не удивительно: Левобережье - Тайяхат, и Правобережье - Тайяхат, один мир, одна
планета... Кто-то, быть может, счел бы ее краем злобных кровожадных демонов, но
для Дика Саймона она являлась родиной. Родиной! Единственной и неповторимой! А
среди демонов были у него враги, были друзья, и даже возлюбленная...
поступает адреналин, когда мышцы еще напряжены и готовы к действию, глаза
высматривают скользящие тени в траве и древесных кронах, а руки тянутся к
поясу, к топорищу секиры, или шарят за плечом - то ли выдергивая дротик из
тугой связки, то ли в поисках клинка. Разумом он понимал, что находится в
мирных землях, где не воюют и не льют кровь, но само по себе это знание было
бесплодным, ибо мысленно он оставался в лесу. Разум говорил одно, чувства -
другое, а когда разум спал, являлись сны. И в них Ричард Саймон снова бился на
лесных полянах и речных берегах, атаковал и отступал, подкрадывался к врагам,
пел Песню Вызова на поединок и, повергнув противника наземь, сносил ичегарой
височную кость, чтоб выточить маленький желтый кружок, символ своей победы...
Он, воин-тай, возросший в руках Чочинги, не предавался мучительным раздумьям
подобно своему отцу, и кровь убитых не тяготила его совесть; он просто не мог
остановиться. Он продолжал воевать: днем - в воображении, ночью - в снах.
переключаться, как тайят. Нам, чтоб позабыть прошлое, нужны не минуты, не дни,
а месяцы или годы. Но это пройдет, ибо со временем проходит все, даже сама
жизнь. Пройдет, сынок! Только не надо возвращаться в лес.
мире. Скоро тебе восемнадцать... Кажется, ты собирался стать ксенологом?
сам он уже не сомневался, что не ищет ни мира, ни покоя. Ксенология казалась
ему слишком тихим, слишком академическим занятием; теперь он предпочитал не
изучать, а действовать. Действовать! Несомненно, лес пробудил в нем доселе
скрытую склонность к опасным авантюрам, к противоборству с обстоятельств ми и
людьми, к риску и приключениям... Это был крепкий напиток, но Ричард Сай-мон,
однажды распробовав его, не собирался отставлять бокал в сторону.
утраченном, о двух реальностях Тайяхата, которые он потерял. Жизнь в Чимаре
казалась пресной, а лес... Пожалуй, он вернулся бы туда, но лес все-таки был
тайятским.
место для битвы. У вас, двуруких, тоже. Ищи, и ты найдешь!"
двуруких, где могли бы найти применение все таланты Ричарда Саймона,
безусловно, существовал, и сейчас он направлялся прямиком в эти дебри. Правда,
не сражаться, а учиться, но перспектива битв, погонь и всевозможных авантюр
была не за горами.
к Закрытым Мирам, пока неведомым ему?.. Быть может, к Земле?.. Чтобы начать
охоту за тайнами...
прямо перед глазами Ричарда, вверху стального обода Рамы. Там, отчеканенные в
металле, блестели буквы "С", "М" и "Н" - с широким росчерком, свивавшимся в
кольцо. Сергей Михайлович Невлюдов, творец пространственной трансгрессии... Он
не оставил ни записей, ни дневника, ни книг, ни статей - только файлы с
расчетами и формулами, разосланные по сотням адресов... Не было даже его
фотографий, тех примитивных плоских изображений, какие делались в начале
двадцать первого столетия, и потому Рама была украшена не его портретом, а его
факсимиле. Судьба Невлюдова тоже являлась тайной; сверкнув подобно метеору, он
канул в неизвестность и угас, как отгоревшая звезда.
гепардов стих, и джентльмен из Ковентри вздохнул с явным облегчением. Пошарив в
кармане, он извлек табакерку и огромную трубку с изогнутым чубуком, неторопливо
набил ее и произнес по-русски:
а на тот свет, где одним назначено бренчать на арфах, а другим - купаться в
горячей смоле. Явные признаки недуга, особой болезни, называвшейся страхом
перед Пандусом. Многие были подвержены ей и потому предпочитали перебираться из
мира в мир в гибернационных камерах.
заметишь, как мы пройдем порог. Вдохнешь здесь, а выдохнешь уже в Нью-Йорке.
Кому как нравится.
дрожь, - потом ты отправишься в свой Монреаль, а я - в Грин Ривер. Но прежде мы
посидим где-нибудь, выпьем кофе и проверим, правда ли, что мороженое в
Нью-Йорке не хуже смоленского. Или ты не любишь мороженое?
