Чтение 20–й страницы книги ~Великий маг~

- Славно?

- переспросил Живков.

- Вот теперь, когда вы появились, в самом деле славно! Все обломилось в доме Смешальских, подумал я хмуро. Болгарин изображает галантного хранцуза, грек не разбирается в винах, а я вот возьму и не напьюсь, как надлежит русскому, чем всех удивлю, а то еще и вызову потрясение мировой экономики. И обрушу доллар, чего все страшатся... А может, в самом деле обрушить? Так сказать, порезвиться напоследок в старом мире? На столах только самые дорогие из коллекционных вин. И самые дорогие и редкие блюда. Здесь наконец-то обнаружились вдоль стен неподвижные, как статуи, официанты. Я уже начал подумывать, не самим ли убирать грязную посуду. Так, для экзотики. Или чтобы ощутить и себя людьми труда. Из-за моего плеча неслышно появлялась рука в белоснежной перчатке, убирала пустые тарелки, ставила очередное блюдо, наполняла фужер. Кажется, я и Ноздрикл не одни здесь, кто достаточно равнодушен к особо знаменитым винам. Пьем то, что кажется вкусным, а положено это к рыбе или к мясу - об этом пусть помнят те, для кого мы придумываем законы, правила, мораль, этику и правила этикета. Смешно придерживаться этих правил тем, кто знает с какой легкостью можно поменять на противоположные, и все будут искренне считать, что именно так правильно.

Я неторопливо ел, отхлебывал из бокала прохладное вино, взглядом показывал Кристине, чтобы не стеснялась. Все эти владыки мира, как и я, в штанах носят гениталии, сопят на бабах, пыхтят и тужатся в сортире. Так что не стесняйся, ты пыталась затащить в постель не самого слабого из владык...

Кристина чуточку приободрилась. По лицам могучей шестерки я видел, что они все понимают. Да, мы - владыки этого мира. Это только простой люд все еще по старинке считает вершителями судеб президентов, канцлеров, даже королеву, папу римского и прочих коронованных или избранных, ха-ха, всенародным голосованием плебса, что ради panem at cirzenses проголосует хоть за козу в президентском кресле.

Мы давно показали свою мощь. К примеру, пару сот лет назад один из нас, имфистов, написал пьесу "Висенте Овехуна", в которой феодал принуждает крепостную к исполнению ею обязанности первой брачной ночи. Разгневанные зрители сразу после премьеры пьесы разгромили имение ближайших аристократов, а потом пошли жечь их и дальше по стране, вешать, громить и вообще изничтожать как класс. Восстание не затихло, как ожидалось, ширилось и в конце концов привело к полной ликвидации того, что называем феодальными привилегиями.

Но и тот случай не научил относиться к писателям с достаточным почтением. Или осторожностью. Наверное, потому, что в массе своей писатели - достаточно тупые и недалекие твари, а нормальный человек судит по одному обо всех. Это, собственно, верно, но писатели - исключение. Ни один человек не может быть сильнее другого втрое или впятеро, а вот писатель может быть сильнее остальных своих собратьев, вместе взятых, в сто тысяч раз, в миллионы, в неизмеримое количество раз. Слева от меня артистически работает ножом и вилкой Соммерг. Худое лицо серьезно, неподвижно, взгляд обращен в тарелку, но я знаю, что он видит и замечает все вокруг. Соммерг - не только инфист высшего класса, но последние пятнадцать лет возглавляет отдел Департамента социологических исследований. Он разработал концепцию переноса мишени, когда противник бросает все силы на достижение заведомо ложных целей. В частности, он подхватил полузабытые в старой России экзотические поиски родины ариев и сумел еще в советскую эпоху навязать эту идею немалой части русской интеллигенции. Тогда шло глухое брожение, недовольство, надо было срочно взять его под контроль, и Соммерг под видом оппозиции режиму предложил внедрить подобную интерпретацию идеи патриотизма. Мол, коммунизм стирает все различия, даже слово "русский" заменяет на "советский", а своих предков надо знать, а наши предки Рим спасли, а потом разрушили, пирамиды в Египте построили, и вообще арии это даже не германцы, а самые что ни есть русские... Провокация удалась блестяще. Целое стадо баранов ломанулось в услужливо распахнутые ворота. В солидных журналах появились глубокомысленные рассуждения о родстве русского языка с индоевропейским, а значит - мы древнее всех прочих народов, и этруски вон тоже русские, и Троя - родина русов, и Америку открыли русские... Это вызывало хохот в других странах, которые могли в доказательство своей древней культуры предъявить нечто большее, чем странную надпись из шести букв на глиняном черепке. Сейчас Соммерг занимается проблемами религии, еще и потому я рассматриваю этого гада как одного из самых серьезных противников. В инфизме, инфизме. Чуть дальше громогласно вещает прописные истины Челлестоун, с ним до крика спорит Лакло. Челлестоун - единственный среди нас нобелевский лауреат. Правда, не за инфизм, за тот еще премий не дают, ибо границы не очерчены, да и как-то еще не подвели базу под использование этого страшного оружия, не нарядили его в белые одежды ангела-миротворца.

