, только у четвертого лицо было закрыто полями шляпы. Они вскочили в седла и умчались... Вот и все, ваша милость, - но это, пожалуй что, стоит двух пистолей...