Чтение 20–й страницы книги ~Придон~

- Колдуны? - переспросил он. - Так что ты хочешь? Срубить им головы - и все. Или развешай по деревьям, мне все равно. Нам артанские боги повелели очистить мир от чудовищ, драконов и колдунов. Мы это выполним!.. Хотя, вообще-то, погоди...

Колдуны смотрели с ужасом. При последних словах в их глазах зажглась надежда. Придон рассматривал их с высоты седла, они опустились на колени и смотрели, задрав головы.

- Я слышал, - сказал Придон, он чувствовал, как голос дрогнул, заставил себя перевести дух, чтобы звучало все так же властно и повелевающе, как надлежит из уст сокрушителя Куявии, - что существует заклятие... чтоб человека из камня вернуть обратно в человека. Кто-то из вас такое знает?

Колдуны переглянулись, он видел на их лицах непонимание, страх. Кивнул Вяземайту, тот взмахом руки послал свой десяток удальцов с веревками в руках. Колдунам быстро набрасывали петли на шею, тащили к деревьям. Один вдруг закричал:

- Я знаю!.. Я знаю!

Придон нахмурился.

- Говори, - велел он. - Но учти, я пойму, когда ты врешь.

- Я не вру, - сказал колдун торопливо. - Сам я не могу, это правда, но мой прошлый учитель знает, как это сделать.

- Где твой учитель?

- Остался в Родстане, - ответил колдун. - Это было давно... Я считал его слабым магом, ушел в Куябу, там нашел учителей именитых. Не скоро понял, что у столичных колдунов больше блеска, но мощи больше у колдунов из малых сел... Если оставишь мне жизнь, я помогу отыскать своего старого учителя.

Придон обернулся, поискал глазами Щецина.

- Послушай... Это не приказ, а просьба. Выдели своего старшего для одного дела... Аснерд никогда не скажет, для него Артания - превыше всего, но я-то помню, что его сын Тур погиб из-за меня. И потом еще спас меня уже после смерти...

Щецин оторопел, брови взлетели на середину лба.

- Как это?

- Долго рассказывать. Потом как-нибудь... Пошли своего старшего с этим вот колдунишкой. Надо отыскать его учителя, если тот еще жив, а потом то ли вызнать у него колдовство, то ли самого отвезти в Черные Пески, чтобы тот сам расколдовал Тура. Расколдует, я для него не знаю что сделаю. Не расколдует, я не только его самого, но и весь город сотру с лица земли.

- Но как это сделать? Ведь Родстан...

- ...в глубине Куявии. Но колдун может изменить облик Верена. Или это сделает здесь Вяземайт. А эти пусть останутся здесь, как залог. Если сумеют Тура вернуть к жизни, выпустим их целыми и невредимыми.

Щецин оглядел молодого колдуна пронизывающим взором.

- Я по его роже вижу, что он сделает. Как только окажутся на землях, где куявские войска, тут же выдаст моего сына!

Колдун съежился, втянул голову в плечи.

- Он так и сделает, - согласился Придон. - Но тогда мы выпустим этих его дружков... в другом виде. Отрежем уши, носы, отрубим руки, выжжем глаза... нет, иначе не отыщут... словом, сделаем так, чтобы они его разыскали! И тогда он пожалеет о своем предательстве.

Куявские колдуны заволновались, наперебой кричали молодому колдуну, Придон уловил только угрозы, перехватил понимающий взгляд Вяземайта, старому волхву подвели коня, Вяземайт вскочил в седло, могучие руки подобрали повод.

- Спасибо, - произнес Вяземайт, - что вспомнил о Туре.

- Что значит вспомнил? - прорычал Придон. - Я о нем не забывал!

* * *

Все, что могло выгореть, выгорело, но каменный город уцелел, разве что стены стали черными. Да еще оголился: сгорели все деревья, роскошные сады. Торчали только обугленные пни. По улицам везде зола и серый пепел, то и дело поднимаются дымки, под конскими копытами хрустят, рассыпаясь, угольки.

Придон оставался в воинском стане, прикидывал с Аснердом, какими дорогами провести огромное войско под стены Куябы, только под вечер вскочил в седло, а конь, словно сам любопытствуя, резво помчал его в захваченный город.

От обгорелых и закопченных стен все еще несло теплом, а кое-где и жаром. Придон ехал осторожно, стараясь не задевать обугленных построек. Странно, его мощь сокрушила этот город, а он временами все еще чувствовал себя самозванцем, присвоившим себе тцарскую булаву и право решать судьбы народов.