Нобелевская за достижения в социологии, членство в половине академий мира, масса научных работ... но все-таки количество премий впечатляет. Кроме известных во всем мире и весомых, он ухитрился собрать и целую коллекцию экзотических, вплоть до Национальной премии Зимбабве за открытия в языкознании.

Меня лично ни одна из премий не вдохновляет, а сам я давно и твердо отказался от любых премий. Дело в том, что даже самая престижная, элитнейшая из премий давно служит политике. Ладно, оставим подозрения, что члены присудителей куплены-перекуплены, как радостно подтвердит обыватель, он везде видит подкуп. Предположим, что там только честнейшие и добродетельнейшие мужи, радеющие о человечестве. Вот перебрали они лучших литераторов-социологов и собрались присудить премию...

И тут один из них... предположим, что без подсказки извне, хлопает себя по лбу и говорит: братцы, да что ж делаем? Третий раз подряд присуждаем европейцу! А ему при чем тут европеец или неевропеец? К тому же в позапрошлый раз получил испанец, в прошлый - англичанин, а сейчас дадим французу... А тот, умный, кричит: да вы что, не понимаете, что таким образом мы льем воду на мельницу фашиствующих молодчиков, что тут же завопят о превосходстве белой расы? Нет, надо дать негру. Да не просто негру, а негру из самой Африки, чтобы поддержать этот черный-пречерный континент. Ему промямлят, что в Африке и литературы нет, как и науки, но тот возразит твердо, что такой ерундой можно поступиться ради великой идеи равенства рас, религий и народов. То есть во имя торжества общечеловеческих ценностей! И хрен с нею, справедливостью. Торжество общечеловеческих требует на окровавленный алтарь эти крохотные ничтожные жертвы, как честность или справедливость... которые давно уже надо стереть в порошок и забыть о них!

Любому стоит просто взглянуть на списки лауреатов... Я бы сказал, что дело СССР живет и побеждает: мне однажды отказали в одном издательстве, мол, география перекошена, надо выправить. На мой вопрос: что это такое, мне объяснили, что слишком много было опубликовано из Харькова, вообще украинцев, надо опубликовать столько же текстов из Якутии... Неважно, есть там писатели или нет. Хоть кого-то. А потом еще и дать премию. Чтоб все видели: для Советской власти нет любимых или нелюбимых регионов! Конечно, Челлестоун не африканец из Сранорыльска или чукча-писатель, но что-то уж слишком большая коллекция наград, премий, дипломов, званий... Собственно ужин был достаточно легким. Сбалансированным и легко усваиваемым, чтобы успело перевариться до сна. Здесь, похоже, за своим здоровьем блюдут. Хотя как иначе, здесь же все западники, а жизнь у них самая высшая из ценностей. Ничего, уже скоро... Я запил соком, Кристина давно, как школьница, положила нож и вилку крест-накрест. Белая рука в перчатке тут же бесшумно убрала тарелку. Я сказал негромко:

- Ну что, отваливаем? Она прошептала испуганно:

- Как?.. Здесь же только начинается...

- Ждешь дискотеку?

- поинтересовался я.

- Какой вы грубый, Владимир Юрьевич...

- У тебя чему не научишься, - ответил я мирно.

- Вылезай, расселась!.. Ни за что не поверит, мелькнула мысль, почему хочу в свои апартаменты. А причина банальна... Куда бы я ни уезжал: на пляж, на дачу к друзьям, на пикник - всегда через часок-другой начинал тоскливо думать: ну на фиг мне это натужное веселье?.. И чего прикидываюсь, что мне нравится подгоревшее на костре мясо и "свежий воздух" - наполовину из дыма, наполовину - из комаров, которым по фигу этот якобы отгоняющий их дым? Вот сейчас бы домой на диван, ноутбук на колени, продолжил бы работу над своем книгой, что перевернет мир...

