Чтение 20–й страницы книги ~Враг рода человеческого~

- Я не знаю, - тихо ответил Салид, - но я видел это существо. Оно живое. А все живое можно убить.

- Да, и это вам доставляет истинное удовольствие, не правда ли? - с горечью спросил Бреннер.

Салид несколько секунд пристально смотрел на него, и Бреннер тут же пожалел о сказанных им словах. Ему почему-то очень не хотелось обижать этого человека. Однако Салид так ничего и не сказал.

Внезапно в небе появилось огромное черное чудовище. Оно камнем падало на землю, возникнув как будто из ничего. Уши Бреннера заложило от оглушительного гула и воя. И прежде чем все трое успели среагировать, их бросило волной воздуха на землю. Это падение спасло им жизнь. Темноту прочертили искры, что-то взорвалось в сантиметре от лица Бреннера, попав в асфальт. Его обдало градом мельчайших острых осколков. Он почувствовал дуновение раскаленного воздуха. Бреннер инстинктивно перекатился на другой бок и закрыл руками голову. А чудище все кружилось над ними с оглушительным шумом и извергало на них снопы огня. Салид что-то кричал, но грохот и треск разрывов заглушал его слова.

Бреннер снова перевернулся на другой бок и осторожно взглянул из-под руки. На лбу над левой бровью он почувствовал жгучую боль и понял, что его задело, однако это не мешало ему быстро соображать и ориентироваться в создавшейся ситуации. Он с трудом приподнялся на руках, убедился, что лежащий на земле рядом с ним Йоханнес тоже жив и поискал взглядом Салида.

Палестинец в одном прыжке отскочил далеко в сторону за укрытие, но теперь вновь появился на открытом месте и, стоя на коленях, целился из своего автомата в чудовище, поливавшее их огнем.

Бреннер понял, что это был вертолет. С момента его внезапного появления над их головами прошла всего лишь секунда, а машина успела уже достичь конца улицы и быстро набирала высоту, чтобы не врезаться в стоявшие там высотные дома. С борта вертолета перестали стрелять по ним, по обеим сторонам улицы вздымались столбы пыли от разорвавшихся здесь снарядов. Бреннер не мог понять, почему они не заметили приближения вертолета, который возник над ними совершенно внезапно, словно библейский ангел мести.

- Бегите! - орал Салид. - Убегайте отсюда! Может быть, им нужен только я!

Его команда была такой же нелепой, как и попытка сбить вертолет автоматными очередями Салид снова дал длинную очередь, но вертолет давно уже исчез над крышами домов и готовился к новой атаке. Даже если бы Салид попал, он не причинил бы вреда машине. Бреннер узнал этот вертолет - это он обстреливал гостиницу, и его экипаж, очевидно, получил приказ стрелять на поражение и не брать пленных.

- Убегайте же! - кричал Салид. - Разбегайтесь в разных направлениях! Тогда они убьют только одного из нас!

Это было разумным предложением. Однако Йоханнес и Бреннер поднялись вместе, как будто по команде, и побежали в одном направлении, держась поближе друг к другу. Салид выругался, пригнулся и начал стрелять короткими очередями по вертолету, стремительно идущему на снижение.

Бреннер бежал теперь зигзагом, бросая на ходу взгляды в сторону Салида и падающего с неба вертолета Салид стрелял с удивительным хладнокровием и точностью. Пули выбивали из корпуса вертолета искры, и некоторые из них, по-видимому, попали в прозрачную кабину и пробили ее. Но ощутимого вреда вертолет не получил и продолжал поливать землю огнем. Из-под его корпуса вырывалось яркое пламя, улица исчезла, превратившись в сплошное море огня, над которым вздымались клубы дыма и пыли. Огненный поток стремительно приближался к Салиду.

Однако стрелок снова промахнулся. Целый и невредимый Салид продолжал стоять на одном колене, а вертолет с грохотом промчался, оставляя после себя огненный след. Это было удивительно и совершенно невероятно. Осколки снарядов, рвавшихся совсем рядом с Салидом, даже не задели его! Вертолет замедлил скорость и начал разворачиваться. Его пулеметы молчали, но Бреннер не сомневался, что стрелок просто экономит боеприпасы. Огонь возобновится, как только люди, сидящие в простреленной кабине, снова увидят свою цель.

Вертолет промчался так низко над их головами, что вихрь воздуха от бешено вращавшихся винтов на мгновение оторвал их от земли. Бреннер с трудом восстановил равновесие, размахивая руками и шатаясь. Он инстинктивно бросился влево в противоположную от движения вертолета сторону. Йоханнес последовал за ним, но он двигался как-то машинально, словно робот, а не живой человек, хотя речь шла о спасении его жизни. Бреннер был уверен, что если патеру приказать остановиться, то он тут же остановится и будет покорно ждать своей смерти.

- Быстрее! - крикнул Бреннер и сам прибавил шагу, увидев, что вертолет уже успел развернуться.

Машина сильно накренилась от резкого разворота, словно стремительно несущийся катер на воде, и поэтому первая выпущенная из пулемета очередь была неприцельной, она прошла мимо Йоханнеса и Бреннера, выбив в метре от них камни из фасада здания. Но пилот уже справился со своей машиной, вертолет на секунду завис в воздухе, а затем устремился вслед за Йоханнесом и Бреннером. Расположенный под брюхом пулемет, ствол которого походил на тупой хоботок гигантского металлического насекомого, начал извергать с раздирающим душу воем огонь. След огня и разрывов, тянущийся за вертолетом по земле, стремительно настигал Йоханнеса и Бреннера. Всего лишь в трех или четырех шагах от них находилось крыльцо, ведущее к парадной двери дома Если им удастся скрыться в подъезде, то, возможно, у них появится шанс на спасение. Бреннер сильно толкнул Йоханнеса в спину, а сам на бегу бросил взгляд через плечо и закричал от ужаса, видя, что пулеметная очередь вот-вот настигнет их. Напрягая все свои силы, Бреннер бросился вперед, в одном прыжке преодолел ступени невысокого крыльца и, раскинув руки, втолкнул Йоханнеса в подъезд, а затем упал вместе с ним на пол.

