Чтение 20–й страницы книги ~Уши в трубочку~

- К тому же прибыли одни, а не с кучей пьяных приятелей, как принято у русских.

- И даже в тот день недели, - добавил я в тон, - не перепутав даже месяца... Вас, простите, зовут Васей Пупкиным?

Он улыбнулся, показав безукоризненно ровные и белые злодейские зубы:

- Искандерберг Зулькарнаген к вашим услугам. Прежде чем отправлю на встречу с вашими родителями... или прадедушками, не соблаговолите ли ответить на один-единственный вопрос?..

- Не соблаговолю, - прервал я. - Не думаю, что ваш босс одобрит, что шестерка может требовать ответы раньше его.

Улыбка господина стала несколько напряженной.

- Шестерка? Что натолкнуло вас на странную мысль, что командую парадом не я?

Я поднес к лицу растопыренную пятерню, перебрал пальцы. Торкесса смотрела с недоумением, я мотнул головой:

- Я вроде бы посчитал верно. Имя.

- Имя? Что в вымени... тьфу, в имени моем...

- Лишние слоги, - объяснил я любезно. - По всем параметрам подходите на роль босса... почти по всем. Увы, но это проклятое "почти"...

Его улыбка стала еще напряженнее.

- В чем оно заключается?

- Имя, - повторил я. - Вам бы еще имя сменить, тогда могли бы купить себе селедку и морочить ей голову. Имя главного вместе с фамилией или кликухой не должно быть больше восьми букв. Желательно - односложных. Для главарей, конечно. Неважно, какого цвета у них шляпы. Таково Правило.

- Таково правило, - повторил он тупо, переспросил: - Чье правило?

- Не правило, а Правило, - сказал я значительно. - Это значит, что неписаное, а значит - более стойкое. Не помню случая, чтобы оно когда-то нарушалось.

Глава 2

Торкесса шумно дрожала, смотрела на меня с недоумением, но и надеждой. Я расправлял свои вообще не так уж и широкие плечи, местами я все-таки русский интеллигент, особенно в плечах и заднице, но сейчас я должен чувствовать в себе Силу, а как же, со мной Сила, сами мы не местные, а из джедаев, нам что не по плечу, то по... словом, все равно герои.

- Хорошо, - ответил он кисло, даже поблек на глазах, плечи чуть опустились, а голос звучал уже не так властно, - я действительно не главный в команде, хотя и далеко не на последнем месте. Потому могу и сам задавать некоторые вопросы... Например, такой: почему к вам такой повышенный интерес?

- Ого, - сказал я. - Вы и этого не знаете? А хочется свою игру начать, правда?

Он покосился на неподвижных соратников, проговорил чуть тише:

- Дело в том, что Индельв и Мата Фуги, вы ее знали как Марью Петровну, - с ними понятно, для одних вы - наследный герцог, для других - королевский наследник, но повстанцы? Мятежники, отрицающую всякую власть?

Я постарался вспомнить, кто же эти мятежники, порылся в памяти, взглянул за поддержкой на торкессу, но она почему-то отвела взгляд. Я легонько пихнул ее локтем, однако торкесса даже отступила на полшага и упорно смотрит в пол, не желая встречаться со мной взглядом. Да фиг с ней, решил я, с этой частью загадки. Конечно же, я и есть самая что ни есть уникальная ценность, потому что это и есть я, любимый и единственный, а все остальные... они совсем не ценные уже тем, что они - не я, но что-то все еще мешает говорить об этом вслух, хотя другие уже об этом говорят и пишут без всякого стеснения, мужчины ходят, распустив животы, а женщины не разгибают коленей, полагая, что приоткрытые яйцеклады все компенсируют.

- В моих жилах течет кровь также Бакунина, - ответил я, - Кропоткина, Че Гевары, Хоттаба, Аттилы, Чингисхана и прочих сокрушителей империй.