По опыту знаю, что когда приду домой, то на ноутбук и не взгляну, дома могу не работать неделями, но при любом оторванности от дома сразу: ах, как бы я сейчас работал!

Когда вернулись, Кристина ринулась исследовать апартаменты по второму разу. Я раскрыл ноутбук и... задумался Конференция производит странное впечатление. Во-первых, нас слишком мало, всего семеро. Во-вторых, свободный обмен мнениями, как значилось в приглашении, - что это? Никто из нас не дикарь: Челлестоун, Соммерг, да и все остальные, предпочитают видеоконфы. Точно так же могли бы встретиться в виртуальном пространстве, находясь каждый в своем кабинете.

- Владимир Юрьевич, - донесся сверху голос Кристины, - там наверху чересчур большая спальня...

- У тебя клаустрофобия?

- Вот-вот, - согласилась она поспешно, - именно это умное слово, арахнофобия!

- Терпи, - велел я безжалостно.

- Боюсь, - сказала она жалобно.

- Можно я... в вашей?

- Еще чего, - ответил я с достоинством.

- Будешь одеяло стягивать, лягаться...

- Я не лягушка!

- Храпеть...

- Я сплю на боку, как зайчик!

- Зайчики спят на брюхе.

- Как скажете, Владимир Юрьевич, так под вами и лягу!

- Размечталась, - сказал я саркастически.

- Ладно, пущу на коврик. Нет, на тряпочку. Да не возле постели, а около двери.

Она завизжала, подпрыгнула, лихо съехала вниз на перилах. Половина победы есть, уже в одной спальне. Ну, а здесь и сто тысяч антониев не выстоят. Тем более что ели какое-то уж очень жгучее мясо, наперченное, хоть и просто тающее на языке. Все-таки у разума и сердца голоса только совещательные, а решающий голос у пениса...

Возможно, эти ребята хотят получить более полное представление? Не знаю, вполне вероятно изобретение анализаторов запаха, пота, что позволяет дать более полный контроль над человеком. Если так, то сейчас на меня нацелено несколько телекамер, а ночью снимут особенно богатую жатву, записывая и анализируя нашу возню в постели. В эти минуты человек особенно откровенен... хотя не представляю, что могут вынести обо мне: я вполне разделяю себя на трахающуюся обезьяну и высокоинтеллектуального сапиенса. Сапиенс у меня никогда не трахается, а обезьяна не пишет романы. Перед глазами всплыла аудитория, сорок пар вопрошающих глаз. Перенимайте приемы, сказал им я мысленно. Те самые удачные приемы, которые доказали свою убойную силу у других авторов. Будь это кино, живопись, телевидение или компьютерные игры - это все инфизм, все мощное оружие. Это повторяю потому, что на вас будут оказывать мощное давление, указывая, "как надо" писать, изображать, под каким углом и так далее. Вы устоите, когда будет напирать власть в лице президента страны, тайных служб в лице ФСБ или прочих гестапов, но куда труднее отбиться от доброжелателей в личинах жены, тещи, задушевных друзей, приятелей, старого школьного учителя, соседей по дому... Все они учат, "как надо писать". Любая домохозяйка может указать, что вот такой-то образ неверен, юсовцы, к примеру, не такие тупые и злобные, а вовсе среди них попадаются даже вполне интеллигентные люди! Хм, думаете, юсовские писатели и режиссеры не знают, что среди русских тоже попадаются вполне интеллигентные? Но в каждом фильме, каждом романе, каждом сериале, каждой компьютерной игре русские - это такие отморозки, тупейшие и злобнейшие, что прямо так и хочется на всю Россию сбросить атомную бомбу! То есть свершить то, чего режиссер или писатель добивался изо всех сил: вызвать определенные эмоции, закрепить их частым повторением, создать устойчивый образ, растиражировать, добиться нужного поведения читателей в будущем... Поэтому не надо: "они тупые, пусть пишут эти тупые боевички, а вы пишите умную прозу". Когда в вас стреляют этими боевичками, то надо стрелять в ответ, иначе не успеете дописать свою нетленку. А стрелять надо тем же калибром, а по возможности - бить сильнее, точнее, злее! Бейте их, сказал я мысленно, бейте... пока еще есть время. А время есть, я только приступил к вылавливанию багов...

- Эй-эй, - сказал я предостерегающе.