В следующее мгновение мир вокруг них с грохотом взорвался. Пули оставляли глубокие, размером с кулак дыры в стенах, дверном косяке и на ступенях лестницы, выбивая искры и щепки. Дверь разнесло на мелкие части, воздух наполнился клубами дыма, пылью и едкой пороховой вонью. Что-то обожгло спину Бреннера, и он вскрикнул от боли, начав корчиться на полу, словно разрубленный червяк. Раскаленные добела осколки камней и тлеющие щепки посыпались на него дождем. Бреннер ничего не видел, вокруг был только дым, за пеленой которого время от времени появлялись новые вспышки.

А затем все прекратилось. Грохот пулемета умолк, и после адского шума Бреннер как будто оглох от внезапной тишины - он не слышал ни потрескивания пламени, ни звуков падающих из отверстий в стенах кусков штукатурки, ни шороха оседающей пыли.

Бреннер сделал неуверенное движение, чтобы подняться. Он был убежден, что не сможет опереться на руки, потому что наверняка был сильно ранен. Он знал, что в первый момент человек из-за шока не чувствует сильной боли. Бреннер не удивился бы, если бы увидел нижнюю часть своего тела изрешеченной пулями. Но ничего подобного не было. Он ощущал только сильное жжение на спине между лопатками - там, где его кожу задела пуля, а также саднящую боль на ладонях и лице о! многочисленных царапин и синяков. Бреннер в полном замешательстве взглянул на нижнюю часть своего тела. Он недоумевал. Это было невероятно! Ни одна пуля не попала в них.

Бреннер медленно повернулся и увидел, что пыль и дым рассеиваются. Сквозь взорванную дверь и часть рухнувшей стены Бреннер увидел вертолет, зависший над улицей. Его пулемет молчал. С расстояния пятнадцати или двадцати метров Бреннер смог разглядеть выражение лица ошеломленного пилота, который не мог понять, каким образом этим двум людям - Йоханнесу и Бреннеру - удалось уцелеть в таком аду.

Клубы поднятой пыли и дыма вдоль трассы обстрела теперь почему-то не рассеивались. Они изменяли свои очертания, поднимаясь к небу и темнея на глазах, дым уплотнялся, становясь похожим на какое-то тягучее вещество. Улица, находящаяся в пяти метрах под днищем вертолета, начала вибрировать, с поверхности асфальта отделилось плотное зернистое облачко и начало подниматься вверх. Вертолет качнуло в сторону, как будто взрывной волной. Возможно, пилот на мгновение утратил контроль над машиной, а возможно, автоматные очереди Салила причинили машине больше вреда, чем это сначала показалось Бреннеру. Пилот справился с управлением, но вертолет уже изменил свое положение в воздухе и, вероятно, это произошло не случайно. Теперь дуло пулемета, расположенного под днищем, было направлено прямо на Салида, находящегося в тридцати метрах отсюда. Он все еще держал под прицелом зависшую в воздухе машину. Но палестинец почему-то не стрелял - наверное, это объяснялось очень просто: у него просто кончились патроны, а может, дело было совсем в другом. Происходило что-то странное. Нечто невероятное разыгрывалось прямо на их глазах, и Салид, должно быть, так же явственно ощущал это, как Бреннер и Йоханнес. Наверняка люди, сидевшие в вертолете, тоже осознавали это.

Бреннер, затаив дыхание, наблюдал, как ствол пулемета еще немного сместился в сторону Салида. Но пилот не открывал огонь. Вся сцена выглядела довольно странно: противники располагались лицом к лицу, словно герои какого-нибудь вестерна или дуэлянты, встретившиеся в утренних сумерках, чтобы защитить свою честь и окончательно выяснить отношения. Хотя, конечно, это сравнение сильно хромало: ведь один из противников был человеком с автоматом в руках, который вряд ли мог его защитить в этой ситуации, а его соперником в смертельном поединке являлась одна из самых грозных боевых машин в мире, чудище из стали и искусственных материалов, разрушительной силы которой хватило бы для того, чтобы уничтожить целый город. Бреннер сразу же понял глубокий символизм этой сцены - она была классической. Поединок с драконом - воля человека, сражающаяся с первобытной силой разрушения. Эти обе противоборствующие силы вели на земле извечный спор, изменяя тем самым мир.

Наконец пилот решил перейти к действию и нажал на гашетку. Пулемет загрохотал, и асфальт вокруг Салида взорвался. Однако пули снова не задели палестинца.

Чудо, спасшее Бреннера и Йоханнеса, повторилось. Столбы пламени взмывали к небу справа, слева, впереди и позади Салида, но сам он оставался целым и невредимым, как будто его оберегала от смерти какая-то незримая сила, присутствие которой Бреннер с каждой минутой ощущал все отчетливей. Может быть, эта борьба, в которую они были втянуты против своей воли, была не такой уж безнадежной для них, как это прежде казалось Бреннеру. Они были не одни, им кто-то помогал.