Впереди набросали, почти перегородив улицу, целую гору роскошных шапок из соболя. С иных даже не успели или поленились срезать бриллианты. Сейчас драгоценные камни освещали всю кучу дивным светом. Сундуки из драгоценных пород дерева под стеной в три ряда, на некоторых все еще замки, и можно только догадываться, что за сокровища там внутри.

Из выбитых окон с хохотом выбрасывали золотые стулья и лавки, о землю грохались с деревянным стуком, оказывалось, что только обшиты золотой парчой. Слышно через распахнутые окна, как в домах рубят столы и роскошные кресла, чтобы пролезли в окна, картины тоже рубили, мелкие выбрасывали целиком.

Конь прошел с полнейшим равнодушием, наступая на разрисованные полотна, но перед одним копыто зависло в воздухе, конь постоял так, глядя на дивное женское лицо, осторожно обошел, так и не решившись наступить, хотя явно слышал от хозяина, что все женщины - предательницы, лживые и хитрые, как все куявы...

С грохотом разбивались тяжелые мраморные статуи. Мелкие нередко падали на груду дорогого платья, уцелевали. Разгорячившиеся воины не поленились подтащить к окнам и протиснуть через узкие проемы с десяток статуй древних героев в полных доспехах и вооружении. Одно окно для этой цели расширили тяжелыми топорами. Статуи падали с тяжелым грозным грохотом Внизу их поднимали с веселыми воплями, ставили под стенами домов и метали топоры, стараясь обухами расплющить носы. Когда затупили топоры, кто-то принес молот, из-за него едва не подрались.

Молодой артанин взял из кучи прекрасный топор, лезвие покрыто редкой чеканкой, а длинная прямая рукоять вся утыкана множеством изумрудов. Придон видел, как удалец взмахнул пару раз топориком, поморщился и швырнул обратно на груду прочих драгоценностей. Придон сурово улыбнулся, настоящий артанин: не одобрил плохую балансировку, а то, что за один такой топорик можно купить табун коней в десять тысяч голов, - ему в голову не приходит, он не куяв, что за один камешек из рукояти такого топора мать родную продаст.

Сам он невольно засмотрелся на груду бранных доспехов, застольные тут же - из тончайшего железа, покрытого золотом, разукрашенного мордами зверей, головами птиц, рылами кабанов и летящими драконами. Но даже бранные, что из прочнейшего стального листа лучшей закалки, выкованного по своим рецептам горным народцем, тоже утыканы сапфирами, топазами, бриллиантами и рубинами, как будто драгоценные камни подбирали не но цвету, а по размеру: чем крупнее, тем красивее. На этих до-спехах не найти следов молота, а блещут так, что ослепят пытающегося загородить дорогу: как будто надевший такие доспехи надевает на себя солнце.

Заметно, что поножи и стальные рукавицы до локтей сперва пытались сносить в одну кучу, но в сумятице скоро все разладилось, и, помимо большой кучи, искусно выделанные рукавицы валялись и среди ларцов из серебра и золота, и среди груд дорогих плащей заморского бархата, где каждая застежка украшена крупными бриллиантами.

Даже уздечки, как рассмотрел Придон чуть дальше, украшены золотыми нитями и усыпаны мелкими бриллиантиками, изумрудами, рубинами, топазами и множеством других камней, большинству из которых он не знал названия, но дивным блеском своим завораживали и вносили смятение в душу.

Подбежал воин, почтительно подал чашу из чистейшего алмаза, похожего на застывший свет.

- От нашего десятка, - сказал он весело, - кто еще достоин такой красоты?

- Спасибо, - ответил Придон.

Он повертел чашу в руках, любуясь игрой света. До этого дня даже не мог подумать, что могут быть такие исполинские алмазы и что можно вот так с ним, теперь это большая чаша в золотой оправе, с массивной золотой ножкой, по ободку плотной цепочкой гуськом идут, тесня друг друга, тщательно подогнанные рубины волшебного оттенка.

Но даже вся оправа из крохотных фигурок сцепившихся в смертельной схватке драконов, грифов и грифонов, отдельно - сцены захвата крепостей, и все сделано настолько искусно, что, как ни напрягай взор, все равно даже в крохотном рубинчике размером с зернышко проса видны скачущие всадники, стены со взбирающимися по лестницам воинами, орлиные лица героев, хищные пасти диких зверей...