Он проговорил медленно, не отрывая от меня пронизывающих глаз:

- А если предположить, что вы, помимо всего, еще и наследник последней всегалактической Империи? Истинный?.. Ведь нынешняя ветвь, если быть точным, узурпаторская! Генкон Третий силой и предательством устранил законного императора, благородного Роланда Шестидесятого, но было известно точно, что Роланд успел оставить наследника... И самое удивительное, но достаточно достоверное, что повстанцы мечтают о восстановлении Империи, при которой все эти герцоги и мелкие короли будут свергнуты и низведены до положения простых звездных губернаторов!

Я ощутил приятное щекотание. В приятных грезах иногда представлял себе, что я - потомок Александра Невского, Дмитрия Донского, а то и вовсе самого Рюрика, но до Роланда Шестидесятого с его всегалактической Империей даже самые смелые фантазии не запархивали...

Что-то проникало. Он вздрогнул, с несвойственной человеку с такой внешностью суетливостью выхватил из нагрудного кармана мобильник. Щелкнула, откидываясь, крышка. На лицо упал снизу свет от монитора, оно показалось жестоким и даже очень жестоким.

- Да, - сказал он. - Да... Хорошо!.. Выполню... Да. Да, конечно!.. Слушаю... Будет исполнено.

Он сунул мобильник обратно, кивнул на торкессу:

- Ты пойдешь со мной.

Она беспомощно прижалась ко мне.

- Что вам от нас надо? - спросил я довольно глупо, сам понимал, что глупо, но язык поворачивался сам, некоторые фразы, как: "О, нет!", "С тобой все в порядке?", "Позволь тебе помочь", "Слезинка невинного ребенка", "Терроризм не имеет национальности", "Ист фантастик!", "Не будь героем" - уже в подпрограмме и лезут сами, не спрашиваясь разума. - Возьмите меня!

Они оглядели меня, у некоторых в глазах появилось оценивающее выражение, один вовсе заколебался, но Искандерберг сказал резко:

- Возьмите женщину!

Ее грубо оторвали от меня, она цеплялась и плакала, в больших невинных глазах море слез и горестное недоумение, я сказал ей, уволакиваемой, вслед:

- Держись, я скоро приду за тобой.

Она прокричала мне:

- Береги себя! А я расслаблюсь и постараюсь получить удовольствие...

Искандерберг желчно рассмеялся. Двое подручных подтащили ее к малозаметной двери. Он сказал мне обрекающе:

- Прощай! Этот приятный миг я запомню надолго.

Она в дверях уцепилась за косяк и прокричала мне:

- Все равно я буду представлять тебя!

Искандерберг грубо втолкнул ее, металлическая дверь захлопнулась за ними с жутким лязгом. Я быстро оглядел оставшихся пятерых громил. Все типичные быки, крепкие, накачанные, и хотя я сам не кладезь мудрости, но рядом с ними я прямо Фома Аквинский и Платон с Невтоном. На их тупых лицах появились подобия улыбок, только пятый не улыбается, хоть и бык, но выглядит атлетическим красавцем, с благородным красивым лицом, выступающей вперед нижней челюстью. Грудь настолько широка, что на ней можно было, можно, а огромные мускулистые руки напоминают... да, напоминают, хотя в плечах широк, как Черное море, в поясе ему мог бы подойти ремешок царицы амазонок Медеи.

Он взглянул на одного из гигантов, тот кивнул, взревел грубым голосом:

- Ну, теперь тебя будем казнить! Но, похоже, ты совсем не тот, за кого тебя принимают. По крайней мере, не настолько умен.

Он коротко и резко ударил меня под дых. Я задохнулся от неожиданной боли, тут же резкий удар по печени согнул меня вдвое.

Я просипел, стараясь не кривиться от резкого спазма:

- Заткнись, горилла. Пусть уж твой вожак и говорит сам.

Гигант прорычал угрожающе:

- А кто тебе сказал, что вожак не я?

Я прохрипел:

- Дурень, посмотри на свою харю...

Гигант повернулся, как башня Китай-города, даже заскрипело, поглядел на другие башни из-под каменных уступов, густо заросших шерстью толщиной с сосновые иглы. Те так же тупо поглядели на него, только красавец надменно улыбался.

