read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



- Зачем?
- Так надо!
В тот день Таня много раз повторяла про себя эти слова. Очень уж хорошо они объясняли все то, что произошло после.

Как ни странно, после того апрельского утра их отношения с Воздвиженским совершенно не изменились. Разве что в программу Таниных дневных визитов был добавлен еще один пункт.
Или скорее подпунктик.
Поначалу Таня была довольна. "Теперь у меня все по-человечески".
А вот Тамила после рассказов Тани о том, "как все было", просто возненавидела Воздвиженского.
"У-у, обезьяна хитромудрая! Даже слышать больше про него не хочу!" - ярилась она и грозила подразумеваемому поэту кулачком.
Люба, которую Танин "эпизод" тоже навел на мрачные мысли относительно будущего ее подруги, усиленно пыталась сватать ей молодых подводников - оставшихся непристроенными сокурсников своего кадета Андрюхи.
Куда там! Таня неизменно воротила свой ксеноархеологический нос от подтянутых, выдубленных ветром, солью, одеколоном Серег и Борек с их незамысловатым юморком...
К концу третьего курса жизнь Тани приобрела совершенно стабильные, до тошноты стабильные очертания.
Из универа - к Мирославу. От Мирослава - пешком домой. Холодный зверь Кенигсберг тоже требовал своей порции любви, и Тане не жаль было ему эту любовь скармливать. А утром - снова в универ.
Все интересное, что случалось теперь с Таней, происходило по преимуществу в ее внутреннем мире.
И она сама проморгала момент, после которого события двадцативековой давности начали волновать ее не меньше, а может, даже и больше, чем ее реальная жизнь.
Одним непримечательным вечером поэт Севрюгин-Поневин (тот самый, в косоворотке и с русыми кудрями) сообщил ей, что Воздвиженский и Живокоренцева отправились в столицу клонских высоких технологий Севашту в составе группы творческой интеллигенции. Однако Таня с удивлением отметила, что это известие опечалило ее отнюдь не в большей степени, чем недавняя гибель Хрустального Замка. Хрестоматийный ксенообъект был безнадежно измордован аварией на люксогеновом терминале космодрома Бримиш, что на планете Паркида.
Впрочем, Таниной научной карьере эти перемены пошли только на пользу - наука всегда отвечает взаимностью тем, кто любит ее бескорыстно.
В зачетке у Тани были одни "преизрядно" и "преотменно". А в темных университетских коридорах на ее робкий кивок начали отвечать полновесным "Здравствуйте, Танечка" доценты и профессора профильных кафедр.
Оставалось только защитить дипломную работу.

Когда пятый - выпускной - курс подходил к концу, Таня получила печальное известие с родной Екатерины. Скончался ее дедушка, Илья Илларионович.
Танина мама относилась к своему отцу прохладно. "Этот подлец бросил нас, когда мне было семь лет!" - говорила она с той особой интонацией, что свойственна всем непогрешимым людям. Убитой горем Неонила Ланина не выглядела.
А вот Таня претензий к дедушке Илье Илларионовичу не имела. Ее он никогда не "бросал". Напротив, всегда поддерживал и по мере сил баловал. В конце концов, именно он добавил ей денег на билет до Земли и обустройство в Кенигсберге.
Всплакнув не для виду, Таня все же отбросила идею отправиться на похороны.
Увы, даже та неплохая стипендия, которую она получала за свое преуспеяние в науках, не предоставляла финансового пространства для подобных красивых жестов.
Таня решила ограничиться заупокойной службой и тотчас ее заказала, остановив свой выбор на давно облюбованной церкви Успения Богородицы неподалеку от "Семи гномов". Но когда изумленная мама с дрожью в голосе объявила ей, что, согласно завещанию, дедушка оставил ей значительную сумму ("По сути дела - все тебе! Представляешь?"), Таня поняла, что ей, главной наследнице, пропустить похороны просто неэтично.
Тем более что на Екатерине она не была четыре с половиной года.
И еще она чувствовала: в жизни пора что-то менять, и перемены незримой толпой уже теснятся у ее порога.
Нет, она ни на секунду не допускала мысли о том, чтобы вернуться на Екатерину навсегда. Проработать всю жизнь школьной учительницей истории? Лучше смерть.