Подошли от ближайшего костра Щецин, Аснерд, Прий. Прий вообще покачивался, словно пьяный, рот до ушей, глаза хмельные. Прокричал ликующе:

- Я знал, что куявы богаты! Но не настолько же...

Щецин сказал за его спиной потрясенно:

- Это даже не богатство! Это даже...

Он запнулся, Прий подсказал гордо:

- Сокровища!

- Это даже не сокровища, - огрызнулся Щецин. - Сокровище - это когда отроешь зарытый кувшин с десятком серебряных монет! Большое сокровище - если монеты золотые. И просто несметное, если монет до горлышка. А здесь... здесь вообще голова кругом! Вон только на этом майдане полсотни сундуков с такими золотыми вещицами, что само золото - тьфу, настолько все искусно сделано! Придон, мы это сделали!.. Ты это сделал.

- Мы, - поправил его Придон. - Мы. Артане.

Сердце стучало громко и мощно. Грудь едва не лопалась, распираемая изнутри раскаленным валуном, что все рос в размерах.

Он посмотрел на чашу, с размаху бросил ее о каменную стену. С тончайшим звоном мелкие осколки алмазов разлетелись, блеснув на солнце, как льдинки. Рубины покатились под копыта коня, как застывшие капли крови.

- Мы, - повторил он, - артане.

Следующая куча общей добычи оказалась еще выше. В основном сундуки и ларцы. Замки сбиты, некоторые ларцы, которые забросили наверх, постепенно сдвигаясь, перевернулись, и, когда Придон подъехал, куча блестела, осыпанная золотыми монетами дивной чеканки, жемчугом, рубинами, яхонтами, кольцами и перстнями искуснейшей работы, брошками, заколками, изящными палочками из рога единорога для чесания спины.

Заходящее солнце бросало кровавые лучи на сокровища, и самоцветы вспыхивали прекрасным зловещим огнем. Утром они заблестят чистым и радостным огнем невинности, но сейчас они само неистовство, гнев, пожары, пролитая кровь, победные крики и плач покоренных.

Таких куч оказалось несколько, никто их не охранял, но местные страшились подойти близко, а сами артане были слишком хмельны победой, раздувались от гордости, чтобы кто-то из них подобрал хоть камешек.

Но это сегодня, подумал Придон неожиданно трезво. А завтра-послезавтра уж начнут набивать карманы. И зашивать золотые монеты и кольца в седла. А когда появляется богатая добыча, то возникает мысль, что ее надо сберечь...

Он не понял, почему на душе сразу стало гадко, словно нечаянно проглотил старую больную лягушку. Но гадко стало, он сразу ощутил, что устал, что плечо ноет от страшного удара палицей местного великана.

С дальней площади доносился рев молодых сильных голосов. Артане пели боевую походную песню о славном витязе Кармалюте, о его верном коне и очень красивой, конечно же, потому и неверной, беспутной жене. Придон прислушался, быстро взглянул на Прия. Брови военачальника сошлись на переносице, глаза поблескивали. Он не выглядел встревоженным, ноздри широкого носа часто подергивались.

Придон не выдержал первым:

- Что-то чуешь?

- Я думаю, - сказал Прий быстро, - что это чернь перепилась.

- Да?

- Рядом подвалы богатого бера, - сказал Прий еще торопливее. - Пока выкатывали, пару бочек эта пьянь разбила!

- Да, - повторил Придон, - конечно... Но что-то мне это ликование перестало нравиться.

Только Щецин выглядел невозмутимым, лицо раскраснелось, широкий рот стал еще шире в довольной улыбке.

- Это недолго, - сообщил он. - Молодая кровь играет. Завтра они снова будут жаждать подвигов. Уже утром будут на конях и потрясать топорами!

Придон кивнул:

- Надеюсь.

Глава 24

Пир продолжался трое суток, и с каждым часом веселье нарастало. Костры горели на площадях, но уже на второй день артан у костров стало меньше, а на третий осталась едва ли треть. Зато в домах день и ночь полыхали все светильники, оттуда слышались удалые песни, раздавался женский визг, уже без страха, в окнах мелькали силуэты. И то, как они мелькали, не нравилось даже Аснерду, а Придон приходил в бешенство.

Вяземайт хмурился, глубокие морщины избороздили лицо.

- Мы оказались не готовы, - признался он.