- Кристина, не шали. Ляг вон на том диване... Или то другая кровать? Черт, зачем тут столько?..

- Владимир Юрьевич... Постель без женщины - это не постель, а койка.

- Dixi, - отрезал я.

- Может быть, я большее удовольствие получаю, воздерживаясь?.. Такое не думала?..

Она послушно легла на второе ложе, спросила оттуда озабоченно:

- Владимир Юрьевич... а это не какая-нибудь новая перверсия?

Я брезгливо поморщился:

- Разве в этих делах может быть что-то новое?

- Не знаю, - призналась она.

- На меня все богатство выплеснули еще в пятнадцать лет. А потом шли только скучные повторы. Но... а вдруг?

- Вот и попробуй его сейчас, - отрезал я.

К своему удивлению, заснул довольно быстро и крепко. Конечно, простыню испачкал, но это ерунда, Tide все отстирает, а вообще-то я молодец. Пусть святой Антоний умоется.

ГЛАВА 28

На другой день короли инфизма выглядели несколько помятыми. Похоже, намеревались наблюдать долгий ритуал переползания зайчика поближе к моей постели, а потом и в постель, все это время сидели перед мониторами и глушили кофе.

То, что я заснул, аппаратура доложила им сразу, но Кристина наверняка не спала, вздыхала, ворочалась, а то и ходила голышом к холодильнику за охлажденным соком. Оставалась надежда, что она все же прыгнет ко мне в постель... не

у Кристины, а у них оставалась надежда, юсовские женщины настояли бы на своих правах, но Кристя все-таки не юсовская... во всяком случае, так говорит, и к утру я их умыл почище святого Антония. Когда утром мы все сошлись к завтраку, мы с Кристиной выглядели свежее всех. Правда, Лордер выглядел почти неплохо. Да еще жизнерадостный Лакло, блестя живыми глазами, ринулся к нам навстречу, распахнул объятия. Я ловко уклонился, он ухватил руку Кристины и принялся с жаром целовать, быстро продвигаясь по кисти вверх, и если бы смущенная Кристина не воспротивилась, через пять поцелуев его губы были бы уже на ее обнаженном плече.

- Владимир, - вскрикнул воспламененный Лакло.

- Вы свежи, как английский огурчик!.. Как вам это удается?.. Завидую!.. Владимир, есть блестящая идея, может, прямо сегодня... или завтра, к утру уж совсем точно, встряхнуть скандинавские страны, что уже в столетней спячке!.. Я придумал, как вызвать движение Талибана, а в Швеции возродить викингов... что можно назвать, скажем, берсеркизмом!.. Представляете, камикадзе, берсерки, талибы... Да вся Америка взвоет! Я отстранился.

- А при чем здесь Америка?

- Но разве не надо ей дать по зубам?

- спросил Лакло коварно.

- Желательно кувалдой?

- Я не добиваю падающих, - ответил я.

- А какова программа на сегодняшний день? Лакло изумился невероятно, как и все, что он делал или говорил, было возведено в энную степень.

- Программа?

- переспросил он потрясенно.

- Кто на свете осмелится создавать программу для нас? Для тех, по чьим программам двигается цивилизация?.. Живут народы?.. Свергаются режимы?.. Летают жуки и светит солнце? Он театрально взмахивал руками, Кристина смотрела на него с почтением и опаской.

- Значит, - уточнил я, - нам дана полнейшая свобода? Лакло завопил:

- Кристина, посмотрите на этого... этого странного человека с другой планеты!.. Что говорит, что говорит?.. Кто нам может дать или у нас отнять, если сами даем, отнимаем, создаем, рушим... целые миры!.. Да, впервые съезд не скрывает своих целей под вывеской глубокомудрых докладов и последующей пользы для финансирующих организаций! Мы съехались сюда, чтобы пообщаться, оттянуться, побалдеть, перекинуться парой слов не со скучными подчиненными по работе или соседями по коттеджу, а с себе подобными... Признайтесь, ведь там, у себя, вам не с кем поговорить откровенно!.. Ведь все - всего лишь материал для наших экспериментов. К тому же чаще всего весьма туповатый материал, с крысами и то интереснее...

Он жестикулировал с такой скоростью, что руки мелькали, как крылья ветряной мельницы. Лицо постоянно менялось, от него во все стороны били незримые молнии, вокруг него сгущались силовые поля, сам он был суперконденсатором огромных энергий.