Пламя вокруг Салида погасло, но вновь повторилось прежнее явление: клубы дыма, поднимавшиеся к небу, не рассеивались, несмотря на бешено вращавшиеся винты вертолета, создававшие такие воздушные вихри, что потоки воздуха прижимали Бреннера и Йоханнеса к стене. Клубящийся дым не затронул их. Возможно потому, что это был вовсе не дым...

Это были насекомые, живой ковер которых покрывал всю улицу. Сотни тысяч, миллионы крохотных созданий с жесткими крылышками бесшумно поднялись в воздух. Это были смерчи из саранчи, возникавшие там, куда упали пули и снаряды. Зернистое черное облачко под днищем вертолета еще более уплотнилось, превратившись в черный компактный островок. Пилот тоже заметил это странное явление и, возможно, он увидел даже больше, чем могли разглядеть Бреннер и Йоханнес. Двигатель вертолета внезапно пронзительно взревел, и машина рванулась вперед и вверх, оказавшись над головой Салида, где она начала бешено вращаться вокруг своей оси, увеличивая скорость. Пилот выжимал все что мог из своей машины, но скорость была недостаточно высока, смерчи насекомых действовали быстрее. Они сбились в одну массу и вихрем устремились к вертолету. Машину начало кидать из стороны в сторону. Она все еще старалась набрать высоту и даже увеличила скорость, но ее вертикальный подъем не был плавным, он происходил толчками, вертолет сильно болтало в воздухе, а его двигатель надрывно ревел. Бреннер теперь едва мог разглядеть вертолет, его окружал вихрь мельтешащих, кружащихся теней. Полчища крылатых воинов бились о корпус, застилали обзор, налипая на прозрачные стекла кабины, мешали работать винтам, забивали всасывающие отверстия турбины, тысячами сгорали в выхлопных газах.

Бреннер так и не смог рассмотреть, что же в конце концов произошло. Возможно, саранче удалось проникнуть в кабину и напасть на экипаж - как бы там ни было, через несколько секунд двигатель начал давать сбои и его рев стал пронзительным и еще более надрывным. Вертолет замер на мгновение в воздухе, закружился все быстрее и быстрее вокруг своей оси, а затем гул двигателя внезапно умолк.

Раздался ужасный звук разрываемой стали, и через секунду вертолет начал камнем падать вниз. Он рухнул за бетонную ограду, огораживающую территорию больницы. Пятидесятиметровый столб огня взвился в небо, приняв через несколько секунд очертания гриба. Раздался оглушительный взрыв, и на землю обрушился град горящих обломков.

Бреннер на мгновение прикрыл глаза. В его ушах все еще стоял грохот взрыва, а вспышка была такой яркой, что он видел ее даже сквозь закрытые веки, как будто она навечно запечатлелась на сетчатке его глаз. Он услышал, как Йоханнес начал что-то бормотать рядом с ним - судя по его монотонному голосу, это была молитва, но Бреннер не мог разобрать слов. И не потому, что Йоханнес говорил невнятно - просто на секунду Бреннер как будто бы разучился понимать человеческую речь. Яркая вспышка и оглушительный грохот взрыва лишили его на мгновение чувства реальности, и, казалось, еще немного и его психика навсегда погрузится во мрак, рухнет в ту пропасть, на краю которой он стоял в течение последних часов.

Но Бреннер сумел взять себя в руки, его сознание снова прояснилось, и он понял; что сидит на корточках, сжавшись в комок, рядом с Йоханнесом, скорчившимся в три погибели и закрывающим руками голову. Должно быть, Бреннер находился в бессознательном состоянии несколько секунд, потому что грохот взрыва уже отзвучал и смолк. Над ним стоял Салид с озабоченным лицом и что-то говорил ему.

- Что с вами? - разобрал Бреннер слова палестинца. - Черт возьми, Бреннер, отвечайте же наконец!

Бреннер осторожно приподнял голову и взглянул на Салида, все еще не разгибая спины. Должно быть, его осанка и все движения выдавали страх: он боялся, что Салид ударит его. Палестинец понял это и сказал, пытаясь успокоить Бреннера:

- Я вам ничего не сделаю. Не бойтесь. Все уже позади.

Дрожа всем телом, Бреннер выпрямился. Салид вынужден был его поддержать, и Бреннер вцепился в палестинца с такой силой, что тому стало больно. Но Салид убрал свою руку только после того, как убедился, что Бреннер может самостоятельно стоять на ногах.

- Мы должны двигаться дальше, - сказал он.

Бреннер кивнул и послушно пошел вслед за палестинцем, однако слова Салида показались ему нелепыми. Что значит "дальше"? Это понятие казалось ему теперь пустым и бессмысленным. Никакого "дальше" больше не было. О Боже, и это все случилось за одну ночь! Неужели действительно он проснулся всего лишь несколько часов назад? Да, именно с тех пор начался весь этот кошмар... В эти несколько часов он каждую минуту попадал из одной безумной ситуации в другую, ему казалось, что нет хуже того положения, в котором он в данный момент находился, но с каждой минутой он убеждался, что это не так - всякий раз его ожидало еще более тяжелое испытание.

Но самое страшное в этой ситуации было то, что Салид тоже не знал, куда идти дальше - в глубине души Бреннер был твердо в этом убежден. Они вступили в борьбу, потерпев поражение в тот самый момент, когда начали ее, - и быть может, именно потому, что начали. Они давно уже не знали, с кем, собственно, борются и по каким правилам. События давно уже вышли из-под их контроля.

