тронуть мытаря... Дружина Дона на тяжелых бехимотах, одетых в пластинчатую
костяную броню, медленно и неторопливо сотрёт с лица земли всё поселение. Земли
будут розданы другим - купленные с рынков рабы будут счастливы получить лачугу,
дело и клок земли.
называется, "честным", то его благославляли всей деревней, а семья его
окружалась небывалым почётом.
милостиво принял подношение, ещё раз похвалил старание парнишки и ещё раз
заверил, что, очень может быть, Игнациус действительно попадёт в заветную
школу. Это оказалось бы очень кстати, семья наделала долгов, на приношения
храму пришлось пустить долгим трудом скапливаемое приданое старших дочерей.
Если Игнациус не попадёт в школу и не станет мытарем... об этом лучше было и не
думать.
растрёпанными волосами и большими плоскими ступнями. Из-за ступней он не мог ни
бегать, ни особо долго ходить - ноги наливались мучительной тяжёлой болью. При
таких делах лучше места сборщика податей для Великого Дона на самом деле ничего
не придумаешь.
знаешь...", как в воздухе, высоко над головами, над кронами леса, послышался
резкий, режущий свист. Игнациус увидел, как болезненно сморщилась мать,
прижимая к ушам ладони, как скривилось личико младшей сестрёнки, словно она
собиралась вот-вот заплакать. В следующий миг на их жалкую лачугу словно
обрушился замах исполинской косы. Чудовищный клинок прорезал крышу и стропила,
воздух загудел и застонал, перед глазами Игнациуса вспыхнула многоцветная
завеса, и в следующий миг - миг, растянувшийся для него чуть ли не столетие, -
он увидел, как невидимое лезвие рассекло пополам мать, снесло голову сестрёнке
- русая коса мотнулась в воздухе, сама детская головка, оставляя за собой шлейф
багряных брызг, полетела в угол. Брызнули крошки кирпича от раздробленной
печки; затем незримая секира прорубила стену хижины и понеслась дальше -
крушить всё и вся во дворе - амбар, хлев, гумно, овин. Рушащаяся крыша немедля
вспыхнула. Огонь голодным зверем метнулся по полу, стремительно охватывая всё,
до чего мог дотянуться.
уже не спасёт никого из домашних - крыша хижины оседала, вовсю трещало и гудело
пламя, и кроме этого жуткого гуда не слышно было больше ничего - ни криков
людей, ни, скажем, скворчания молочной ящеры или стрекота опака-сторожа.
паники ум его работал с неожиданной холодностью и чёткостью. Он видел пылающую
деревню; все дома, все сараи и так далее. Однако среди охваченных огнём лачуг
живым оставался только он один; остальные словно погибли все в один миг.
ничком бросился наземь. Это спасло ему жизнь - незримая коса вновь миновала
его, и, осмелившись поднять взгляд, он в оцепенении смотрел, как призрачное
лезвие под корень сносит могучий вековой лес, испокон считавшийся гордостью
округи. Остававшиеся после расправы широченные пни немедленно вспыхивали.
всеобщего разрушения и смерти тем не менее не растерялся. Он не ругался, не выл
и не рыдал. Молча и сосредоточенно он бежал прочь от погибшей деревни, бежал
одной-единственной оставшейся ему дорогой - к Храму. К Храму Ракота-Заступника,
воздвигнутому не так уж давно даже по людским меркам - на памяти дедов
Игнациуса.
Игнациус уже видел густой столб чёрного дыма, поднимавшийся над лесом. Ясно
было: туда пришёлся мощный удар, однако паренёк не остановился и не повернул
назад. Сцепив зубы, он продолжал попеременно то бежать, то идти; навстречу ему
на широкой храмовой дороге не попадалось ни одного живого существа. Лес справа
и слева пока ещё был цел, свист косы чудовищного косаря слышался где-то далеко
за спиной.
призрачную фигуру чудовищного воина - с той самой косой в ручищах. Вот он
замер, замахнулся - явно метя в притаившийся за лесом храм Ракота.
твёрдо веря, что Восставший силён, могуч, необорим; что его облачённые в плащ
Мрака легионы идут от победы к победе, и не сегодня-завтра падут последние
оплоты Молодых Богов, после чего...