Аснерд огрызнулся:

- Мы готовы сразиться даже с богами!

- Но не с искушением, - сказал Вяземайт.

- Искушением?

Вяземайт сделал широкий жест рукой. У костров коротали время уже одиночки, редко по два-три человека. В основном это были немолодые суровые воины с шрамами на теле, немногословные, медленные в движениях. В их взглядах, что бросали на окна, была откровенная насмешка, а то и презрение.

Придон резко бросил Аснерду:

- Завтра утром всех собрать на городской площади!.. Нет, все не поместятся. Сразу за городскими воротами. Чтоб и горожане со стен могли увидеть!

Вяземайт взглянул настороженно, но кивнул. Аснерд открыл рот, но Придон выглядел разъяренным, и старый полководец смолчал.

* * *

На рассвете громко и требовательно пропели рожки. Жутко проревела боевая труба всеобщего сбора. Десятники, еще в ночь строго предупрежденные сотниками, а те - тысячниками, сбивались с ног, собирая своих людей, вытаскивая из роскошных постелей, снимая с куявских женщин, вылавливая из бассейнов с подогретой водой.

Ворча и вяло поругиваясь, воины разбирали коней. Причины внезапного сбора никто не знал, куявских войск поблизости нет, а все остальное - недостойно внимания героев, вдребезги разнесших громадную армию куявов.

Ворота распахнуты настежь, через них плотной змейкой тянулись конные артане, двигались подводы, телеги, доверху груженные роскошной мебелью, картинами, коврами, сундуками и ларцами. За воротами, в сотне шагов от городской стены уже высилась быстро растущая гора из награбленного. Слышалось потрескивание, огромная груда время от времени вздрагивала и чуть проседала. Длинная вереница огибала ее справа налево, каждый что-нибудь да швырял в общую кучу, а с телег сбрасывали драгоценную мебель, тяжелые рулоны ковров.

В свежем утреннем воздухе витал сильный запах благовоний. В кучу бросали и кувшины с драгоценными восточными маслами, оно растекалось, пропитывало вантийские шелка, бархат, ковры и все ткани, наполняло воздух, и теперь аромат казался Придону чересчур навязчивым и неприятным.

Рядом с первой кучей выросла другая, а затем третья, четвертая... Как только наверх не могли забрасывать даже богатыри, начинали новую кучу.

Придон выехал на белом коне, он стискивал челюсти, бешенство играло на лице, но еще больше ярости клокотало внутри.

В череп волны били с такой силой, что временами он ощущал приступы безумия.

Артане уже на конях молча ждали, переговаривались вполголоса. Никто не знал, что случилось, выискивали глазами разведчиков, что летучими отрядами обшарили окрестности.

Придон вскинул руку. Впереди войска на огромных конях сидят огромные Аснерд и Вяземайт, смотрят на него ожидающе. Так же впереди своих тысяч находятся Щецин, Ральсвик, Прий, Волог, Меклен, Канивец, Шульган и Норник, другие военачальники, известные по прошлым войнам и прославившиеся в этом быстром и победном нашествии.

- Артане! - прокричал Придон. - Артане...

Он поперхнулся, мелькнула мысль, что могут истолковать это как недобрый знак, как подсказку, что ему не надо этого говорить, и сразу же гнев горячей волной ударил в голову.

- Артане! - грянул он страшным голосом. - Мы - артане, и всегда гордились этим! Мы - дети богов, истинные дети богов. Мы доказали это, сокрушив с легкостью всю армию презренных куявов, заставив дрожать эту страну торгашей! Мы бросили под копыта своих коней ее города, села, ее женщин и все остальные богатства!.. И что же? Что же получилось?

Горло сдавило судорогой. Он ощутил на глазах злые слезы. Только бы не брызнули из глаз, подумал устрашенно, на сердце такая горечь, стальные доспехи проест, как горячая вода проедает лед.

Огромная масса не шелохнулась, выглядела сплошным каменным плато с вырезанными на нем человеческими и конскими головами. Придон чувствовал всей кожей их взгляды, прокричал с мукой:

- Артане!.. Мы ликуем и празднуем, наши кони жиреют, еще не успев потерять накопленный в Артании жир в долгой скачке! Наши руки слабеют, ибо в них не топоры, а чаши и чары!.. Что с нами, артане? Неужели так мало стоим? Неужели боги ошиблись?

Десятки тысяч пар глаз пронизывали его взглядами, как остриями стрел. Придон вскинул руки, потряс в бешенстве, а в тучах грозно прогремело.