Бреннер ковылял вслед за Салидом, не разбирая дороги, и даже не заметил, что тот остановился, пока Салид не задержал его довольно бесцеремонно, вытянув руку, на которую Бреннер налетел впотьмах. Только тогда Бреннер заметил, что к ним приближается машина, медленно, но с зажженными фарами и громко работающим двигателем. Ее слегка заносило, водитель, должно быть, был ранен или пьян, или не имел опыта вождения. Бреннеру показалось нелепым то, что он еще способен отмечать подобные детали, но его мировосприятие за эти последние часы сильно изменилось.

Машина тем временем еще более сбросила скорость, хотя двигатель гудел все так же натужно. Бреннер заметил боковым зрением, что Салид поднял дуло своего автомата, хотя у него не осталось уже патронов и этот жест был совершенно ненужным. Машина - это был "мерседес" или "форд", Бреннер не мог разобрать - вильнула в сторону, приблизившись к ним вплотную, и неуклюже повернулась на девяносто градусов. Мотор затих. Бреннер думал, что сейчас из машины кто-нибудь выйдет, однако им пришлось ждать по крайней мере полминуты. И только тогда распахнулась двустворчатая задняя дверца и в проеме показалась стройная фигура человека в светлом плаще. Он махал им руками.

- Садитесь! Быстрее!

После всех пережитых абсурдных, лишенных всякой логики событий Бреннеру вовсе не показалось странным, что они без лишних слов, сразу же послушались незнакомца. Салид быстро преодолел расстояние, отделявшее их от фургона, и прыгнул в него, а затем повернулся, чтобы помочь Йоханнесу и Бреннеру подняться в машину. Он закрыл дверцу за Бреннером, убедился, что она хорошо захлопнулась, и только тогда обратился к таинственному спасителю:

- Кто вы?

- Это не имеет никакого значения, - человек в плаще повернулся и начал пробираться к сиденью водителя. Бреннер только теперь, приглядевшись, понял, что плащ незнакомца не просто сильно выпачкан, он весь разорван и прожжен А темные пятна, которые он принял за грязь, были пятнами запекшейся крови.

- Держитесь покрепче. Я вынужден буду вести машину на предельной скорости. Возможно, нас преследуют.

Бреннер машинально повиновался ему, впрочем, как и Йоханнес и даже - к изумлению Бреннера - Салид, хотя последний сделал это не сразу. Все трое устроились на узкой жесткой скамье, стоявшей у правой стены фургона. У противоположного борта стоял массивный металлический стол с электронной аппаратурой - здесь были магнитофоны, мониторы, микрофоны и другие приборы.

Незнакомец тем временем сел за руль и включил зажигание. Двигатель завелся только с третьей или четвертой попытки, он гудел очень натужно, особенно когда водитель нажимал на газ. Бреннер решил, что был прав, предположив, что их водитель довольно неопытен: машина тронулась с места рывком, так что он и Йоханнес чуть не упали со скамьи. Салид держался крепче, но и он закатил глаза, положил свой автомат на пол и, пригнувшись, двинулся к водительскому креслу, расставив руки, чтобы сохранить равновесие.

- Может быть, будет лучше, если за руль сяду я? - предложил он водителю.

- Может быть, - ответил человек за рулем, не двинувшись с места.

Он не убирал ноги с педали газа, прибавив скорость. Двигатель протестующе взревел, и фургон, раскачиваясь из стороны в сторону, сделал такой резкий поворот, что Салид поспешно ухватился за спинку переднего пассажирского кресла.

- Вы должны были переключить на первую скорость, - сказал он, - иначе двигатель может выйти из строя, кроме того, мы привлекаем к себе слишком много внимания, разъезжая по городу с таким шумом.

Водитель сделал то, что ему посоветовал Салид.

- Вы не очень опытный водитель, да? - спросил Салид.

- У меня даже нет водительских прав, - признался незнакомец. - Но несмотря на это, за рулем останусь я. Так будет лучше на тот случай, если нас остановят.

Говоря это, он взглянул снизу вверх на Салида, и Бреннер впервые смог разглядеть лицо незнакомца, хотя и при неверном зеленоватом свете, который отбрасывали приборы со щитка. Бреннер испугался, он был поражен до глубины души. Лицо незнакомца тоже покрыто пятнами запекшейся крови. В его левой щеке зияла огромная, продолжавшая кровоточить рана, а участки кожи, видневшиеся между пятен и ссадин, были мертвенно бледны. Бреннер поспешно отвел глаза в сторону. Он не хотел знать тайну этого человека. Он даже не хотел знать причину того, почему незнакомец помог им.

Салид тоже помолчал несколько секунд после того, как увидел лицо незнакомца. А когда он снова заговорил, его голос слегка дрожал, и Бреннер заметил, что палестинец судорожно вцепился пальцами в спинку кресла.

- Куда мы направляемся? - спросил он.

- В монастырь, - ответил незнакомец.

Грохот взрыва давно уже смолк, а оконное стекло все еще продолжало дрожать под пальцами Кеннели, и в его ушах все еще стоял звон. Это взорвался вертолет, превратившись в столб огня, как только рухнул на землю. Кеннели казалось, что он ощущает жар раскаленного пламени, полыхнувшего за бетонной оградой на противоположной стороне улицы. Чувство было таким реальным и сильным, что у Кеннели заболели ладони, которые он прижимал к оконному стеклу. Но он был не в состоянии убрать их. Он, казалось, вообще был неспособен сейчас что-нибудь делать. Мысли Кеннели путались. Его охватил ужас. На этот раз он отчетливо видел все, что произошло, и не мог отрицать очевидного. Темнота на его глазах вдруг ожила и скинула вертолет на землю, точно так же, как до этого смела его людей с улицы. Это она убила агентов, посланных им в гостиницу. Но его люди знали, на что шли. Они осознавали смертельный риск, хотя и не понимали, какому именно противнику они противостоят. Однако у них не было сомнения, что враг смертельно опасен, коварен и необычайно силен. В конце концов, не имело никакого значения, убил ли их палестинский террорист или некая мистическая сила.