Но она чувствовала: именно там, на Екатерине, ей представится возможность понять нечто важное. Решить, кого из незримой толпы, стоящей у порога, следует радушно попросить в дом, а кого - гнать поганой метлой.
Попрощавшись с Тамилой и Любой, она выправила себе двухнедельный академотпуск и, водрузив на плечо кожаный ремень дорожной сумки, поплелась ловить такси до космопорта. Да-да, такси! Таня постепенно входила в роль богатой наследницы...

- Как вы себя чувствуете, мадемуазель? - спросил Таню седой мужчина приятной наружности через пятнадцать минут после выхода из Х-матрицы.
- Как немцы под Сталинградом, - буркнула бледная красноглазая Таня.
- Скушайте вот. - Мужчина заботливо протянул ей пачку тонизирующих конфет с эмблемой гражданского флота. - С лимонником и эхинацеей, хорошая вещь!
- С-спасибо...
- Кстати, вот вы сказали только что "как немцы под Сталинградом". И тем самым, может быть, того вовсе не желая, подтвердили мою точку зрения! Ту самую, с которой вы спорили так ожесточенно накануне перехода через Х-матри-цу. - Мужчина улыбнулся.
- В самом деле? - Таня разгрызла конфету, и мятная, с горечью жидкость обожгла ей язык.
- Еще бы! Использовав идиому "как немцы под Сталинградом", вы хотели сообщить мне, что чувствуете себя истощенной и разбитой. Верно?
- Вообще-то да.
- Но почему вы не сказали, что чувствуете себя, допустим, как те же немцы на озере Чад? А ведь это поражение бундесвера времен становления второй Европейской Директории - куда более трагическое. О нем написаны сотни книг, сняты десятки фильмов. Но главное, это поражение от нас с вами отделяют четыреста лет. А Сталинград - все семьсот! Почему же вы упомянули далекий Сталинград, Татьяна?
- Так все говорят, так принято. - Таня пожала плечами. Вдруг воспоминания нахлынули на нее с невероятной яркостью - как это нередко случается после Х-матрицы.
Разговор с седым господином, уроженцем Большого Мурома - его звали Свентовитом Твердиславичем, - вспомнился ей почти дословно. Свентовит раскрывал перед ней, случайной соседкой по межзвездному перелету, подлинный смысл и масштабы ретроспективной эволюции.
Со спокойным достоинством в голосе он объяснял ей, что грандиозные, превосходящие всякое человеческое разумение процессы, которые вовсю идут в Конкордии и на его родном Большом Муроме, затронули и Землю.
И что "норма" в плане подверженности тенденциям культурного возвращения в давно минувшие времена, которую земляне всегда приписывают себе (и в наибольшей степени терраморфным колониям), на самом деле никакая не норма. А патология!
- Поверьте мне, дорогая Таня. А если и не поверите, то хотя бы постарайтесь понять меня как будущий ученый! Конкордия живет древнеперсидскими временами. Большой Муром - старорусскими. А Земля больна двадцатым веком... Серьезно больна, смертельно. Вы ведь историк! Разве вы никогда раньше об этом не думали? Только честно? - Свентовит посмотрел на Таню внимательным взглядом профессионального психотерапевта.
- Знаете, у меня мелькнула такая мысль где-то месяц назад. Я смотрела в библиотеке фильм о зарождении ксенологии... Речь шла о середине двадцатого века. И надо же - какое совпадение! Я сразу обратила внимание, что у профессора Марго Левенсбрюк шляпка и платье такого же точно фасона, как у моей мамы на свадебной фотографии!
- На самом деле все наоборот. Это у вашей мамы платье, как у профессора Левенсбрюк. И это не совпадение, а закономерность. Она проявляется и в одежде, и в языке, и в способе мышления. И называется эта закономерность ретроспективной эволюцией.
- Это все ужасно непривычно! Ведь товарищи профессора учили нас, что все эти вещи - они есть только в Конкордии. И немножечко на Большом Муроме.
- Товарищи профессора, к сожалению, забыли сообщить вам, что слово "товарищ" вышло из употребления в качестве обращения уже в тридцатых годах двадцать первого века, - горько усмехнулся Свентовит Твердиславич.