- Ну, посмотрел... - прогрохотал гигант. - И кто же из нас вожак?

- Не считай меня таким идиотом, - прохрипел я. - Можно бы спросить что-нибудь и потруднее...

В полутьме открылась дверь. Мне показалось, что там вспыхнул небесный свет, а из него, как Афродита из морской пены, выступила женщина, если меня не обманывают выступающие далеко вперед вторичные половые признаки. Ее коротко подстриженные волосы цвета ее губ, а губы - крупные, чувственные, пылали, как пурпурное зарево заката. Однако одета в облегающую кожаную куртку цвета космоса, где множество молний, карманов, пряжек, застежек, отчего походила не то на бронежилет, не то на боевой костюм.

Но в поясе тонка, на поясе нож и пистолет в кобуре, а блестящие брюки я сперва принял за очень темные колготки. В довершение всего в перчатках до локтей, тоже черного цвета. И в то же время лицо ее очень женственное, милое, несмотря на мальчишечьи подстриженный затылок.

Я переступил с ноги на ногу, череп накалился от мыслей. Если мужчины - уроды все до единого, даже этот красавец - урод, ибо слишком красив, для мужчины это мерзко, то я в этом приключении еще не встретил некрасивой женщины. Эта же с красивым надменным лицом, гордая приподнятость скул, изумительно красивые, широко расставленные синие глаза, белоснежная шея и высокая грудь, торчащая, как наконечники стрел, а вместо пояса ей подошел бы браслет с моего бицепса. Правда, не нынешнего.

- Илельна, - вырвалось у меня.

- Узнал?

- Еще бы, - прохрипел я.

- Ты был хорош, - сказала она оценивающе, - но меня упустил...

- Разве? - спросил я. - Сейчас-то я тебя поймал?

Она рассмеялась быстрым жестоким смехом, все пятеро быков угодливо захохотали. Илельна нахмурилась, внимательно осмотрела меня с головы до ног. Голос ее прозвучал холодно и бесстрастно, словно шел от Снежной Королевы:

- Заканчивайте...

Все пятеро снова вскинули пистолеты, дула смотрят мне в грудь, я изготовился к боли, к ударам раскаленного металла. Тут же комнату наполнило грохотом выстрелов. Громилы вздрагивали, дергались, кто-то успевал выстрелить, но пули уходили выше моей головы, а то и вовсе в потолок, потом развернулись и начали стрелять в темный угол. Красноватые вспышки различили скорчившуюся фигуру с пистолетами в обеих руках. Пули рвали тело незнакомца на части, но он упорно продолжал стрелять, пока пятый, последний, не выронил пистолет, и лишь тогда упал, распростершись в луже собственной крови.

С болью в сердце я узнал минотавра, такого умелого и опасного, но допустившего серьезную оплошность: показавшего мне фотографию своей семьи. Женщина отпрыгнула в тень, в ее руках молниеносно появился длинный кривой меч, ятаган. Она всматривалась в неподвижное тело, потом поймала в перекрестье прицела своих прекрасных глаз меня, уже с железным прутом в обеих руках, я за это время успел отскочить назад и выдрать его из стены.

Поигрывая боевым ятаганом, она приближалась, на губах зловещая улыбка. Глаза бросили глумливый взгляд на железный прут в моей руке.

- Мне кажется, Ваше Величество, - заметила она ядовито, - автоматы от вас далековато, а ваш меч недостаточно заточен...

- Достаточно, - ответил я сдержанно.

- Для чего?

- Самое трудное в жизни, - ответил я медленно, - вовремя из нее уйти. Могу сказать в утешение, что хоть жизнь и трудна, но, к счастью, коротка!.. Вы не знали? Вообще-то жизнь дается один раз, а удается еще реже...

