ружей, и все равно они сначала отбили нацистов. Я читал об этом книгу,
когда учился в школе. Должно быть, было здорово... - Он умолк, увидев
выражение лица Кружки.
было здорово. Мне тогда было десять, все мои братья и сестры тоже были
подростками. Они меня учили всему, что умели сами, и я сражался, как
мог. В тот год я убил своего первого врага. - Кружка внимательно
посмотрел на студентов. Теперь его улыбка стала теплой, как будто он
нашел своих давних друзей и они вместе вспоминают прошлое. - Это правда.
У меня был старинный пистолет, который мой дед хранил еще со времен
франко-прусской войны. Он стрелял круглыми пулями и в него нужно было
насыпать порох. Я его вычистил, нашел для него кремень и зарядил круглой
пулей. Мне следовало бы отдать его кому-то, кто умел пользоваться
оружием, но я так гордился, что вооружен...
пролезать по канализационной трубе под стеной гетто. Труба шла вдоль
улицы и имела несколько люков. В то утро я вылез из нее в двух кварталах
от гетто - это было очень неосторожно с моей стороны.
увидел, что ко мне приближается человек в нацистской форме. Я выстрелил
в него. Мне повезло - пистолет не взорвался у меня в руках. А немец
выронил винтовку, схватился за грудь и упал. - Кружка замолчал.
человека из кармана торчал кусок хлеба - прямо под дыркой, которую
проделала моя пуля. И я стер с него кровь и откусил так много, как
только мог прожевать. А потом я заплакал. Потому что, - закончил
трактирщик просто, - он умер, а пока был жив, ел тот же хлеб, что и я.
Поэтому меня не пристрелили на месте - им и в голову не пришло, что это
я в него стрелял. Они избили меня прикладами и отправили обратно в
гетто. Для нацистов это был очень милосердный поступок.
нечего рассказывать - люди умирали, кто от пуль, кто от голода. А потом
нацисты погнали нас на вокзал и погрузили в товарные вагоны,
пронумеровав их мелом. Доски, из которых был сколочен наш вагон, во
многих местах были проломлены - может быть, он побывал под бомбежкой или
был обстрелян. Когда нас заперли в вагоне, там оказалось так тесно, что
можно было только стоять. Жара и вонь были жуткие.
Может быть, нацисты не знали, как сильно пострадал этот вагон. Так что
те двое все налегали и налегали на доски, и все кругом кричали, но
только все равно увеличить дыру так, чтобы в нее мог пролезть взрослый
человек, не удалось. Одна девушка - кожа да кости - все-таки вылезла на
крышу, и тогда ей стали передавать детей. Я оказался последним - мой
старший брат Абрам передал меня девушке над головами взрослых. Он ничего
мне не сказал, мы даже не попрощались.
ветер; пахло дымом от паровоза, который тащил наш состав. Свет был такой
яркий после темноты в вагоне, что я почти ничего не видел сначала, но
потом все-таки разглядел, что стою на самом краю крыши, а подо мной
проносится земля. Девушка - я помню, у нее были рыжие кудряшки и
веснушки - держала меня за плечи. Потом она поцеловала меня в губы - как
возлюбленного - и с силой столкнула с крыши. Я закричал. Я подумал, что
она хочет убить меня.
моя рука, но ничего не почувствовал. Я скатился с насыпи в канаву,
полную жидкой грязи, встал и попробовал пошевелить пальцами. -
Трактирщик слабо улыбнулся. - На мое счастье, они не утратили
чувствительности.
детей - они оказались слишком далеко от меня. Я дошел до перекрестка
дорог и свернул на одну их них, даже не думая о том, что могу
повстречать немцев. Наверное, я был в шоке. Я только думал о том, что
нуждаюсь в помощи и должен дойти до какого-нибудь города.
поворачивала, деревья вокруг нее становились все выше, скоро начало
темнеть. У меня весь бок был мокрый от крови, я замерз, страдал от боли
в руке; скоро я был настолько измучен, что уже ничего не боялся. Никакое
жилье мне не попадалось, и я понял, что скоро умру, но это уже не имело
для меня значения.
опустился рядом со мной на колени и что-то сказал на непонятном языке.
Он взял меня за руку, и я закричал. Тогда он взвалил меня себе на плечи
и отнес в свою избушку в миле от дороги.
сделал шину мне на руку и перевязал мои раны, а потом с ложки накормил
бульоном. Я не спрашивал, кошерная ли это пища, и где я нахожусь, и не
спасся ли еще кто-нибудь из моей семьи; все это казалось мне очень
далеким.
потому, что она испугалась. Через секунду подергивания прекратились, но
теперь уже Бидж ощущала дрожь внутри. "О Боже, - подумала она, - только
не теперь, только не как у мамы и дедушки. Пожалуйста, не теперь - я
ведь только что нашла что-то замечательное".
умно и уж тем более не безопасно, но... - Он пожал плечами. - Я должен
был узнать. Я думал, что найду кого-нибудь из знакомых и спрошу о своей
семье.
дальше:
Иногда мне рассказывали, как кто-то из них умер. По большей части они
просто исчезли, но иногда какое-то имя было известно тем, кто жил в
Варшаве теперь. Я рассказал о своей семье и о поезде, который шел в
Треблинку, и мне ответили, что все, кто в этом поезде был, развеялись с
дымом. Так это там называли: тела сожгли в печах крематория, а души
развеялись с дымом.
городском районе, где все друг друга знали: человек пятьсот я называл по
имени, еще столько же знал в лицо. Я был общительный мальчишка. Но из
жителей этого района немцы за год уничтожили больше пятидесяти тысяч.
Дома были разрушены, люди мертвы, мой мир исчез.
который годился бы мне в отцы. Он спросил, когда я кого-нибудь из них
видел в последний раз. Я рассказал. Он сильно ударил меня и сбил с ног.
"И ты живешь после этого? - Его лицо дергалось. - Ты живешь?" Он
наклонился и прокричал мне в лицо: "Я был в Дахау, парень. Немцы
заставили меня сортировать башмаки, детские башмаки, тысячи и тысячи. Их
привозили из Треблинки, из Аушвица, из Майданека. А ты живешь!" Он был
готов избить меня до смерти. Я поднялся и ушел.
мне: "Почему я остался жив, когда они все погибли, и почему ты тоже
жив?" Но тогда я многого не знал, не знал еще долго.
на Перекресток. Потом, уже взрослым человеком, я построил эту гостиницу.
- Кружка пожал плечами. - Вот и вся история. - Промежуток в сорок пять
лет жизни и расставание с целым миром - и всего лишь пожатие плеч...
Энн. Кружка покачал головой:
отказаться от своего мира? - Она посмотрела ему в глаза. - Отказаться от
своей религии?
лет, когда я в последний раз видел раввина, последний раз молился. Так
что не говорите мне о том, от чего я отказался. И не смейте судить меня.
Разве вы знаете, что такое потерять всех близких и жить, когда никто
даже представить себе не может, как ты страдаешь?
Бидж.
переменить тему разговора:
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий
Орловский Гай Юлий
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Зыков Виталий