Но пилоты, управляющие вертолетом, совершенно ни о чем не догадывались. Они были полностью уверены в непобедимой мощи своей боевой машины и даже не предполагали того, что их ожидает. Если бы они знали, что именно делают, то бы не стали выполнять приказ Кеннели, а, пожалуй, взяли бы его под прицел своего грозного оружия, как тех трех беглецов на улице. Кеннели обманул пилотов. Он послал их на верную смерть. С таким же успехом он мог бы достать свой пистолет и расстрелять их в упор.

Странно, но до этого случая Кеннели никогда не задумывался о тех людях, которым он отдавал приказы и которых заведомо посылал на верную смерть. Как и многие его коллеги, Кеннели давно уже превратился в законченного циника, для которого человеческая жизнь не имела особой ценности, так что ею можно было располагать по своему усмотрению. Конечно, в каждого человека были вложены деньги, истраченные на его образование, экипировку и различные нужды, многие из которых Кеннели расценивал как человеческие слабости. И вот впервые в своей жизни Кеннели почувствовал, что преступил какую-то черту, обременив свою совесть виной в смерти двух пилотов. Он ощущал неимоверную тяжесть этого бремени, с которым, казалось, вряд ли сможет справиться.

Что происходило с ним? Почему ему в голову лезли подобные мысли? Кеннели на мгновение закрыл глаза и прижался лбом к прохладному стеклу. В его голове бушевал настоящий хаос из незнакомых мыслей, пугающих ощущений и образов, которые казались невыносимыми. Но от них нельзя было избавиться, просто закрыв глаза. Неужели он постепенно сходил с ума?

"Нет. Ты просто научился по-настоящему видеть".

Кеннели не услышал этот голос, а внутренне воспринял его, эти слова возникли у него в мозгу посреди вихря противоречивых эмоций и образов. В этих словах он ощущал что-то бесконечно чуждое себе и в то же время родное и близкое - и это больше всего пугало его. Кеннели снова открыл глаза. Он сделал это невольно, как будто по чьей-то команде.

Теперь у него было совершенно явственное чувство, что он не один в этом коридоре. Он знал, что за его спиной кто-то стоит. Кеннели увидел тень, отражающуюся на оконном стекле, освещенном всполохами яркого пламени. Очертания были смутными, но Кеннели сразу же понял, кто это.

- Чего ты хочешь? - простонал он. - Уходи Оставь меня в покое! Уходи!

Силуэт Смита начал приближаться, и теперь его отражение на стекле стало более отчетливым. Но этого не могло быть! Кеннели больше не мог вынести охватившего его ужаса. Он резко обернулся к Смиту, направив на него дуло своего пистолета. Неважно, каким образом Смиту удалось перехитрить смерть и в кого он превратился - в зомби или в мифического демона, - Кеннели может по крайней мере попробовать его...

Но Кеннели так и не сумел додумать эту мысль и выполнить свое намерение

Он вообще не был способен действовать. Кеннели остолбенел. Смит вовсе не превратился в зомби, он не был ожившим трупом из какого-нибудь фильма ужасов. Смит представлял собой вибрирующую массу, кишащую тысячами тысяч крошечных существ с блестящими глазками, уставившимися сейчас на Кеннели. Все части тела Смита были составлены из этих крошечных созданий, и сквозь дыры в его одежде виднелись руки и ноги, постоянно менявшие свои очертания и размеры. Так, на его руках менялось число пальцев: то их вообще не было, то появлялось два пальца, а то - целая дюжина. Под одеждой Смита в его груди, казалось, билось двенадцать сердец, и каждое в своем ритме. Сгустки отвратительной массы постоянно падали на пол, но насекомые тут же вновь спешили на своих микроскопических ножках назад, чтобы снова занять место в этом кошмарном образовании. Только лицо не изменяло свою форму, но от этого зрелище было еще более ужасным. Кеннели чувствовал, что его сердце готово вырваться из груди. Мурашки побежали по его спине, а голову сдавила чья-то ледяная рука. Кеннели было трудно дышать. Он понял, что сошел с ума. Он потерял рассудок, и теперь у него начались кошмарные галлюцинации.

"Нет, ты не сошел с ума".

Но Кеннели не хотел слушать этот голос. Как ни странно, мысль о том, что он сошел с ума, успокаивала его и помогала в действительности сохранить свой рассудок. Кеннели стоял лицом к лицу с человеком, который вовсе не был человеком, а являлся леденящей душу карикатурой на человека, состоящей из крошечных насекомых. Все это могло быть только одним - галлюцинацией! Кеннели отступил на шаг назад и уперся спиной в оконное стекло. Он снова поднял правую руку, в которой был зажат пистолет, и прицелился в лицо Смита.

- Чего ты хочешь? - спросил он. Ему не казалось странным то, что он разговаривает с призраком. Напротив, ему легче было пережить весь этот кошмар, разыгрывая из себя сумасшедшего, разговаривающего с собственными видениями. Но мысль о том, что все это происходит в действительности, была ему совершенно невыносима.

"Я пришел, чтобы предупредить тебя. Еще не слишком поздно".

- Не слишком поздно? Для чего именно?