Я болтал, не останавливаясь, а глаза бегают по всему помещению, схватка должна закончиться не в этом углу, здесь слишком просторно и чисто. Злобная дура полагает, что буду бить этим железом, идиотка, меня самого за это распнут: палкой - по женщине! Да еще вдруг попаду по голове, по лицу? Нет, это важное дело, в смысле ее убиение, должно происходить либо вон там, в дальнем конце, там окно, я к нему прислонюсь, обессиленный и весь в крови, избитый, едва живой, а она с торжествующим криком ринется, как бык... как бычиха, чтобы окончательно меня смять, расплющить, растоптать. Я отступлю в сторону, а то и просто упаду, но не злонамеренно, а в обессиленности, как в Лебедином озере, а она с разгону шарахнется, вышибет двойную раму со стеклопакетами и вывалится с семнадцатого этажа. Я только услышу долгий затихающий женский крик, в котором будет ярость от понимания, что я перехитрил, хотя я совсем не буду хитрить, это нехорошо, все произойдет непреднамеренно, спонтанно, как любовь с первого взгляда... А потом звон, лязг, я выгляну в окно, далеко внизу ее тело в красивой эротичной позе с раскинутыми в стороны руками и раздвинутыми ногами на крыше разбитого мерседеса, подол чуть задран, открывая красивой формы ляжки... ах да, на ней узкие черные штаны, совсем как колготки, но все равно голова повернута набок, в позе танцующей Кармен, так смотрится более гордо и вместе с тем беззащитнее, мужчины это любят, крови отсюда не видно, это не мужчина, тогда бы забрызгало половину квартала и красные брызги сползали бы со стен и бежали красными говорливыми ручьями...

Если не удастся отступить в тот угол, то можно по диагонали, там из стены торчит заостренный штырь, равный по длине копью Мордреда. Я даже не буду толкать ее на это копье, это хоть песчинку да положит на чашу весов моей вины, она сама с разгону напорется, сама, сама. И я буду весь в белом, а она, соответственно, в коричневом... Впрочем, этот вариант паршивый, так напорется грудью, я только увижу, как из спины между лопатками высунется окровавленный металлический штык, а это не эстетично, надо, чтобы в последний миг бытия видела меня, глаза расширились в понимании всего, что случилось, можно успеть раскаяться, прошептать что-то, изо рта покажется кровь, самую малость, это из мужчин плещет ведрами, а из женщин одна-две капли, чтобы обозначить ранетость...

Впрочем, можно и там, между стеной с окном и стеной с копьем, пара табуреток лежит острыми ножками вверх, а я сам видел, как один коммандос бросил зеленого берета на такой стул, и ножка проткнула насквозь, высунулась из груди. Правда, эта не настолько носорожиста, ее веса может не хватить для земной гравитации, лучше будет чуть дальше, там со стены свисают какие-то провода... Конечно же, под высоким напряжением, если эту дуру пихнуть на них... да что это я такой сегодня грубый: пихнуть, толк-путь, подставить ножку, споткнуться, нехорошо, все-таки женщина, к тому же красивая. Должна сама попасть на эти провода, а я с бессильным сожалением буду наблюдать... нет, лучше подбегу с желанием спасти, но она уже будет мертва и упадет мне на руки с последними словами раскаяния и молитвой... в смысле, прости, Вася, я была не права, мой счет в швейцарском банке на такой-то цифре, отдай бедным неграм, а еще лучше - русским, пусть погасят национальный долг, как раз хватит...

Все это, естественно, моментально проносилось в моей голове, так бывает, говорят, в предсмертии, когда успевают увидеть вроде бы всю жизнь со всеми подробностями, а то и не только свою, что куда интереснее, она еще не успела договорить, как я ответил:

- Африка - она и в Африке Африка.

Она насторожилась.

- Это что значит?

- Что жизнь - игра с постоянно меняющейся системой правил. Истина, что у тебя в руках меч, а у меня палка, но разве здравый смысл не подсказывает, что не надо верить абсолютным истинам?

- Не подсказывает, - ответила она злорадно. - А вот не подсказывает!

- Почему все дуры такие женщины? - сказал я со вздохом. - Ведь, кроме чужих неприятностей, в жизни есть и другие радости! Например, вы замужем?

Она ответила с недоумением:

- Нет, конечно... К чему такой вопрос?