- И что же теперь делать? - взволнованно спросила Таня.
- Терпеть, - вздохнул Свентовит. - И есть конфеты. - Он вновь протянул Тане серебристый брусок.

На родине Тане понравилось.
Наверное, лишь войдя в вольер к мафлингам, многих из которых она помнила еще детенышами, она поняла, как сильно по ним соскучилась.
Да и отчий дом в кружевной тени старых деревьев вызвал у Тани прилив светлой грусти. Ведь именно возвращаясь домой, мы с особой ясностью понимаем: нам сюда уже никогда не вернуться.
Жизнь на Екатерине била ключом. За время Таниной учебы брат Кирюха успел жениться и обзавестись потомством. Родители благополучно расплатились с игорными долгами и даже взяли в кредит "умную кухню". Чудо бытовой техники само закупало продукты в соответствии с рекомендациями хозяев и медиков, готовило обеды-ужины, заваривало чай ста пятьюдесятью способами, превращало сырный полуфабрикат в камамберы и рокфоры, а также мыло посуду и воскуряло благовония.
Екатерининские курганы успели зарасти травой и кустарником. Выглядели они теперь еще более запущенными, чем в канун тех славных времен, когда ими заинтересовалась группа "Археологика" во главе с профессором Кауриным...
На гражданской панихиде по Илье Илларионовичу (похороны специально отложили на неделю для того, чтобы на них смогла присутствовать внучка) Таня думала о том, что, вероятно, в следующий раз прилетит на Екатерину не раньше, чем скончается еще кто-нибудь из близких.
А еще Таня думала о Мирославе. Она специально не сообщила ему о том, что уезжает.
"Волнуется, наверное", - вздохнула Таня, возлагая на свежий могильный холм букет из двадцати двух черных гвоздик.
И еще: "Какая же я все-таки свинья! Некрасиво это - заставлять любимых людей волноваться! А ведь Мирослав такой нервный..."
Но Таня переоценила "нервность" Мирослава.
Как выяснилось совсем скоро, он даже не заметил, что Таня уезжала.
"Видишь ли, так много дел было... А я еще тут прихворнул, заказчики обсели как мухи... В общем, мне было не до того. Но ты же не злишься на меня, моя Снегурочка?" - заискивающе заглядывая в Танины глаза, спросил Мирослав, сама святая простота.

Я так люблю тебя, а ты меня не так,
Так как-то, средненько, неважно, на трояк, -
вспомнилось Тане из Кибирева.

Отгремели защиты дипломов, омылись в фонтанах ординарного шампанского "отходные" студенческие вечеринки.
Благополучно сошли буянам с рук многочисленные безобразия, учиненные на Любиной свадьбе друзьями жениха, теперь уже полноценными лейтенантами-подводниками...
Люба, с горем пополам получившая "абсолютно синий", то есть напрочь лишенный пятерок диплом преподавателя фарси, улетела вместе с мужем на Грозный.
Таня же осталась в знакомой комнате в обществе Эйнштейна и Вималананды Смашантары.
Впрочем, скоро комнату предстояло покинуть и ей - на пороге стояли вступительные экзамены. А значит, какой-нибудь способной девчонке из Бишкека или Благовещенска наверняка потребуется дармовая жилплощадь.
Куда ей съезжать, Таня так и не решила.
Если ее возьмут в аспирантуру, она переберется в другое общежитие - аспирантское.
А если не возьмут? Тогда... тогда придется снимать квартиру.
Но от мыслей о ценах на жилплощадь в Кенигсберге Тане делалось дурно. Да, теперь у нее были деньги. Но тратить их таким вот неромантичным способом ей отчего-то совершенно не хотелось. Тане представлялось, что сумма эта была пожалована ей дедушкой и судьбой не зря, а с какой-то важной, совершенно нетривиальной целью.
Еще хуже Тане делалось от мыслей о том, что квартиру для съема требуется тщательно и долго подыскивать. Объявления, квартирные хозяева, текущие краны... В общем, тоска-а!
С аспирантурой пока было неясно.
