направлениях развития цивилизации, ибо отсутствие видимых следов такой
деятельности может объясняться либо чрезвычайной редкостью жизни в
Космосе, либо же (или наряду с этим) особой кратковременностью планетарных
"психозойских эр". В "Сумме", однако, в соответствии с господствующими
сегодня взглядами я исхожу из космической всеобщности жизни и вместе с тем
отбрасываю (по причинам, которые освещаются в тексте) тезис о "космическом
панкатастрофизме" - о склонности всех возможных цивилизаций к
самоубийству.
(в главе четвертой и последующих) взаимоисключающие гипотезы развития. При
этом главным фактором, препятствующим технологической ортоэволюции, -
фактором, который изменяет дальнейшие судьбы цивилизации, - признается
экспоненциальный рост научной информации. Обзор попыток преодоления этого
"информационного барьера" приводит нас к концепции "выращивания
информации" - биотехническому мероприятию большого масштаба - и, наконец,
к "космогоническому конструированию", в частности к тем его - особо
интересным ввиду изложенного выше - вариантам, которые астрономически
ненаблюдаемы. Книга заканчивается наброском перспектив беспредельного
технологического созидания, то есть успешного соперничества цивилизации с
Природой на поприще ее "конструкторских" достижений. С другой стороны, на
фоне этой "экспансии" нашей цивилизации в материальное окружение
изображена как бы "встречная" тенденция - тенденция вторжения технологии в
человеческое тело; речь идет о возможных вариантах биологической
автоэволюции человека.
конечно, подвергнуть критике. Можно, например, считать, что развитие
каждой цивилизации делится на два периода: период "утробного развития",
который приводит к ее "космическому рождению", и период "зрелости". В
первый период разумная деятельность ограничена пределами материнской
планеты. Преодолев некий "технологический порог", данная цивилизация
получает возможность вступить в космическую связь с другими цивилизациями
(согласно этой гипотезе, подобные "зрелые цивилизации" существуют и давно
уже активно действуют в Космосе, и только мы, в нашей "утробной фазе", не
в состоянии заметить их и опознать). Такая точка зрения, требующая
каких-то дополнительных предположений, не принимается нами во внимание, -
так же как и множество других, объявляющих преждевременными всякие попытки
создания "космической социологии". Я ограничился лишь тем, что допустимо с
точки зрения научной методологии или, точнее, ее требований, и потому
полагаю, что изложил все же совокупность гипотез, а не фантастических
вымыслов. Что отличает гипотезу от вымысла? Можно, например, вообразить,
что вся видимая Вселенная - это местное возмущение, возникшее в результате
схватки космических титанов, секунды и миллиметры которых соответствуют
миллиардам лет нашего времени и парсекам нашего пространства. Тогда
доступная нашим наблюдениям Метагалактика - это место локального взрыва с
разлетающимися во все стороны туманностями, обломками и осколками звезд;
мы же, микроскопические созданьица, оказались в центре этой катастрофы
благодаря чистой случайности. Вот такого рода допущения и есть вымысел, и
не потому, что они "удивительны", "необычны", "невероятны", а потому, что
они противоречат основам науки, отрицающей какую-либо исключительность
судеб Земли и ее космического окружения. Воображаемая картина "Космоса как
поля брани" есть вымысел, а не гипотеза, потому что в ней наше положение в
Космосе определенным образом выделяется. Напротив, следуя науке, мы
считаем все существующее на Земле и на небе статистически заурядным,
средним, нормальным, одним словом - о_б_ы_ч_н_ы_м. Именно отказ принять
концепции, постулирующие исключительность нашего существования, и есть
исходный пункт представленных читателю размышлений.
* И.С.Шкловский, Вселенная , жизнь, разум, изд. 2-е, "Наука", 1965.
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
разобраться в ее недостатках. Первый из них неизбежен и состоит в том, что
подобную книгу можно п_и_с_а_т_ь, но нельзя н_а_п_и_с_а_т_ь, то есть
окончательно завершить. Все остальные ее недостатки - лишь следствия этого
принципиального изъяна. Дополняя текст несколькими не связанными между
собой параграфами, я не слишком заботился о том, чтобы они помогли мне
угнаться за ходом открытий: подобная гонка безнадежна. Небольшое
добавление, посвященное "Иным в Космосе", имеет тем не менее
информационную ценность, поскольку уже после опубликования моей книги
состоялись научные конференции по этой проблеме, а в СССР при Научном
совете по комплексной проблеме "Радиоастрономия" Академии наук создана
даже секция "Поиски космических радиосигналов искусственного
происхождения". Новое заключение отведено разбору некоторых
эпистемологических вопросов, связанных с языковыми проблемами, ибо вопросы
языка, ныне столь существенные, были обойдены в книге полным молчанием.
