человечком в сером все смотрели и смотрели вперед. Однако на третий день
нашего полета по черному простору Северянин нарушил молчание.
Безрадостная, жуткая улыбка исказила его губы, и я услышал, как он тихо
проговорил: "Черный берег". И все. Человечек в сером кивнул, словно в этих
словах заключалась могущественная магия. Четырежды я слышал, как Северянин
произносил эти слова, поэтому они врезались мне в память.
ниже, будто своды огромной пещеры. А когда веревка оказалась на
указательном пальце Увенийса, мы увидели впереди свинцовое неподвижное
пространство, похожее на черную зыбь, но выступающее из нее, и мы поняли,
что подошли к Черному берегу.
различить высокие базальтовые утесы, скругленные сверху, словно волны, и
усеянные серыми валунами, на которых виднелись белые пятна, напоминавшие
птичий помет, а между тем птиц мы нигде не видели, ни больших, ни
маленьких. Над утесами чернели тучи, внизу белела полоска песка - и больше
ничего. Северянин навалился на рулевое весло и направил судно прямо на
берег, как будто желал нашей погибели, но в последний миг он провел нас на
расстоянии мачты от округлого рифа, едва заметного среди волн, и мы
оказались в бухте. Брошенный якорь надежно зацепился за дно.
снаряжаться: каждый надел легкую кольчугу и круглый шлем без гребня,
которые были белы от соли, попавшей на них с брызгами и пеной. Они
опоясались мечами, накинули сверху просторные плащи, взяли немного пищи и
воды и попросили нас спустить на воду маленькую шлюпку. Я сел на весла и
отвез их на берег; они вышли на песок и зашагали к утесам. Тогда, несмотря
на сильный испуг, я крикнул им вдогонку "Куда вы идете? Нам тоже
высаживаться? Что нам делать?" Несколько мгновений ответа не было. Потом
человечек в сером, не оборачиваясь, проговорил тихим, хриплым, но хорошо
слышным шепотом: "За нами не идите. Мы - мертвецы. Возвращайтесь назад,
если сумеете".
кораблю. Увенийс, Ларлт и я долго смотрели, как они карабкаются по большим
круглым утесам. Их фигуры делались все меньше и меньше, и в конце концов
Северянин стал не больше крошечной мошки, а его серого товарища было видно
лишь тогда, когда он пересекал очередное белое пятно. С утесов задул
ветер, отогнал зыбь от берега, и мы поняли, что можем плыть. Но мы
остались - разве мы не рабы, которые дали клятву? И разве я не мингол?
путь - пусть даже, чтобы найти смерть в неведомых водах - стало еще
сильнее. Нам не нравились круглые базальтовые утесы Черного берега, нам не
нравилось, что мы не видим в свинцовом небе чаек, ястребов или других
птиц, что на берегу нет никакой растительности. И нам, всем троим, стало
казаться, что на вершинах утесов что-то стало поблескивать. Но только на
третьем часу ночи мы подняли якорь и оставили Черный берег.
может, он-то и вынес нас в знакомое море. Увенийса смыло волной, Ларлт
сошел с ума от жажды, и к концу пути я сам уже не понимал, что происходит.
Меня выбросило на южный берег неподалеку от Квармалла, и после многих
тягот мне удалось добраться до Ланкмара. Но мне все время снятся эти
черные скалы, видятся побелевшие кости моих хозяев, видятся их оскаленные
черепа, уставившиеся пустыми глазницами на нечто странное и смертоносное.
Серый Мышелов, цепляясь руками и ногами за едва заметные уступы в граните
и черном базальте, прополз мимо последнего валуна и наконец выпрямился на
верхушке самого высокого из круглых утесов, окаймлявших Черный берег. Он
чувствовал, что Фафхрд стоит рядом - смутно различимая сутулая фигура в
побелевшей кольчуге и шлеме. Он различал Фафхрда с трудом, как будто через
множество толстых стекол. Единственное, что он видел отчетливо и,
казалось, уже целую вечность - это два запавших, похожих на тоннели черных
глаза, а за ними - нечто пустынное и смертельно опасное, что раньше
находилось за Крайним морем, а теперь - в двух шагах. Так продолжалось с
тех пор, как он встал из-за игорного стола в низкой ланкмарской таверне.
Смутно припоминал он удивленные взгляды людей Последней Земли, пену,
яростный шторм, покатую черную зыбь и выражение ужаса на лице мингола
Урфа: эти воспоминания доходили до него тоже как будто сквозь множество
стекол. Он неясно сознавал, что над ним и его товарищем висит проклятие и
теперь они оказались у источника этого проклятия.