Челлестоун увидел нас, подошел, угрюмый и раздраженный, как медведь весной, сказал саркастически:

- Владимир, не поддавайтесь... Он даже меня однажды раскачал на авантюру.

Лакло вскричал пламенно:

- А что, не удалась?.. Что, не удалась? Челлестоун сказал зло:

- Трус поганый!.. Бросил идею, всех увлек, а сам - в кусты?.. Мы отдувались сами. Едва-едва не сорвалось...

- Какие кусты?

- завопил Лакло.

- Вы забыли, что в это время творилось в Индии и Пакистане? Это моих рук дело!.. Стал бы я увязать с вашей ерундой, там школьники бы справились!

Я переводил взгляд с одного на другого, поинтересовался вежливо:

- Это вы о той операции с президентом... как его, забыл, очень невыразительная личность, и его секретаршей?

- Практиканткой, - уточнил Челлестоун.

- Практиканткой, которую послали на стажировку в Белый дом. Вообще-то дело прошлое, можно чуточку рассекретить... Да и

какие секреты от своих, вы и так всю операцию можете видеть до мельчайших деталей. Даже без фактов. Честно говоря, на заверения Лакло мы не полагались совершенно, а всю операцию просчитали двенадцать раз на самых мощных компьютерах! К счастью, в нашей стране очень предсказуемые жители. Самые предсказуемые на планете, что, ессно, облегчает правление и обеспечивает устойчивость режима... Ту девушку, Монику, мы отбирали очень тщательно. Она прошла курс особой подготовки, а потом уже вместе с президентом и ею мы тщательно отрабатывали сценарии нечаянного разоблачения, просачивания фактов в прессу, реакцию общественности...

- Но там были кое-какие проколы, - заметил я.

- Хотя рука режиссера чувствовалась сильная, опытная, умелая. Я сразу подумал на вас, Джон. Других мастеров что-то припомнить не мог. Он заулыбался, что-то буркнул себе под нос, что могло означать благодарность, расцвел, но тут же раздраженно покачал головой.

- Уже растут, - сообщил он хмуро.

- Молодые, зубастые, хищные... Пройдут по трупам, не поморщатся. Настоящие профи! Берутся доказать, что в Африке полно пингвинов, в Антарктиде растут пальмы, а негры такие же люди, как и мы. И, веришь ли, доказывают!..

- У вас там очень мощные средства пропаганды, - заметил я.

- У нас такое не пройдет.

- Почему? У вас телевидение развивается бурно, спутниковый Интернет...

- Менталитет, - обронил я.

- В России недоверие к пропаганде в крови. Я не знаю, когда это началось: то ли с обещаний построить коммунизм за пятилетку, то ли с реформ Петра Первого, то ли с призвания варягов... А может, и намного раньше. В любом случае, у нас каждый скажет убежденно, что все газеты врут, телевидение брешет, по радио одна брехня, все до единого политики - продажные шкуры, президент дурак и ничего не понимает. Он опешил, поинтересовался осторожно:

- Так что же, разве у вас никто газет не выписывает?

- И газеты выписывают, и ящик смотрят, - ответил я.

- Но - не верят!.. Охотно смотрят ваши голливудовские фильмы, но говорят - фигня, дешевка. Смотрят наши отечественные - фигня, играть не умеют, пленка плохая. Читают газеты от корки до корки - фигня, брехня на брехне, дешевые сенсации!.. И так хорошо после этого на широкой и вольной русской душе, когда чувствуешь, что всех их, гадов, раскусил, никому не дал себя обмануть!.. Но, возвращаясь к Монике и президенту, скажу, что кампанию вы провели профессионально, а в обществе сдвиг проделали... если можно так сказать... нельзя?.. Фиг с ним, вы за месяц изменили сознание целого поколения. С того момента, когда суд, разбор, президент выкладывает на стол суда свой пенис, а судьи его внимательно и серьезно осматривают, измеряют, сравнивают с муляжом, который сделала по памяти практикантка из Белого дома. Все остальное неважно, даже если бы президента ждал импичмент. Но его ждало оправдание, а это только усилило лавину. В общественное сознание вошло сразу прочно и надежно: раз уж сам президент страны в своем кабинете дает отсасывать студентке, а его жена даже не выразила неудовольствия, то, значится, им тем более можно все - есть пример! А жены пусть не вякают, это же так естественно: совать пенис в рот служащим... Жена тем более должна помалкивать, ей точно так же суют в рот на ее работе, а она не станет из-за такой безделицы выражать неудовольствие боссу, ведь от этого зависит и продвижение по службе, и повышение жалованья... Таким образом, в вашей юсовской семье устанавливаются прочные семейные отношения уже на новом, так сказать, уровне понимания...