Разумеется, введение новых материалов в главу об интеллектронике и нового
раздела в главу седьмую, в котором рассматривается "машинный" вариант
"гностического конструирования", не означает, будто тем самым удалось
охватить все то новое, что появилось за эти три года в кибернетике. Вина
за пробелы, относящиеся к структурной лингвистике, социологии с ее
кибернетическим будущим и, наконец, к сфере взаимоотношений этики и
технологии, частично ложится на меня как недостаточно компетентного
обозревателя, частично же она связана с ускорением научного развития.
Новые работы появляются в таком количестве, что не только я - в конечном
счете всего лишь любитель, - но и специалист ощущает затруднения, если
хочет быть в курсе всего существенного, что происходит на фронтах
исследований. В частности, кибернетика, которая, как надеялись многие,
должна способствовать интеграции разветвленного знания и специальных наук,
сама испытывает ускоренную дифференциацию. Помимо вероятностного, возникли
алгоритмический и комбинаторный подходы в теории информации; в развитии
находятся также те разделы математики (прежде всего конечной), которые
необходимы для кибернетического конструирования, а вместе с тем, к
сожалению, исчезает первоначальная прозрачность всей кибернетики. Вдобавок
- о чем в книге упоминается лишь мельком - кибернетика не только
рассеивает мрак, обнаруженный во владениях других наук, но и сама довольно
часто создает проблемы, нуждающиеся в разрешении; многие вопросы, о
которых на заре кибернетики думали, что они вот-вот будут разрешены
(например, проблема автоматизации перевода), оказались задачами, над
которыми будут биться, быть может, многие поколения исследователей. По
вполне понятным психологическим причинам умами некоторых специалистов
понемногу овладело чувство разочарования, даже брюзгливой обиды,
адресованной великим создателям кибернетики (в том числе и умершим, таким,
как Н. Винер и Дж. фон Нейман); поэтому я решил представить "образчик"
подобного скептического настроения, выбрав для этого довольно
показательное выступление Мортимера Таубе, хотя после его книги 1 появились
уже и другие, более свежие.
изменениям. Книге был оказан в общем благосклонный прием, хотя - что меня
удивило - ни один из рецензентов даже не попытался сформулировать свое
отношение к идейному стержню ее тематики (к лейтмотиву - "Догнать и
перегнать Природу!"). Таким образом, я и в самом деле не знаю, была ли эта
идея сочтена слишком рискованной выдумкой или, напротив, трюизмом, не
стоящим упоминания. Я с благодарностью отмечаю внимание специалистов к
рассмотренным в "Сумме" близким им вопросам. Мне хотелось бы также
поблагодарить участников обсуждения книги в редакции журнала "Studia
filozoficzne", равно как и всех тех, кто, подметив мои ляпсусы и
фактические ошибки, помог устранить их во втором издании.
определенный - максимально рационалистический - тип человека и культуры.
Книга подразумевает такой ход исторического развития, при котором этот тип
человека и культуры будет все более преобладать. На этом основан оптимизм,
проявлением которого служит "Сумма". Без такого направления развития
оказалась бы неосуществимой оптимизация усилий, а также максимальный темп
самого развития и наилучший с точки зрения интересов общества выбор из
имеющихся возможностей.
лишь додуматься. Общества и личности, известные нам из истории, ведут себя
столь совершенно лишь в порядке исключения. В книге это исключение
возводится в норму - шаг смелый, но, полагаю, не вполне утопический.
юношу, честного в своих поступках; скорее это старый грешник, который
тайком смакует всякие мерзости, а наготове держит ворох лицемерных фраз. И
все же этот грешник, уже тронутый параличом, хочет лечиться, исправляться,
испытывает - хотя бы временами - приступы благоразумия, особенно после
серьезных кровопусканий. Надо же дать ему какой-то шанс, несмотря на
рецидивы болезни, тем более что все мы в этом лично заинтересованы, а
плохой прогноз означал бы, что всякие меры, кроме непосредственно
связанных с поддержанием жизненных функций, не стоят усилий.
человечество представляет собой исторически сформировавшийся конгломерат
подсистем, сгруппированных в два антагонистических лагеря; действия этих
лагерей связаны друг с другом обратной связью, как положительной, так и
Акунин Борис
Курылев Олег
Лондон Джек
Бажанов Олег
Флинт Эрик
Маккарти Кормак