превратиться в облако из крохотных атом, снова стать собой и идти на паспортный
контрол. Там юная леди узнать, кто она есть. Если она - не она, контрол не
пропускать! - Британец снова рассмеялся, с интересом поглядывая на Ричарда. - А
вы, юный сэр, ехать в Грин Ривер? В какой Грин Ривер? Айрлэнд? Острэйлиа?
ибо звук русской речи был сладок для него. Подумав, он добавил: - Буду учиться
в университете. Факультет общественных наук... депатмент комьюнити сайенс.
поднял брови. - Известный место! Я слышать, там не только юнивесити... там
Мемориал Аддингтон... и еще... Как это по-русски?.. Да, штаб-квартира ЦРУ.
замерцала неярким флуоресцентным свечением, затем раздался звуковой сигнал.
Гепарды в грузовом отсеке, предчувствуя что-то необычное, панически взвыли
Ричард, по-прежнему прижимая к себе девушку, обернулся и помахал рукой отцу.
Затем покрытая фресками стена растаяла, и на мгновение перед тупорылой кабинкой
модуля открылась мрачная черная пропасть. В следующий момент мрак исчез, словно
где-то за спиной включили батарею мощных прожекторов. Штурман-компьютеры
смоленской и нью-йоркской станций синхронизировали частотные каналы, и теперь
окаймленная Рамой пустота мерцала оранжевым светом и как бы чуть заметно
пульсировала, будто глотка гигантского дракона, изготовившегося пожрать добычу.
В этой глотке имелся язык, ровная наклонная поверхность, которая светилась ярче
призрачных стен и сводов, - если только всю эту конструкцию, сотворенную игрой
энергетических полей, можно было сравнить с неким коридором или тоннелем. Скат,
подобный протянувшемуся в бесконечность Пандусу, начинался у нижнего края Рамы
и уходил в оранжевый туман, слегка вибрируя и подрагивая, будто и в самом деле
был живым, нетерпеливо поджидавшим очередную жертву.
коридору. Алина взвизгнула, звери в багажном отсеке завыли, джентльмен из
Ковентри пробормотал проклятие и задымил, как древний пароход на Миссисипи.
Яркое оранжевое свечение разлилось перед глазами Ричарда, затопив и поглотив
весь мир.
табачном дыму, обнимая трепетный девичий стан и прислушиваясь к вою гепардов за
спиной.
блестевшей металлом лестницы, стояли двое мужчин. Оба - крупные, рослые, в
серых форменных комбинезонах, со знаками различия инструкторов Учебного Центра
в петлицах. Один был темноглазым мрачноватым шатеном под сорок; полные губы,
смуглая кожа и большой крючковатый нос выдавали его семитское происхождение.
Шевелюра другого пылала огнем, щеки были веснушчатыми и бледными, а свернутый
набок нос свидетельствовал, что его владельцу не раз приходилось испытывать и
отражать тяжкие удары судьбы. К тому же на подбородке у рыжего красовался
изрядный шрам, оттягивавший губу, отчего улыбка получалась кривоватой и
насмешливой, как бы с легким оттенком превосходства. Но мрачного шатена эти
улыбки не раздражали то ли он от природы был флегматиком, то ли точно знал, что
если рыжий приятель над кем и посмеивается, так не над ним.
разглядывая широкоплечего полунагого парня на одном из боевых помостов.
Биксби, вместе с двумя шестилапыми монстрами... Вернее, привез-то он монстров,
а парня сопровождал так, на всякий случай. Диковатый парнишка, скажу я тебе, и
тоже в своем роде монстр. - Шатен угрюмо сдвинул густые брови и, поразмыслив
минуту, добавил: - Ну, в тех краях, откуда он родом, все чуть-чуть диковатые.
Зато в инициативе им не откажешь! Взять хотя бы этого... Совсем мальчишка, а
сопляком его не назовешь, верно, Дейв? Говорили мне, будто Леди Дот его
вызвала, а она не стала б ворожить сопляку. Дот - она Дот и есть... Точка! Не
подъедешь, не подкопаешься... У такой сам архангел Гавриил протекции не
дождется.
рыжий Дейв и тут же возбужденно зашептал, дергая приятеля за рукав: - Ты
погляди, Барух, что он творит! Вот это прыжки! Рост у парня приличный и вес в
норме, а легкость, как у плясуна! Только не хотелось бы мне сплясать с ним
джигу...
угол. Было заметно, что бьет он не в полную силу - даже не бьет, а лишь
обозначает удар. Руки его мелькали пропеллером, и казалось, что их не две, а
Андреев Николай
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Куликов Роман
Вронский Константин
Рыбаков Вячеслав