Он оскалил зубы, рыкнул:

- В современной семье

- Что?

- Вообще в семье сегодняшнего дня, - повторил он, - не только в юсовской, как вы изволили...

- Да-да, верно, - согласился я.

- Просто в юсовской это проявилось раньше, чем в других. И сильнее, шире. Вообще юсовцы - люди прозаически положительные. Они хотят быть правыми по закону гражданскому и ничего не хотят слышать о законах нравственности. Теперь единственным орудием самозащиты юсовца является предельный цинизм. Вы перекроили мораль во всем мире! У нас в стране семейные отношения тоже строятся по "принципу Челлестоуна". Он польщенно показал мне большие ослепительно белые зубы по двести баксов за штуку.

- Такого термина еще нет...

- Есть, - признался я.

- Я сам его ввел. Хотите, покажу "Вестник Академии наук", там моя статья об этом принципе? С моей легкой руки уже в двух работах этот термин приняли, используют. Честное слово! Пока только у нас, в России... Он оживился:

- Позволите взглянуть?

- Дам пару экземпляров, - пообещал я.

- Мне сигнальных отвалили целую пачку. Он потер руки.

- Прекрасно, прекрасно! Раздам коллегам, буду ссылаться на вашу работу. Тем более что вас в наших кругах очень ценят и опасаются. И следят за вашими работами, выступлениями, изучают ваши вкусы... что для вас, ессно, не новость. Приблизился Живков, оглядел нас неодобрительно маленькими запавшими глазками, хрюкнул:

- Переквалифицировались в болтологию?.. А там, к вашему сведению, уже едять! Мы двинулись в обеденный зал. Хоть он обеденный, но это оказался тот же зал, где вчера ужинали. Я вздохнул свободнее. Эти люди, что продемонстрировали себе свою мощь, могли для завтрака и обеда выстроить еще по одному зданию. Челлестоун, подумал я, Соммерг, Лордер, Лакло, Живков, Ноздрикл - все из западных стран. Из них четверо - юсовцы. Хотя себя, конечно, гордо называют американцами, забывая, что Мексика, Канада, Аргентина, Куба, Перу и еще с десяток государств тоже в Америке. Или же таким образом молча зачисляя их в свои территории. Юсовость - ползучее растение, оно способно размножаться бесконечно и готово задушить своими побегами все, что встретит по дороге. Что характерно, трое из этих "американцев" эмигранты, все еще говорят с акцентом. Лишь один, Челлестоун, "коренной", но и он, как прекрасно знаю, сын македонских эмигрантов, переселившихся в Юсу полета лет тому...

Все четверо постоянно смайлятся, в наших инфоприемах это называется "снятие защиты противника". Лакло и Живков улыбаются не так по-идиотски, они ж европейцы, еще сохранили остатки культуры и достоинства.

Стол был накрыт, как для королей, да что там королей, короли здесь и близко не лежали. Для императоров! И молчаливые официанты, застывшие в ожидании под стенами, похожи не то на отставных фельдмаршалов, не то на нобелевских лауреатов по литературе и разным искусствам.

Кристина даже стала меньше ростом, подавленная великолепием, роскошью, что не кричит о себе, по чувствуется даже в каждом изгибе подлокотника кресла, над проектированием которого мучились целые дизайнерские институты.

Юсовцы трудились над завтраком, как будто только что высадились с их ныне знаменитого "Майфлауэра", а Лакло и Живков то ли больше подумывали про огуречный рассол, то ли все еще помнили о западноевропейских манерах, но поглощали пищу сдержанно. Именно поглощали пищу, а не жрали, хавали, лопали, как вот сейчас Челлестоун...

Все верно, когда на неведомый континент прибыли первые переселенцы, они были истощены, измучены, болели всеми болезнями. С жадностью набросились на стадо диких индюшек, перебили и устроили пир - с того дня в их народе установился праздник, на котором подают именно индюшку.