- Что с нами? - повторил он яростно. - Мы, дети богов, рожденные, чтобы пройти до края света... и заглянуть за край, уже пируем? Совершили так мало и - пируем? Неужели нам надо так мало?

Взгляды все так же кололи тело, но теперь Придон ощутил, что острия больше Не вонзаются, не углубляются, не рвут ткани, не пронизывают внутренности, вызывая страх плоти и темный ужас близкой смерти.

- Неужели нам так мало надо? - повторил он уже почти растерянно. - Неужели мы... такие?

Все в молчании смотрели, как он развел руками, голова упала на грудь. Оруженосец схватил коня под уздцы и повел прочь. Конь мотнул головой, вырвал повод из рук человека. Придон подобрал узду, однако ехал все так же бесцельно, раскачиваясь в седле, как от сильнейшей боли.

Впереди побежал зловещий красный отблеск, а тень его коня удлинилась и протянулась почти до горизонта. Устрашенный, он резко повернулся в седле.

Огромная куча сокровищ занялась с трех сторон, а воины с криками швыряли факелы, стараясь забросить повыше. Несколько человек метнулись к соседней куче, поджигали ее, состязаясь, кто быстрее.

Костры запылали гигантские, жаркие, от них пошли волнами запахи дорогих масел, благовоний. Мебель из драгоценных пород дерева горела даже лучше, чем из простых, ярко полыхали редкостные ткани, ковры, картины, а янтарные стулья и столики рассыпались с безумным треском, разбрасывали искры, вспыхивали ярко и пугающе. Полыхали сундуки и ларцы, плавились ажурные золотые изделия, превращаясь в серо-желтую кипящую массу, с сухим треском рассыпались в горячую пыль самоцветы, плавились и превращались в пузыристое месиво редкие по красоте жемчужины, ожерелья.

Воины с криками набегали к исполинскому костру и, закрывшись ладонью от слепящего жара, швыряли в огонь горсти золотых колец, браслетов. Придон видел, как один вспорол седло, выгреб оттуда пригоршню перстней с крупными камнями, отнес в огонь, а потом, вернувшись, обнаружил забившееся в дальний уголок колечко, устыдился и с проклятием понес его так резво, что едва сам не влетел в бушующее пламя.

Аснерд довольно скалил зубы. Придон ощутил, что с плеч свалилась гора. Воины словно бы стали крупнее, выше, в глазах разгоралось пламя, улыбки шире, а смех - звонче и чище.

- Все может предать человек, - проговорил за их спинами Вяземайт, голос волхва был задумчивый, - но... не песни!

- Песни? - переспросил Придон. - При чем тут песни?

- Песни, - сказал Вяземайт, - что внутри нас.

Придон перевел дыхание.

- Если бы ты сказал про мои песни, я бы тебя прибил!

- А у тебя и нет песен, - ответил Вяземайт строго. - Это не ты складывал слова так, что обретали божественную мощь. Это боги сами, через твое тело... к нам, к людям. Да, Придон, боги говорят с нами только так. Через нас.

Придон возразил:

- Но ты же волхв? Должны говорить через тебя?

Вяземайт покачал головой, глазами указал на священнодействие у костров. Люди смеялись освобожденно, обнимались, целовались, хлопали друг друга по голым плечам и, красуясь один перед другим, швыряли в огонь драгоценности, на которые могли бы купить целые города.

- Видишь? - спросил Вяземайт. - Боги снова сказали свое слово через тебя. Никому не дано предугадать, через кого возгласят в следующий раз. Но тебя, как видно, избрали...

Аснерд сказал сварливо:

- Эй-эй! В волхвы я его не отдам!

Костры еще догорали, сладковатый запах сгорающих благовоний теперь казался трупным запахом, но конные отряды стремились уйти как можно скорее, дальше. Позади их общий стыд, помрачение, насланное колдунами проклятой Куявии, и каждый горел желанием поскорее смыть кровью врага временное поражение, падение в презренную куявскость.

Войска уходили вперед на рысях, а некоторые и вовсе галопом. Впереди вся Куявия, впереди все ее богатства, а главные из них - победы! Мелкие победы - над врагом, большие - над темными демонами в себе, которых стараются пробудить могучие колдуны Куявии.

Аснерд в сопровождении десятка героев догнал Придона, тот снова возглавил передовой отряд. Воевода сиял, крупное лицо лоснилось довольством.