Я вздохнул и произнес с лицемерным сочувствием:

- Понимаю, понимаю. Вы не можете себе найти мужчину в мужья потому, что пьяные вам не нравятся, а трезвые, что понятно, скорее удавятся, чем женятся на вас...

Она закричала в бешенстве, ринулась, размахивая ятаганом. Вихрь ударов почти скрыл ее, передо мной был стремительно надвигающийся силовой пузырь из сливающихся, как в жалюзи, полос отточенной стали. Я поспешно метнулся в сторону, грохот, звон битого стекла, треск оконной рамы...

В глазах у меня мутилось, горло пересохло. Пошатываясь на подгибающихся ногах, я подошел к окну, выглянул. Далеко-далеко внизу, я даже не думал, что мы так высоко, на вмятой ударом крыше мерседеса лежит в красивой позе, раскинув руки, крошечное тело. Крови отсюда не видно, что понятно, из женщин ее почти не вытекает, это из нас хлещет, как из раненых слонов, ах да, это уже говорил, ну почему бы не повторить для тугодогоняющих?

Пошатываясь, с прутом в руке побрел в ту комнату, куда увели торкессу. Едва коснулся двери, как стремительно распахнулась, едва не разбив мне нос. Я придержал ее руками, торкесса счастливо вскрикнула и бросилась мне на шею.

- Ты жив?.. В самом деле жив?

- Да вроде бы, - ответил я с неловкостью. - Еще не совсем зомби... А как ты?

- Все правой, - ответила она. - Он там... лежит.

Я осторожно заглянул в дверь. Вожак на полу, раскинул руки, лицо черное, как обугленное, но налилось кровью, из носа и ушей течет густая коричневая кровь и тут же застывает темными наледями. Я спросил потрясенно:

- Как с ним управилась?

Она посмотрела, прищурившись, спросила с расстановкой:

- Ты в самом деле хочешь знать?

Я содрогнулся:

- Нет! Прости, это я сдуру.

Она пожала плечами, брови взлетели вверх в недоумении.

- Когда он начал раздеваться, я хихикнула и указала пальцем. Потом спросила: а что это? Никогда раньше, говорю, тако-о-о-ое не видела! Ну ничего, говорю, зато у тебя такие бицепсы... Ты замерз, да?.. Может, просто поваляемся?.. Ты должен быть очень умный, это называется сублимацией, ведь главное - чтоб человек был хороший...

Я спросил с недоверием:

- Это и сразило?

- Как видишь. Сперва покраснел, потом побледнел, посинел, стал серым, как земля, затем пепельного цвета, наконец ухватился за сердце и грохнулся.

Я покачал головой:

- Ну ты и убийца... Никогда таких подлых приемов... подлейших, расподлейших не знал, даже не предполагал, что развитие военной техники и эскалация боевых приемов может дойти до такой гнусности!

Она взмолилась:

- Милый, ты же знаешь, ничего такого я тебе никогда не скажу! Просто не могу сказать, это будет неправдой... легко опровергаемой неправдой.

Я отодвинулся:

- Оставь молнию на моих брюках. Да не в руках, а в покое!

Она сказала торопливо:

- Да я только хочу убедиться... с тобой все в порядке?

- Нашла как убеждаться, - отрезал я сварливо. - Ты эта, общечеловечка, да? Демократка?

- К тебе направилась женщина, - обвиняюще сказала она. - Очень красивая, она могла тебя... повредить. У нее лицо было как у принцессы Сегинды.

- Чем лучше видна грудь, - повторил я, - тем хуже запоминается лицо.

Ее синие глаза мгновенно стали зелеными.

- Ты видел ее грудь? Она показывала тебе грудь? Она показывала, а мне нельзя?

- Нельзя, - отрезал я. - Ты же не враг?

- Не враг, - согласилась она. - Ты что-то плохо выглядишь...

- Зато хорошо себя чувствую, - возразил я. - Как только сбросил лишние восемьдесят килограмм.

Она ахнула:

- Так похудел?

- При чем тут похудел?

- Развелся? - спросила она.