Они жадно рубили ничейный лес, пахали ничейную землю, строили дома, какие хотели, а не по эскизу феодала. Добывали еду охотой, огородничеством, разводили скот, возводили первые заводы и фабрики. Изголодавшиеся, они делали свою жизнь все сытнее, богаче и богаче. И вся их жизнь была направлена на то, чтобы стать богаче. А жилища сделать крупнее, просторнее, наполнить их дорогой мебелью и дорогими вещами. Они уже догнали и обогнали соседей из тех стран, откуда бежали от нищеты и голода, теперь соревновались друг с другом. Им никто не мог подсказать, что человеку мало одних только вещей... кто мог подсказать, если переселялись только такие же: из низов, неграмотные, простые, у которых и желания были только самые простые? И вот выросла целая цивилизация простых и очень даже простых людей, трудолюбивых, как муравьи, и ровно столько же, как и муравьи, смыслящих в философии, искусстве и вообще столько же размышляющих о смысле бытия. Понятно, что на их земле ни одно философское учение... как и учение вообще, возникнуть не могло. А из того великого множества, что возникало в Старом Свете, в их новом мире простых людей прививались только те, которые оправдывали их полуживотное существование. Потому работа австрийца Зигмунда Фрейда у себя на родине осталась почти непризнанной, ибо в Старом Свете знают ценности повыше, зато в Новом приняли на ура: человек - свинья, у него ничего нет, кроме свинских инстинктов, а все эти любови, чести, достоинства и прочий бред - химера, дурь, дым... Я заметил, что я закончил завтрак почти одновременно с Живковым. Нас опередил Лакло, но даже он сложил нож и вилку крест-накрест, давая сигнал официантам, в то время как грубый Челлестоун просто отодвинул блюдо на середину стола и ухватил горсть салфеток. Кристина в растерянности наблюдала, как он вытирает залитые жиром пальцы, что-то новое в правилах этикета, а Челлестоун заметил ее взгляд, проревел с медвежьим оптимизмом:

- Хор-рошо?.. Она судорожно кивнула:

- Да, завтрак... чудесен. И вообще здесь волшебно!

- Волшебно, - сказал он.

- Это еще что!.. Весь мир стал волшебным. И кто его таким сделал? Мы - западная цивилизация!.. Это было грубовато, все отводили взгляды, даже Кристина чуток опешила, а Челлестоун обвел все помещение победным взором. Лакло бросил ехидно:

- Особенно волшебно, что эти замки были построены, когда западной цивилизации... в смысле, Америки, еще не существовало.

Челлестоун отмахнулся, как медведь от мухи.

- Здесь были одни камни, когда мы купили этот остров Простое нагромождение глыб, называемое старинными замками. Это уже наши инженеры все отреставрировали, почистили, провели электричество, поставили кондишены. Даже те железные рыцарские статуи в полный рост, - красиво, верно?

- с завода в Иллинойсе, что производит такие рыцарские доспехи, двести штук в неделю, для чокнутых на старине. Правда, наши делались по спецзаказу, но это тоже плюс в пользу нашего пути. Не только для брюха, как тут кое-кто на меня косо посматривает, но и для души!.. А чти делалось у вас, за железным занавесом?..

Я промолчал, но, к моему удивлению, очень спокойно ответил Лордер:

- Мы строили коммунизм.

Живков тут же протестующе выставил перед собой белые холеные ладони:

- Вы как хотите, а я не строил! Лордер кивнул:

- Да-да, я знаю, вы всегда только на стороне победителей. А вот мы строили... я имею в виду страну. Сам я был еще мал, когда коммунизм рухнул, но все равно "мы строили". Идея была построить мир, который целиком и полностью держался бы на сознательности, честности, долге и чести. Человек должен был постоянно изживать в себе зверя, загонять его вглубь и там дотаптывать ногами. В духе честности и порядочности воспитывали детей, взрослых. На этом держалась идея коммунизма, что все будут работать с удовольствием и много, а брать себе мало, то есть по потребностям. Таким образом, будет общество изобилия... Ладно, короче говоря, эта идея продержалась семьдесят лет. Вернее, продержался строй, а идея... идея хоть и захирела, но вряд ли умрет. Но как-то не приходит в голову, что ненавидимая нами Юса...

Живков сказал быстро:

- Только не мною! Только не мною.

Он даже бросил украдкой взгляд по углам комнаты, словно надеялся увидеть подслушивающие или видеозаписывающие телекамеры. Лордер продолжал невозмутимо:

- Ненавидимая нами Юса тоже решилась на захватывающий эксперимент!.. Начала его еще раньше, чем мы - коммунизм. Секретарша Челлестоуна, хмурая невыразительная особь, спросила с недоумением:

- Юса? Да чтоб на эксперимент?

- Именно!