Призрак приблизился, но движения его были очень странными. Смит не шагал, а его фигура как бы плавно перетекала из одной точки пространства в другую, как будто все его тело состояло из текучей протоплазмы, облеченной тонким и мягким кожным покровом. Кеннели хотел попятиться, но за его спиной было окно. Стекло хрустнуло и растрескалось под давлением его тела, еще немного, и оно могло бы разбиться.

"Тебе нельзя идти этой дорогой дальше, - нашептывал ему голос, - еще не слишком поздно. Посмотри, какую цену я заплатил".

- Ты не Смит, - убежденно сказал Кеннели тоном, в котором слышались истерические нотки. Кеннели сам испугался своего голоса. - Смит никогда не стал бы предостерегать меня. Никогда и ни от чего.

"Я никогда не был твоим другом, - признался призрак Смита. - Но теперь все изменилось. Весь мир изменился, Кеннели. Время лжи миновало. Я сам предрешил свою гибель, это произошло давно. И я за все заплатил дорогой ценой. Моя жизнь была смертью, а наказанием то, как я жил. Посмотри!"

Призрак снова приблизился, и Кеннели больше не мог вынести этого. Он закричал и шесть раз подряд выстрелил из своего пистолета. Он стрелял, пока у него не кончились патроны. Выстрелы гремели в гулком коридоре, словно канонада. Все пули поразили цель. Смит стоял слишком близко, и Кеннели просто не мог промахнуться. Пули вошли в его лицо и поразили сотни крохотных существ, составляющих его.

Меняющие свои очертания руки Смита медленно поднялись и закрыли простреленное лицо. Ладони и голова слились в одну дрожащую бесформенную массу, а затем руки снова опустились, и Кеннели увидел все то же лицо в целости и сохранности. Насекомых было слишком много, может быть, миллионы.

Что имел в виду Смит, говоря о расплате за свою жизнь? Может быть, этой расплатой являлось то, что он должен был теперь пережить смерть сто тысяч раз?

"Не делай этого, измени ход своей жизни, не ходи туда, - продолжал Смит. - Ты заплатишь за все свои дела, и даже за то, чего ты не сделал. Ты не представляешь себе, что такое смерть. Прошло не только время лжи, но и время пощады и прощения. Тебе нельзя больше преследовать Са-лида и его спутников, иначе твоя участь будет в миллион раз хуже моей. Оставь их в покое!"

- Но почему? - воскликнул (или скорее прохрипел) Кеннели. Казалось, что сердце сейчас разорвется у него в груди. Он ощутил странную тяжесть в висках. Жизнь была для него невыносимой, почему он до сих пор не умер?

"Потому что Салид - тот, кто будет судить тебя", - ответил Смит. Он повернулся и начал медленно удаляться. Через пару метров его поглотила темнота, царившая в глубине коридора. Кеннели еще долго стоял и тупо смотрел в том направлении, где исчезло это ужасное видение.

Наконец он бросил взгляд на пол, туда, где стоял призрак Смита. Там валялись десятки насекомых с оторванными лапками, искалеченными хитиновыми спинками и крылышками. Но одно из этих крохотных созданий еще было живо, оно судорожно сучило передними лапками, а его микроскопические челюсти лихорадочно открывались и закрывались. Кеннели подошел и раздавил насекомое, топнув ногой с такой силой, на которую был только способен.

Этим он помог Смиту искупить еще одну стотысячную часть его вины.

В конце концов их водителю все же удалось справиться с управлением машины, и хотя фургон подрагивал, он все же двигался довольно плавно, а мотор больше не ревел, как раненый зверь. Салид успел переговорить с шофером, но так тихо, что Бреннер не разобрал слов. Хотя, впрочем, он не особенно вслушивался в их разговор. Бреннер и Йоханнес сидели на неудобной скамье в одинаковой позе - чуть нагнувшись вперед, опустив головы и плечи и уперевшись локтями в колени. Каждый из них был погружен в свои мысли.

Ритмичное покачивание фургона начало навевать на Бреннера сон. Его веки отяжелели, и ему стоило больших усилий не закрыть глаза и не задремать. Но соблазн погрузиться в темные волны сна с каждой секундой становился сильнее.

В глубине души Бреннер не мог не удивляться, что в такой ответственный момент его тянет в сон. Бреннер тряхнул головой, быстро заморгал глазами, чтобы прогнать сонливость, и медленно глубоко вздохнул. В машине было очень холодно, и ледяной воздух помог ему сосредоточиться. Бреннер начал яснее и логичнее мыслить, но толку от этого оказалось мало. В голове у него кружилось слишком много мыслей, и их трудно было упорядочить.

- Даю пенни за ваши мысли, - внезапно сказал Салид. Бреннер изумленно взглянул на него. Салид засмеялся.

- Что вы сказали?

Салид небрежно махнул рукой:

- Это американская поговорка, означает примерно следующее: о чем вы задумались? - ответил он.

- Я знаю, - сказал Бреннер. - Я просто удивился, что именно вы употребляете в своей речи американизмы.

- По привычке, - заметил Салид, пожал плечами и снова улыбнулся. Но улыбка его была скорее гримасой. - Возможно, именно поэтому я так ненавижу американцев.

- Из-за того, что вы употребляете в речи их выражения и поговорки?

- Из-за того, что они пытаются подчинить себе весь мир, - ответил Салид. Теперь он говорил громче и резче, хотя в его голосе не было ни враждебности, ни злости. В его глазах появился недобрый огонь. Если бы в машине было достаточно места, Бреннер непременно пересел бы куда-нибудь подальше от палестинца. Он снова вспомнил, с кем именно имеет дело.