- Я бы тебя с радостью взял, Танюшка, - вполголоса говорил ей профессор Шаровцев, плотно затворив за собой дверь кабинета. В голосе его звучали виноватые интонации. - Но в этом году нам сократили количество аспирантских мест. Их теперь всего два! Причем из этих двух - одно заочное! Боже мой, до чего же мы докатились! В прошлом-то году их было четыре! А в позапрошлом - шесть! Что будет с нашей наукой?
- Но ведь по аттестату я все равно попадаю... У меня же самый высокий балл на потоке - после Жени Филимонова... - осторожно сказала Таня.
- Баллы - это хорошо... - Шаровцев опустил глаза и заерзал в своем кожаном кресле. - Но есть еще другие соображения...
- Какие это соображения?
- Эх... На твоем месте, Танюша, я бы годик подождал... Устроился бы куда-нибудь на работу...
- То есть у меня нет шансов попасть в аспирантуру в этом году? - Таня с трудом сдержала слезы. Ведь мечтой о настоящей научной карьере - ею одной - она жила, без преувеличения, два последних года! Она видела себя блистательным лектором, строгим экзаменатором, знаменитым ксеноархеологом, именем которого назван какой-нибудь сногсшибательный артефакт... И учебник "Древние инопланетные цивилизации" под редакцией Татьяны Ланиной ей тоже снился иногда ночами.
- Зачем же так грубо - "нет шансов", - уклончиво ответил Шаровцев. - Я же не говорил, что шансов нет! Шансы - они всегда, как говорится, есть...
- Но документы можно не подавать, - траурным голосом отозвалась Таня.
- Отчего же - подавай! Почему бы не подать?! Но я бы на твоем месте поискал работу...
Таня уходила из кабинета Шаровцева на подкашивающихся ногах. Пожалуй, чувствовала она себя куда хуже, чем когда-то в екатерининском Парке культуры и отдыха имени К. Шульженко после семи заездов на "Бодролете".
Итак, в аспирантуру ее не берут - как и предрекали злые языки, чтоб им всем отсохнуть!
И не потому, что глупа или плохо успевала.
А потому, что племяннице ректора, блистательной девице Ие Валькиной, вдруг захотелось посвятить себя науке. А второе, заочное, место еще полгода назад застолбили за каким-то рабочим, отличившимся в дальней экспедиции на окраины Тремезианского пояса. Он отыскал и атрибутировал целое кладбище, где были захоронены и не люди, и не клоны, и не чоруги, а какие-то доселе неведомые ксенологии жабернодышащие уроды в примитивных титановых скафандрах. Конечно, человеку, сделавшему такое эпохальное открытие, грешно не бороться за научную степень. Тем более что за первооткрывателя ходатайствовал сам Директор Культуры товарищ Ким.
Тот факт, что ее единственного конкурента на аспирантское место, Женю Филимонова, Шаровцев тоже в аспирантуру не взял, Таню нисколько не утешал.
Филимонов в отличие от нее был коренным кенигсбержцем. И ждать своего счастливого билета он мог прямо у себя дома, промеж джакузи и криосауны. Хоть год, хоть три. Благо денег хватало. Филимонов происходил из семьи потомственных рабочих "Балтийского Арсенала", а чем там заняты - все догадывались.
Что же получила Татьяна Ланина после окончания университета - не считая диплома?
Жилья у нее не было. Видов на работу - тоже (от распределения она как вошедшая в первую пятерку по успеваемости имела право отказаться и этим правом воспользовалась).
Возможность продолжать учебу в аспирантуре ей тоже, как выяснилось, пока не светила...
- Имей в виду, Ланина, - строго сказала комендантша общежития. - Завтра вечером чтобы комнату сдала! А то мне из-за тебя еще влетит! За притонодержательство!
Добравшись до комнаты, ставшей за пять лет почти родной, Таня легла на кровать лицом вниз и заплакала.
Слишком уж много неприятностей в один день.
После встречи с Шаровцевым она, поддавшись порыву, отправилась прямиком к Мирославу. У Тамилы, как назло, была репетиция, а Таня остро нуждалась в утешении (проще говоря, ей невероятно хотелось, чтобы кто-то родной и близкий назвал Шаровцева мудаком, а ее - заинькой). Она запрыгнула в маршрутное такси и поехала на Льва Толстого.