- А что же они... то есть мы, строим? Настало напряженное молчание. Все смотрели на Лордера. А тот неторопливо поправил манжеты и наконец, когда молчание достигло предела, и сейчас кто-то снова начет жрать, а кто-то повернется к подруге и начнет ее тискать, сказал с торжествующим смешком:

- Общество предельных подонков! Общество абсолютной низости. Все зашумели. Живков поморщился, от Лордера не ожидали такого грубого выпада, он всегда корректен и на все события ухитрялся смотреть как бы сверху, не погружаясь в дрязги и сплетни политики.

- Вот-вот, - сказал Лордер с великолепным высокомерием, - вы так и не поняли!.. А ведь это смелый и опасный эксперимент. Все знаете, что такое трамвайный хам. Как ему вольготно среди культурных и воспитанных людей. И как мы сами хоть раз в жизни, да получали преимущество над другими... лишь тем, что позволяли себе какой-то недостойный приемчик... Ведь, признаемся, в обществе, где соблюдают правила, преимущество получает тот человек, который эти правила перестает соблюдать!.. Когда все дерутся по правилам, он может выстрелить в спину, ударить ниже пояса, подсыпать вам яду .. а потом пойдет утешать вашу жену!.. Коммунизм - это попытка все человечество принудить жить по правилам А вот в Юсе пошли другим путем, противоположным: постепенная отмена всех сдерживающих правил!.. Всем все можно. Никакой чести не существует, трусость оправдана и узаконена, предательство считается нормой, все пороки амнистированы и выпущены на свободу... Еще шажок - и вскоре все наркотики будут легализированы, что, по-моему, будет верным шагом.

Лакло заржал, потер руки, в голосе его было полно оптимизма:

- Это хорошо. Пусть дохнут, гады. Лордер сказал, широко улыбаясь:

- Как вы думаете, если всех трамвайных хамов собрать в одном месте... то станут ли они так же хамить и крыть друг друга матом?.. Вряд ли. Увы, не будет той сладкой безнаказанности. И вот, когда всем можно все... то как строить жизнь? Зная, что не только ты сам предатель, но и тебя точно так же предадут все? Что предательство - это не твоя личная привилегия, а норма поведения?..

Челлестоун поморщился:

- Уж не думал, что и вы, Лордер, перешли в лагерь так называемых юсоненавистников!

Лордер ухитрился обратить на него не больше внимания, чем на случайно залетевшую в окно муху.

- И вот тут возникает мощнейшая система взаимных договоров. Если ты мне сделаешь это, то я вправе сделать то-то, а общество меня поддержит. А если я тебе сделаю вот так, то ты вправе... Естественно, что в обществе, где узаконено

абсолютное недоверие друг к другу, правит не честь или порядочность, как должны были править при коммунизме, а... правильно - адвокаты! По количеству адвокатов на душу населения можно видеть, насколько страна продвинулась в отказе от морали... подчеркиваю, я не утверждаю, что мораль - хорошо!.. и насколько близко подошла к своему идеалу. Это, подчеркиваю, очень серьезный социальный эксперимент. Общество равных возможностей!.. Да-да, равных. Трудно заставить всех соблюдать правила, гораздо проще разрешить всем их не соблюдать. Узаконить это несоблюдение, поэтизировать, воспеть, переломить общественное сознание, доказать, что это единственно верно... Причем сознание нужно ломать порядочным людям с целью их же спасения. Иначе они слишком легко становятся жертвой проходимцев и людей без чести. А вот если им самим будет позволено так поступать... Поправка: если они сами себе позволят так поступать, то у мерзавца не будет преимущества. Посему я считаю такой путь развития тоже очень справедливым, честным и правильным. И это намного проще, чем построение совершенного общества по прямо противоположным принципам. В наступившей тишине Соммерг икнул, конфузливо прикрыл рот ладошкой. Его негибкий мозг не успевал за мыслью Лордера, я даже мог бы сказать, что нить он потерял в самом начале, и вообще его мозг, как у богомола или бортового компьютера "Су-45", способен реагировать только на две команды: "свой - чужой".

- Так, значит, - спросил Живков растерянно, - вы все-таки за Юсу? Лордер сказал, обращаясь к нам, по-прежнему не замечая Живкова:

- Как видите, к одной и той же цели - счастью человечества... можно идти прямо противоположными путями. Кристина захлопала в ладоши. Глаза ее восторженно сияли.

- Вы удивительны!

- воскликнула она счастливо.