- Я... не понимаю, - произнес Бреннер.

- Не понимаете? - насмешливо переспросил Салид. - Действительно не понимаете или не хотите понимать?

Бреннер промолчал, он уже пожалел, что заговорил на эту тему. Сейчас было уже поздно. Салида что-то задело за живое, и он продолжал говорить, не обращая никакого внимания на молчание Бреннера. Казалось, он высказывал бы мысли и в том случае, если бы даже Бреннер встал и ушел.

- Раскройте шире свои глаза! Оглянитесь вокруг! Вслушайтесь в свою речь! Они завладели нашим языком. Они завладели нашим образом мысли. Их продукция наводнила наш рынок, на экранах телевизоров идут только их сериалы. Их образ жизни стал...

- ...нашим образом жизни, - перебил его Бреннер. - Но никто же не принуждает вас или кого бы то ни было следовать этому образу жизни.

- Но все равно мы делаем это, - горячо возразил Салид. - Эта нация - настоящий бич для всего мира. К чему бы они ни прикоснулись, они сразу же стремятся утвердиться в этой области жизни. Так было с их кока-колой. С их автомобилями. С их американским образом жизни.

Бреннер покачал головой.

- Вы опоздали на тридцать лет, Салид, - сказал он.

- Возможно, - отозвался Салид. - Может быть, во всем этом нет вины самих американцев. Может быть, вы правы, и это мы сами позволили навязать себе их образ жизни.

- А вы уверены, что мы действительно позволили сделать это? - спросил Бреннер, хотя ответ лежал на поверхности. Салид был по-своему прав. Но одновременно он страшно ошибался - однако странным образом одно не противоречило другому.

- Да! - горячо заявил Салид. - Во всяком случае, большинство из нас. Но не я. Я отказываюсь жить так, как мне не хочется!

В этот момент Бреннер наконец понял, почему Салид стал тем, кем он стал.

- Никто не принуждает вас жить так, как вам не хочется, - промолвил он, хотя знал, что его слова бесполезны. Бреннер на минуту забыл, с кем имеет дело, но он призвал себя к осторожности и осмотрительности и внутренне собрался. Подобная небрежность в данных обстоятельствах могла закончиться для него трагически. Теперь он знал тайну Салида. Она была столь же простой, сколь и чудовищной, и ее последствия были ужасны: Салид просто искал кого-нибудь, с кем он мог вести смертельную борьбу. Если бы он родился в Германии, он скорее всего стал бы членом организации "Красные бригады" или какой-нибудь подобной террористической группы. В Ирландии он, вероятно, вошел бы в руководство Ирландской республиканской армии, а в Соединенных Штатах он, возможно, вступил бы в ку-клукс-клан. Для Салида не имело никакого значения, с кем бороться, именно поэтому, может быть, в данной ситуации требовался такой человек, как он, для того, чтобы вести борьбу не на жизнь, а на смерть, борьбу безнадежную, без всяких шансов на победу. Бреннер теперь понимал роль Салида в нынешней ситуации. Но он спрашивал себя, какая же роль отведена в этой истории ему самому, Томасу Бреннеру.

Не желая больше вести разговор, Бреннер встал и, нагнувшись, прошел мимо Салида и Йоханнеса вперед. Человек, сидевший за рулем, мельком взглянул на него и кивнул на переднее пассажирское кресло. Вероятно, он слышал разговор Салида с Бреннером, а также видел то возбужденное состояние, в котором сейчас находился Бреннер.

Бреннер кивком головы поблагодарил водителя за приглашение и воспользовался им. Несколько минут они сидели молча, а затем незнакомец внезапно сказал:

- Он тяжелый человек.

Бреннер, который вновь погрузился в свои мысли, не сразу понял, о ком идет речь. Затем он -кивнул, преодолевая искушение оглянуться на Салида.

- Вы имеете в виду... Салида?

- Он террорист, не так ли?

При других обстоятельствах Бреннеру показался бы совершенно невероятным тот факт, что спасший им жизнь человек даже не знает, кто они такие. Но сейчас Бреннеру все это показалось вполне логичным. Не отвечая на вопрос незнакомца, он спросил:

- Как вас зовут?

- Моя фамилия Хайдманн, - ответил незнакомец. - Но это не имеет никакого значения. Я был когда-то полицейским... Очень давно.

Бреннер подумал про себя, что это было, наверное, час тому назад, или и того меньше.

- А кто вы сейчас? - снова спросил он.

Водитель пожал плечами и неловко повернул руль, машина вильнула влево, а затем ее сильно занесло вправо. В конце концов, однако, Хайдманн справился с управлением.

- Плохой водитель, вот кто я сейчас, - улыбаясь ответил он.

Но Бреннер оставался все таким же серьезным.

- Почему вы помогаете нам? - спросил он.

Хайдманн не сразу ответил, некоторое время он смотрел куда-то в пространство невидящим взором. Бреннер понял, что он просто высматривает дорогу сквозь начавшуюся вдруг метель.

- Думаю, это случилось оттого, что я сделал свой выбор. Я выбрал жизнь и стал на ее сторону, - наконец сказал он.

По мнению Бреннера, это был довольно странный ответ, в нем чувствовалась какая-то тайна. Особенно если учесть, что эти слова произнесли уста человека, который по всем канонам медицины должен был быть мертв. Бреннер внимательно пригляделся к Хайдманну, лицо которого освещалось зеленоватыми отблесками, падавшими с приборного щитка. Причем Бреннер делал это отнюдь не тайно, а прямо глядя в лицо водителя. Если тот и чувствовал себя неловко под его взглядом, то умело скрывал это.