- Да, - ответил я.

Она проследила за моим взглядом в сторону зияющей дыры. Середина окна исчезла, но сама рама осталась, красиво и страшно блестят ровным цирковым кругом остатки стекла, похожие на острые зубы.

Плечи торкессы зябко передернулись.

- Ну, - произнесла она тихим голосом, - надеюсь, теперь можно уходить?

Из тени выдвинулась фигура с пистолетом в руке. Дуло было направлено в нашу сторону.

- Еще нет, - произнес холодный безжалостный голос.

- Кварг! - вскрикнули мы с торкессой в один голос. Кварг вышел на свет, улыбка на губах была зловещей.

- Вы могли бы узнать и раньше, - произнес он голосом, похожим на визг пурги, - но были настолько поглощены друг другом...

- Кварг, - повторил я потрясенно, - но ты ведь... Господи, неужели и ты... против нас?

Он покачал головой, в глазах было презрение:

- Слова-то какие... Почему это за вас, против вас?.. Мы всегда только сами за себя, как Англия. Я пурингер, послан сюда еще сто тысяч лет тому назад. Все эти годы я наблюдаю за этой первозданной планетой... Но и наша цивилизация пурингов - песчинка рядом с огромной древней горой сверхцивилизации буштазов...

Я прошептал обалдело:

- Значит... владыки всего-всего на свете... буштазы?

Он покачал головой:

- Не совсем так, Ваше захолустное Величество. Буштазы не самые могучие свертыватели пространства. Гораздо мощнее цивилизации галактозов, под их властью не только сто тысяч галактик, но и ряд недоступных другим намерении, и никто не может сказать, что у них там, сколько там народу, какие силы и что они затевают.

- Ого! - вырвалось у меня невольно.

Одной рукой он держал нас на прицеле, другой вытащил из-за пазухи ярко-красную коробочку с большим цветным дисплеем. Не сводя с нас глаз, не глядя, шлепнул ею по стене. Послышался чмок, коробочка прилипла. Кварг скосил глаза, нахмурился, косо, поспешно и с усилием отодрал, прилепил заново, придержал, пока липучка приклеит к металлу намертво, в буквальном смысле врастил эту бомбу, а кто усомнится, что это бомба, тот вообще идиот, воспитанный на Шекспире. Все это время он не спускал нас с прицела и не отводил взгляда, а когда отнял руку, сказал повеселевшим голосом:

- Вот-вот, Ваше Величество, вы сказали очень точно. Однако и галактозы не самые могучие, ибо зерты пришли из другой Вселенной с той же самой целью, что и все остальные... Да-да, они дознались, что из всех вселенных, а их бесчисленное множество, именно в этой спрятана Высшая Мудрость. Они же с поразительной точностью вычислили район, он охватывал всего сотню галактик, потом ценой сложнейших вычислений им же удалось сузить район до одной-единственной Галактики, а это, сами понимаете, сущий пустяк, ибо в данной Галактике всего сто пятьдесят миллиардов звезд, осмотреть все не составляет труда, и вот уже вслед за медлительными зертами сюда хлынули более проворные, но менее развитые галактозы, манги, урюпы, печинги, вутичи, шторлицы, ай-лавы...

У меня голова пошла кругом. В моей современной Москве полно пришельцев с дальних звезд, галактик, метагалактик, гигагалактик, параллельных, иных планов, времен и прочих-прочих чуланов, и все наверняка страстно мечтают захватить Землю, покорить землян. Почему, почему сверхимперии стремятся в этот заброшенный уголок Галактики?

Да потому, произнес у меня в голове твердый голос. Я понял, что это мой никогда не ошибающийся внутренний голос, та самая ниточка, что связывает нас с Богом, творцом всех-всех вселенных и вообще всего-всего. Не понимаешь, дебил?

Холодок прокатился по всему моему телу, признак, что дошло. Потому все и стремятся к нам на Землю, просто потому что. Конечно, хотелось бы хоть немного логики... или хотя бы смысла, но, похоже, я захотел чересчур много.

Глава 3