жизнь наступит тогда. Наверное, уменьшится оброк, а пахари на самом деле
получат рабов - из числа тех слуг Молодых Богов, что сдадутся и тяжёлым и
честным трудом станут искупать свою вину. Игнациус не сомневался, что Храм
Ракота не зря именуется Храмом Ракота-Заступника. Что же ты медлишь,
Восставший, отчего не заступишься за верных своих слуг?
густой дым, однако сдаваться без боя жрецы отнюдь не собирались. Оцепеневший
паренёк увидел, как среди клубов огня и дыма сгустилось нечто вроде нацеленного
ввысь чёрного копья. Резкая боль вспыхнула слева в груди Игнациуса, и в тот же
миг копьё устремилось вверх, туда, где застыл посредине богатырского замаха
призрачный воин Молодых Богов (а что он - от них, Игнациус не сомневался).
ему оказаться сейчас там, на площади храма среди алых куполов! Влиться в
могучую силу жрецов, бьющихся с супостатом!.. И они не могут не победить!
однако, казался лишь рад этому. Гротескное лицо исказило подобие жуткой
усмешки. Свистнула исполинская коса, и оружие жрецов разлетелось облаком
агатово-чёрных осколков.
Мир вокруг него разламывался и погибал.
обрушившись на всё ещё пытавшийся сопротивляться храм. Жрецы его ещё успели
поднять над шпилями нечто вроде тёмного щита, но коса Губителя играючи разнесла
вдребезги ничтожную преграду. А потом оружие посланца Молодых Богов подрубило
под основание самый высокий из храмовых шпилей, и тонкий силуэт подломился,
разваливаясь нелепо и жалко, одновременно окутываясь клубящимся чадным
пламенем...
чёрном отчаянии, но - бежал он к храму, а не от него.
этой земли, прогневались. И решили спросить за всё сполна.
остался позади, и Игнациус увидел то, что осталось от некогда гордого храма,
владычествовавшего над окрестностями.
уцелело ничего, внутренности храма, купола, всё прочее обратилось даже не в
груду громоздящихся обломков, а в лёгкую пыль. И из самой середины руин
поднимался к небу столб жирного и густого дыма, хотя гореть в каменном храме
было решительно нечему.
могущественного храма; только что он бежал сюда, почти уверенный, что найдёт
здесь спасение; и вот оказалось - спасения нет и сам храм стёрт с лица земли.
трём слоям азбуки, только и оставалось, что рухнуть наземь и завыть. Д потом
побрести куда глаза глядят, потому что привычной ему жизни больше не
существовало.
оставались сухи, отчего-то он никак не мог повернуться к храму спиной. Словно
чувствовал - надо оставаться здесь... надо искать... Само собой, он не знал,
что же именно ему следует искать - просто кружил вокруг извергающих
непроглядный дым руин, кружил, кружил до тех пор, пока из дыма вдруг не
вывалилась, задыхаясь и кашляя, жуткого вида фигура, когда-то явно бывшая
человеком.
начисто, словно громадной палаческой машиной для обезглавливания - Игнациус
видел такие на картинках. На чудовищной ране вздулся черный пузырь запекшейся
крови, мальчик подумал, что жрец наверняка пустил в ход какую-то магию, и мысль
эта вновь была мыслью спокойного, хладнокровного и много повидавшего взрослого
человека, а отнюдь не охваченного паникой подростка.
крови, грязи, обрывков каких-то листов, словно его вываляли в останках
растерзанной библиотеки. Жреца шатало, однако глаза его сохранили ясность.
пьяный. - Молодец, м-мальчик... всегда г-говорил - из т-тебя в-выйдет т-толк...
поддерживать жреца и сам жрец повернули головы.
сверкающее кружение, в середине которого - пустота. Гибельный призрак мчался,
свистя и завывая, в разные стороны летели срубленные вершины, а в
обезглавленные стволы тотчас вцеплялся жадный огонь.
на землю, увлекая за собой раненого жреца. Чудовищное оружие врезалось в край
холма, начисто снесло покрытую вековыми деревьями вершину и понеслось дальше,
оставляя за собой широкую полосу пламени.
слова. - М-мы... уничтожили д-две... - голова бессильно упала на грудь, однако
раненый сумел овладеть собой. - У-уходи о-отсюда... у-уходи, п-пока не
п-поздно...
Игнациус.
"иди к алтарю, иди к алтарю..." Не колеблясь, юноша опустил раненого наземь и