признаков жизни. Базальтовая скала перед ними спускалась вниз, к широкой
ложбине, покрытой черным песком - мельчайшими частичками железной руды. Из
песка выглядывало несколько десятков совершенно черных овальных валунов
разного размера - так во всяком случае показалось Мышелову. Но для валунов
они были слишком округлы, слишком правильной формы, и до Мышелова
постепенно стало доходить, что это никакие не валуны, а чудовищные черные
яйца - некоторые небольшие, другие такой величины, что человеку их было бы
не обхватить, а одно размером с шатер.
с торчащими клыками и два черепа поменьше - волчьих. Чуть дальше валялся
скелет какого-то крупного хищника из семейства кошачьих. Рядом лежал
лошадиный скелет, за ним грудные кости то ли человека, то ли большой
обезьяны. Все они ярко-белой полосой опоясывали громадные черные яйца.
слышный голос проговорил:
- с тех пор, как с ними заговорил бледный человечек с выпуклым лбом,
одетый в черный балахон и сидевший рядом с ним в ланкмарской таверне. А
другой, совсем уже едва слышный голос зазвучал где-то у него внутри:
оказывался для него удачен.
признаков жизни. На Черном берегу началось какое-то движение. Появилась
трещина сначала в одном исполинском черном яйце, потом в другом; трещины
змеились, кусочки скорлупы начали падать на черный песок.
тоненького голоса. Он знал, что это - конец, к которому тонкий голос
призывал его через все Крайнее море. Не в силах двигаться дальше, он
угрюмо наблюдал за медленным процессом этого чудовищного рождения. Он
видел, как под темнеющим свинцовым небом появляются на свет две смерти -
его и Фафхрда.
вылез из трещины и сделал ее еще шире. Кусочки скорлупы стали отваливаться
быстрее.
огромными даже Мышелову с его затуманенным рассудком. Неуклюжие, они
стояли прямо, как человек, но были вдвое выше, их черепа рептилий
напоминали шлемы, увенчанные гребнями, их задние лапы заканчивались
когтями, как у ящериц, на плечах были остроконечные костяные наросты, а на
передних конечностях - по одному когтю длиною в ярд. В полутьме они
походили на жутких карикатурных рыцарей в латах и с мечами. Мигающие глаза
светились желтым огнем.
миг ему показалось, будто он просыпается после страшного сна. Но тут он
увидел, что вылупившиеся существа бегут к нему; из их продолговатых морд
вырывался пронзительный скрежещущий вой. Мышелов услышал, как меч Фафхрда
со свистом вылетел из ножен. Мышелов последовал примеру друга, и через миг
его клинок ударил по казавшемуся стальным когтю, который устремился к его
горлу. Одновременно Фафхрд парировал такой же удар второго чудовища.
успевали отражать их удары даже несмотря на то, что на каждый меч
приходилось по два смертоносных когтя. Все контратаки разбивались о
крепчайшую костяную броню. Внезапно оба чудища развернулись и вдвоем
напали на Мышелова, но Фафхрд спас его, налетев на одного из них сбоку.
Друзья медленно отступали к краю утеса. Чудовища не знали усталости и,
казалось, состояли из кости и металла без малейших признаков плоти.
Мышелов уже предвидел конец. Еще какое-то время они с Фафхрдом
продержатся, но уже скоро усталость возьмет свое, они будут отбиваться все
слабее и медленнее и в конце концов чудища их прикончат.
Мышелову запястье. И тут ему вспомнились черные запавшие глаза, которые
привели его и Фафхрда сюда, за Крайнее море, вспомнился голос, который
предрек им роковой конец. Мышелова охватила странная и бешеная ярость, но
направлена она была не на чудовищ, а на их хозяина. Ему почудилось, что
мертвые темные глаза смотрят на него из черного песка. Он вконец перестал
соображать, что делает. Когда чудовища набросились вдвоем на Фафхрда, он
вместо того, чтобы поспешить другу на помощь, пронесся мимо и бросился
вниз, в ложбину с полузарытыми в песок яйцами.
напрягая остатки сил, он заставлял свой меч молниеносно отражать удар за
ударом. Одно из чудищ повернулось и бросилось за его товарищем, но Фафхрд
этого даже не заметил.
меньше остальных и казалось более блестящим. Он занес меч, и карающий
клинок обрушился на яйцо. Рука Мышелова мгновенно онемела, но яйцо
треснуло.
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Орлов Алекс