подушках разложенного кресла, оглядывала заставленную приборами
операционную.
трубку.
момента была совершенно апатична, как будто изнуренная переживаниями
последних часов.
виду - с нами.
кончил: - Ты один?
втроем по визиофонам, только заслони экран.
он внимательно смотрел мне в глаза. Наконец сказал с некоторым колебанием:
Она склонила голову на подушку и лежала, закинув ногу на ногу, подбрасывая
жестом безотчетной скуки серебристый шарик, которым оканчивалась цепочка у
ручки кресла.
Снаута.
рукой микрофон, - но видел его шевелящиеся губы.
проговорил он, и экран погас.
и по очереди нажал цветные ручки выключателей. Глухо загудели силовые
поля.
тебе окажется недостаточно, будет плохо, - говорил я рассеянно, делая
большие паузы между словами, одновременно стиснув обеими руками большую
черную головку, в которой блестел окуляр микроскопа, и вдавив глаза в
мягкую резиновую раковину. Хари сказала что-то, что до мена не дошло. Я
видел как будто с большой высоты огромную пустыню, залитую серебряным
блеском. На ней лежали покрытые легкой дымкой как бы потрескавшиеся и
выветрившиеся плоские скалистые холмики. Это были красные тельца. Я сделал
изображение резким и, не отрывая глаз от окуляров, все глубже погружался в
пылающее серебро. Одновременно левой рукой я вращал регулировочную ручку
столика и, когда лежащий одиноко, как валун, шарик оказался в перекрестье
черных нитей, прибавил увеличение. Объектив как бы наезжал на
деформированный с провалившейся серединой эритроцит, который казался уже
кружочком скального кратера с черными резкими тенями в провалах кольцевой
кромки. Потом кромка, ощетинившаяся кристаллическим налетом ионов серебра,
ушла за границу поля микроскопа. Появились мутные, словно просвечивающие
сквозь переливающуюся воду контуры белка. Поймав в черное перекрестье одно
из уплотнений белковых обломков, я слегка подтолкнул рычаг увеличения,
потом еще; вот-вот должен был показаться конец этой дороги вглубь,
приплюснутая тень одной молекулы заполнила весь окуляр, изображение
прояснилось, - сейчас!
атомов, похожие на колышущийся студень, но их не было. Экран пылал
девственным серебром. Я довел рычаг до конца. Гудение усилилось, стало
гневным, но я ничего не видел. Повторяющийся звонкий сигнал давал мне
знать, что аппаратура перегружена. Я еще раз взглянул в серебряную пустоту
и выключил ток.
заменила улыбкой.
губе. Что же произошло? Что это значило? Это тело, с виду такое слабое и
хрупкое - и в сущности неистребимое, - в основе своей оказалось состоящим
из... ничего? Я ударил кулаком цилиндрический корпус микроскопа. Может
быть, какая-нибудь неисправность? Может быть, не фокусируются поля?.. Нет,
я знал, что аппаратура в порядке. Я спустился по всем ступенькам: клетки,
белковый конгломерат, молекулы - все выглядело точно так же, как в тысячах
препаратов, которые я видел. Но последний шаг вниз вел в никуда.
порции и приступил к анализу. Он занял у меня больше времени, чем я
предполагал, я немного утратил навык. Реакции были в норме. Все. Хотя,
пожалуй...
задымилась, посерела, покрылась налетом грязной пены. Разложение.
Денатурация. Дальше, дальше! Я потянулся за пробиркой. Когда я снова
взглянул на каплю, тонкое стекло чуть не выпало у меня из рук.
темно-красная масса. Кровь, сожженная кислотой, восстанавливалась! Это
была бессмыслица! Это было невозможно!
трубку.
одновременно.
Сарториуса.
подмостки, подозрительный, бдительный и наружно спокойный.
достаточно ясны для меня, чтобы я мог себе ее позволить. В конце концов
над чем я мог смеяться? Я что-то держал в руке: пробирку с кровью. Я
встряхнул ее. Кровь уже свернулась. Может быть, все, что было перед этим,
только галлюцинация? Может быть, мне только показалось?
с... э... фантомами, - я одновременно слышал и не слышал Сарториуса. Голос
как бы пробивался к моему сознанию. Я защищался от этого голоса, все еще
уставившись в пробирку с загустевшей кровью.
одновременно принимаю два канала, по обе стороны от нее должны были
находиться лица моих собеседников. Стекло было темным, и только узкий
ободок света вдоль рамки говорил, что аппаратура действует, но экраны
чем-то заслонены.
самая осторожность в носовом голосе говорящего. Минута тишины. - Может
быть, сначала мы обменяемся нашими сведениями, а затем я мог бы сообщить
то, что установил лично... Может быть, вы начнете, доктор Кельвин...
она закатилась под штатив со стеклом, и уселся на высокий треножник,
пододвинув его к себе ногой. В первый момент я хотел отказаться, но
неожиданно для самого себя сказал:
могу сказать. Один гистологический препарат и парочка реакций.
Микрореакций. У меня сложилось впечатление, что...
прорвало:
суперкопия: воспроизведение более четкое, чем оригинал. Это значит, что
там, где у человека мы находим конец зернистости, конец структурной
делимости, здесь дорога ведет дальше благодаря применению субатомной
структуры.
раздавалось в трубке? Хари посмотрела в мою сторону. Я понял, что в своем
возбуждении последние слова почти выкрикнул. Придя в себя, я сгорбился на