Нужно сказать, она нечасто бывала у Воздвиженского после шести вечера. А потому чувствовала себя неуверенно.
Телефон студии Воздвиженского был временно заблокирован за неуплату (впрочем, это случалось и раньше, так что Таня не удивилась). Но она сердцем чувствовала: Мирослав дома! Должен быть дома! Тем более что окно его кухни приветливо светилось, из него даже доносились приглушенные звуки музыки.
Глядя на это окно, Таня умиленно улыбнулась. Ей вдруг подумалось, что скорее всего Мирослав, прознав о ее неприятностях, предложит ей пожить вместе с ним в студии хотя бы недельку, пока она не снимет свою, отдельную квартиру... А может быть, никакую квартиру ей и снимать-то больше не придется? Может быть, настало время им с Мирославом что-то решить?
Таня несмело надавила на кнопку звонка и принялась ждать.
Ей долго не открывали, хотя из-за двери по-прежнему доносились обрывки шлягеров.
"В душе он, что ли?" - подумала Таня и позвонила еще раз.
Наконец дверь распахнулась, и на пороге показался Воздвиженский. Его волосы были всклокочены, он запахивал халат.
- Таня? - Мирослав выглядел таким удивленным, словно не видел ее целый месяц. - Что случилось, Таня? - спросил он каким-то не своим, чужим голосом.
- Понимаешь, Мирослав... Меня не берут в аспирантуру. - Таня печально шморгнула носом. - И еще меня завтра выгоняют из общежития...
Мирослав обстоятельно почесал бороду и скроил недовольную мину. Дескать, "жизнь - дерьмо, я тебе всегда говорил". Однако руку, которая загораживала проход в квартиру, он не убрал.
- Что еще плохого?
- По совету Шаровцева я отправила свои резюме в три научно-исследовательских института. Может, куда-нибудь возьмут... Хотя, откровенно говоря, надежды мало. Количество мест все время сокращается. А ведь университет каждый год ксеноархеологов выпускает...
- Понятненько, - кивнул Воздвиженский и зябко поежился - в подъезде гулял изрядный сквозняк.
- Что, так и будем в дверях беседовать? - с иронией спросила Таня, она тоже успела озябнуть. - Может, хоть чаю попьем? Понимаю, я не вовремя... Но у тебя телефон опять отключили...
- Видишь ли, Танек... Насчет чаю, наверное, не получится... Я тут немного занят с одним товарищем... - замялся Воздвиженский. - Обсуждаем новый альманах, "Рифмованное иномирье". По-моему, ничего название...
- Да я вам не помешаю! Я просто посижу немножечко - и домой, - жалобно пролепетала Таня.
- Помешать-то ты, может, и не помешаешь. Но этот товарищ... он...
Один бог знает, до чего доврался бы в тот день Мирослав, если бы в глубине студии не зашумел портативной ниагарой старенький унитаз и минуту спустя у Воздвиженского за спиной не показалось существо в черных кружевных чулках и белом бюстгальтере. Губы существа были накрашены малиновой помадой, тон в тон к накладным ногтям полуметровой длины. "Как у мумии царицы Шед", - пронеслось в голове у Тани.
- Славу-у-уня! - жеманно позвало существо, близоруко щурясь в сторону двери. - Сколько можно ждать? Что там у тебя такое?
В общем, Тане ничего не оставалось, как, влепив Воздвиженскому звонкую пощечину, удалиться.

Таня сидела на крыше общежития на пожарном ящике с песком, курила.
Собственно, сигарета, которую она держала в руках, была третьей сигаретой в ее жизни.
Окурки двух предыдущих мокли в лужице возле каблука ее фасонистой замшевой туфельки.
Да-да, она решила закурить волевым усилием - как иные бросают. Она купила пачку "Явы-200" и теперь тренировалась.
А в перерывах между тренировками Таня размышляла над своей нелегкой судьбой.
И разговаривала. Сама с собой.