- Нет, - громыхнул он, как вбил молотом в землю деревянный кол, - мы чего-то стоим!

- Чего-то, - согласился Придон.

- Придон, ты не понимаешь! Ведь не ты велел сжечь это все... отягощающее не только наши карманы, но и честь, имя! Это сожгли они, они!.. Ты и рта не успел раскрыть, как они уже, устыдившись, бросали факелы в эти кучи! Думаю, что, если бы еще сутки, они сами бы это все... вот так...

Вяземайт слушал внимательно, Придон не успел ответить, волхв сказал значительно:

- Это значит, что боги в каждом из нас. Только в Придоне успевают раскрыть рот чуточку раньше.

Аснерд подумал, согласился:

- Потому и не спорим, что уже... готовы. А так бы хрен убедил меня перевязь с алмазами в огонь! Хорошая была перевязь. Двойная кожа, прошитая крепко, как раз по мне, даже подгонять не надо.

- Оставил бы, - усмехнулся Вяземайт. - Ты же - бер! Тебе можно.

Аснерд поморщился, Вяземайт плещет языком дурное, только бы что-то брякнуть, сказано - волхв. Видно же, что ему, Аснерду, как раз и надо быть образцом, на него смотрят, о нем рассказывают детям и молодым воинам, с него берут пример.

- Я бы не бросил, - буркнул он, - если бы сам не решил... бросить. Придон просто раньше рот открыл! А у меня, того, рот, а не какой-нибудь клюв!

По всей Куявии пронесся, как табун огненных коней, страшный слух о непонятном сожжении награбленных сокровищ. Люди выходили из домов, на городских площадях собирались толпы. Все потрясенно судачили о причинах, всяк толковал по-своему, но каждого оглушила сама мысль, что диким артанам впервые не нужна добыча. Что им нужно что-то другое... Но что, что может быть выше и ценнее награбленных сокровищ?

Артане двигались в глубь страны, как половодье, что затопляет села, города и даже крепко запертые крепости. Двигались, словно ослепленные только им видимым знаменем, не останавливаясь, пренебрегая сокровищами, что оказывались в их власти. И вся Куявия дрогнула и устрашилась такого страстного и необъяснимого порыва. Города начали сдаваться один за другим. Сдавались даже раньше, чем начинался приступ, сдавались, посылая вперед самых знатных и уважаемых, что становились на колени у обочины дороги, едва завидя скачущих всадников, протягивали ключи от городов.

Куявские войска сдавались наперебой, ибо сдавшиеся уже переставали для артан существовать как противники. Ими пренебрегали, и можно было, присягнув на верность артанам, тут же расхищать то, что гордые артане побрезговали взять в качестве законной добычи.

Известно было, что Придон с ядром войска идет прямо на Куябу. Огромный обоз с сокровищами, что догнали в том городе, да еще сорок подвод, что награбили на месте, отправили в Артанию. Но не было на телегах дорогих тканей, кувшинов с драгоценными маслами, а только прекрасные доспехи, безделушки из золота, что старейшины продадут в Вантит, золото в монетах, золото в слитках, драгоценные камни...

Эти новости наперебой пересказывали Щажарду, а он стоял посреди комнаты, его поворачивали, одевали, причесывали. Вообще-то он все это мог проделать и сам, но богатство и достаток для того и дадены человеку, чтобы ими пользоваться. В доме куча слуг, вот пусть и заботятся о своем хозяине, что дает им кров и стол, а еще и платит.

- Что изволите на голову?

Щажард молча указал на сплетенный из соломы бриль с широкими полями. Простой, такие простонародье надевает на работы в поле, спасаясь от солнца, широкие края укрывают даже плечи, но очень богатый и первый к тцару человек может позволить себе не цеплять на одежду все золото и драгоценности. По-настоящему богатый может позволить себе роскошь одеваться просто.

Вошла жена, красивая дородная женщина, поцеловала, от нее пахло уютной постелью и вкусной едой.

- Опять во дворец?

- Хуже, - сказал он с неудовольствием. - Тулей устраивает большой смотр войск за городом. А это надолго...

- К обеду вернешься?

Он засмеялся, притянул ее к себе, ее волосы пахнут душистыми травами, и вся она роскошная, мягкая, постельная, сохранившая привлекательность за столько лет совместной жизни. Она от удовольствия закрыла глаза, когда он погладил ее по голове и шутливо почесал спину.