Лицо Хайдманна не было похоже на лицо зомби, это было лицо живого человека. На его щеке виднелась ужасная открытая рана, но ведь она не была опасной для жизни. Однако сквозь разошедшиеся полы плаща Бреннер теперь хорошо видел темное пятно на рубашке незнакомца. В центре этого пятна была круглая дыра размером с большую монету, заполненная запекшейся кровью. На спине Хайдманна - с противоположной стороны - виднелось другое отверстие, больших размеров. Сам плащ почернел от крови и был прожжен во многих местах. Этот человек, казалось, не имел никакого права оставаться в живых. И все же он был жив.

- Вы не должны бояться меня, - внезапно сказал Хайдманн. Он не отрываясь смотрел вперед, но его слова свидетельствовали о том, что он заметил пытливый взгляд Бреннера. В конце концов Бреннеру стало неприятно разглядывать его.

- Но ведь вы должны были давно умереть!

- Возможно, именно это я и сделал, - улыбаясь ответил Хайдманн. - Может быть, мы должны изменить наши воззрения на смерть и жизнь и дать этим понятиям новые определения, - он снова пожал плечами, но на сей раз еле заметно, так что это не отразилось на движении машины, которая мчалась теперь сквозь настоящую пургу. - Впрочем, это не имеет никакого значения. Не беспокойтесь обо мне.

Таким образом незнакомец так и не ответил на вопрос Бреннера. По всей видимости, он сделал это сознательно. Бреннер еще какое-то время задумчиво глядел на него, а затем повернулся и уставился на дорогу, глядя на бушующую за окном вьюгу. На лобовом стекле уже налипла ледяная корка, поэтому было очень плохо видно. Снегопад усиливался, а ветер становился все более порывистым, он швырял пригоршни снега прямо в лобовое стекло. Хайдманн включил фары, но все равно видимость составляла не более тридцати метров. Они давно уже выехали за пределы города и теперь мчались по безлюдному шоссе. По обе стороны заасфальтированной трассы тянулись высокие сугробы. Похоже, их машина была первой, проезжавшей по этому шоссе с момента начала снегопада. Снежный покров, устилавший дорогу, был совершенно нетронутым, и у Бреннера было такое чувство, как будто это шоссе вело в никуда. Он с удивлением спрашивал себя, каким образом удается Хайдманну в такой обстановке так уверенно вести машину. Сам бы он, пожалуй, не справился с этой задачей.

- Уже давно должен был бы начаться рассвет, - промолвил Салид за их спиной. Бреннер повернул голову и только сейчас заметил, что палестинец встал и подошел вплотную к их креслам. Он стоял за их спинами, опершись обеими руками о спинки их сидений и, сильно прищурившись, смотрел на дорогу сквозь занесенное снегом окно. Он смотрел куда-то вверх, туда, где должно было быть небо, но где вместо него клубилась какая-то серая масса. Возможно, это были снеговые тучи, а возможно, что-то совсем другое.

- Который теперь час? - спросил Бреннер.

Салид пожал плечами и ответил, не потрудившись даже взглянуть на часы:

- Понятия не имею. Мои часы остановились.

- Нам осталось недалеко ехать, - произнес вдруг Хайдманн. - Вы должны пересесть назад.

- Почему?

Бывший полицейский кивнул головой куда-то в сторону, туда, где кружилась белая вьюга.

- Скоро мы доедем до зоны оцепления. Там впереди будет пост, было бы лучше, если бы вас никто не заметил.

- Блок-пост? - Салид внутренне напрягся, но Хайдманн небрежно махнул рукой, как бы успокаивая его. Бреннер немного занервничал, когда Хайдманн, сняв левую руку с руля, полез в карман плаща. Но судьба на этот раз была благосклонна к ним: машина не начала вилять из стороны в сторону и не врезалась в сугроб.

- Не беспокойтесь. Никто не станет задавать глупых вопросов, - сказал Хайдманн и достал из кармана удостоверение, оправленное в прозрачную пластиковую оболочку. Он протянул документ Салиду, Бреннер увидел, как Салид изумленно нахмурил лоб, как бы не веря своим глазам. Но палестинец так ничего и не сказал, молча отдав через несколько секунд удостоверение полицейского его владельцу. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел на свое место, а затем покорно сел рядом с Йоханнесом. Бреннер слышал, как Салид заговорил тихо о чем-то с патером, но не мог разобрать, о чем идет речь.

- А вы знаете, он ведь убьет вас, если окажется, что впереди нас ждет ловушка, - тихо сказал Бреннер Хайдманну.

Хайдманн только улыбнулся, и в тот же момент Бреннеру стало ясно, как нелепо звучали его слова. Хайдманн не принадлежал больше к числу людей, которым можно было пригрозить смертью.

- Простите, - пробормотал Бреннер.

- Да ладно уж. От старых привычек с трудом отвыкаешь, не правда ли? - и Хайдманн кивком головы указал назад на скамью, где сидели Салид и Йоханнес. - Вам тоже лучше пересесть назад. Нам очень недолго осталось ехать до блок-поста.

Бреннер не сразу встал. Он с удовольствием продолжил бы свою беседу с Хайдманном, но, пересаживаясь от него, он в то же время чувствовал своего рода облегчение. Ему было жутко разговаривать с мертвецом. Но, наверное, ему следовало привыкать к этому. Что там сказал по этому поводу Хайдманн? "Возможно, мы должны изменить свои воззрения на жизнь и смерть и дать этим понятиям новые определения".