- Ага, размечталась, идиотина! Мирослав тебя пожить к себе в студию пригласит! Навечно! И предложение сделает! Два предложения! Будешь ему кофе по утрам варить и рубашки гладить! Ага-ага! - Таня закашлялась, но сигарету не выбросила. - Да нужна ты ему, провинциальная дурочка с Екатерины! У него вон товарищ есть! Из альманаха "Иномирье". Поэтический такой товарищ, образованный... В белом бюстгальтере...
На этой крыше Таня провела немало летних вечеров.
С нее открывался прекрасный вид на набережную реки Преголя, исторический остров Кнайпхоф, небоскребы Куршской косы.
Именно там, на крыше, Таня годами постигала бархатный шарм летних ночей и чистую прелесть одиночества.
Существенным преимуществом крыши было то, что на ней никогда никто не появлялся. Даже Карлсон.
Собственно, находиться там без особого разрешения комендантши было категорически запрещено.
Тане помогла счастливая случайность. Однажды один из рабочих бригады, производившей на крыше ремонт антенн, оставил Тане, которая жила в самой ближней к выходу на крышу комнате восемнадцатого этажа, ключ для своего товарища, отлучившегося за пивом. Товарищ ходил за пивом трое суток. Таня не удержалась и сняла с ключа дубль.
Благодаря заветному и абсолютно противозаконному ключу Таня стала единоличной владелицей этого ничейного, продуваемого всеми балтийскими ветрами пространства.
Именно там, на крыше, она познакомилась с мокрым зверем Кенигсбергом по-настоящему близко. Он раскрывал ей свои тайны, рассказывал свои истории. А она, как сейчас, доверяла ему свои.
- Ну что же это такое, а? Что за ерунда с этим Мирославом? Права, наверное, Тамила. Бросить его к чертовой матери -и дело с концом! А что же с ним еще можно делать? Что? У него же свобода! У него творчество, блин... Ну почему так получается - у Тамилки все в порядке, у Любы - тоже... А у меня... Может быть, я вообще какой-то урод?
Таня в сердцах сплюнула, щелкнула зажигалкой и прикурила четвертую сигарету. От сигарет немного кружилась голова, но ей это даже нравилось.
- Или вот, допустим, судьба... Может быть, лучше вообще домой уехать? На Екатерину. Может, мне здесь просто не место? - спрашивала Таня, обращая свои вопросы ни много ни мало к мокрому зверю, чье незримое присутствие она ощущала всей поверхностью своей кожи. - Нет, правда, должен же быть какой-то ответ? Какое-то решение? Что мне делать теперь, а?
Колючий ночной ветер играл платиновыми прядями ее волос и лениво посвистывал в вентиляционных решетках. И Тане вдруг совершенно явственно показалось, что, если она сейчас подойдет ближе к краю, к границе плотной, живой тишины сумерек, которые простирались от носков ее туфель и до самого Куршского залива, она сможет услышать ответ мокрого зверя. Негромкий, понятный ответ.
Она подойдет, она не боится...
Таня забралась на полуметровой ширины бетонный бортик, который ограничивал крышу. И сделала по нему несколько неуверенных шагов.
Дальше она пошла смелее, мерно цокая каблучками и по-прежнему совершенно не чувствуя страха.
Таня почти не смотрела под ноги, ведь бортик был удобным, ровным. Оступиться и упасть вниз? Нет, с ней такого не произойдет никогда. Мокрый зверь Кенигсберг проследит за тем, чтобы такого не случилось.
В правой руке дымилась сигарета. Время от времени Таня подносила ее к губам и делала неглубокую затяжку - чтобы огонек не погас.
Дойдя до западного края крыши, она остановилась, пораженная великолепным зрелищем: густой туман, наползавший со стороны моря, пожирал город. Одна за другой исчезали крыши, опоры линий электропередач, мосты. И Тане явственно представилось, что стоит она вовсе не на крыше, но на капитанском мостике древней каравеллы, которая, рассекая невесомые белесые волны, мчится из ничто в никуда. А мокрый зверь Кенигсберг улыбается ей из глубин этого дикого моря своей неласковой, но мудрой улыбкой.
Сколько она простояла вот так, на краю бортика, с затуманенным видением взором, с погасшей сигаретой в руке - пять минут, пятнадцать или пятьдесят, - Таня точно не помнила.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 [ 20 ] 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.