внимательнее.
любимица. Я хочу купить для ее самую лучшую куклу. Не можете ли вы
показать мне еще кукол, может у вас есть лучше?
звукам, которых я не слышал. Ее манеры потеряли вдруг свое безразличие,
стали грациозны.
взгляд. Ощущение было так сильно, что я оглянулся и невольно оглядел
лавку. Никого не было, кроме меня и девушки.
окно, не смотрит ли в него Мак-Кенн. Никого не было. Затем сразу, как
будто щелкнула камера фотоаппарата, невидимый взгляд исчез...
открыла их. На меня она смотрела искренне, почти ласково. Потом сказала:
что вы подумали, будто я безразлична к вашим желаниям. Моя тетя, которая
делает кукол, любит детей и не любит, когда люди, тоже любящие детей,
уходят от нас неудовлетворенными.
Но меня больше заинтересовало изменение, происшедшее с самой девушкой. Ее
голос не был более безжизненным. Он звучал живо и бодро. И сама она не
была больше безжизненной. Она была оживлена, даже чересчур; на щеках ее
появилась краска. Вся неопределенность исчезла из ее глаз - они смотрели
чуть насмешливо и даже слегка злобно.
лучше? У меня сегодня особое событие - моей внучке исполняется семь лет.
Цена для меня значения не имеет, конечно, если она в пределах разумного...
выражение, блеск и насмешка исчезли из них. Она побледнела, и снова я
почувствовал на себе незримый взгляд, еще более действующий, чем раньше. И
снова содрогнулся.
чему-то необычному, я все-таки был поражен видом мастерицы кукол. Ее рост
и массивность подчеркивались размерами кукол и тонкой фигурой девушки. С
порога на меня глядела великанша с тяжелым лицом, усами над верхней
толстой губой и весьма мужественным выражением лица.
Глаза были огромные, блестящие, черные, изумительно живые. Как будто это
были духи-близнецы, не связанные с телом. Из них словно изливался поток
жизненности, который вздергивал мои нервы, и в этом не было бы ничего
угрожающего... если... если. С трудом я отвел глаза и взглянул на ее руки.
Она вся была завернута во что-то черное, и ее руки были спрятаны в
складках. Я снова поднял глаза и, встретившись с ее глазами, заметил в них
насмешку и неудовольствие. Она заговорила, и я сразу понял, что вибрация
жизни в голосе девушки были эхом ее приятного, звучного и глубокого
голоса.
моего имени, а?
красивого к ее седьмому дню рождения. Все, что я видел у вас, чудесно, но
мне хотелось бы чего-нибудь особенного...
Хорошо, может быть и есть. Но когда я особо обслуживаю покупателей, - она
сделала ударение на слове "особо", - я должна знать, с кем имею дело. Вы,
должно быть, считаете меня странной хозяйкой магазина, не так ли?
звонкости ее смеха.
насторожиться. Я вытащил из чемоданчика карточку моего давно умершего
друга - доктора.
мы знаем друг друга, зайдите ко мне, я покажу вам своих лучших кукол.
до моей руки, и снова я почувствовал странное приятное напряжение нервов.
Она остановилась около двери и снова взглянула мне в лицо.
и открыла дверь.
беспокойным взглядом. Но это была не та чудесная комната, которую описала
Уолтерс. Действительно, она была немного больше, чем можно. Но не было
изысканных старых панелей, ковров, волшебного зеркала и прочих вещей,
превращающих комнату в земной рай. Свет проходил через полузанавешенные
окна, выходившие в небольшой пустой дворик. Стены и потолок были выложены
простым коричневым деревом. Одна из стен была покрыта маленькими
шкапчиками с деревянными дверцами. На стене висело зеркало, оно было
круглой формы, и на это кончалось сходство с описанием Уолтерс.
Обыкновенный большой стол был завален кукольными одеждами, законченными и
недошитыми. По-видимому, дневник Уолтерс был все-таки плодом
разыгравшегося воображения. И все же насчет самой мастерицы кукол, ее рук,
глаз, голоса, она была права...
интересовать. А вы истинный художник, мадам Менделип, - ответил я.
мастер. Я видел ваших кукол.
стул около стола.
сделать его сегодня, и малютка, которая ждет его для своей куклы, должна
придти. Я быстро кончу.
устали.
ужасно устал. На один момент я словно потерял сознание. С трудом открыв
глаза, я увидел, что мадам села за стол. И тут я увидел ее руки. Длинные,
выхоленные, белые... красивее их я еще не видел. Так же, как и глаз. Они,
казалось, жили отдельно от ее тела. Она положила руки на стол и снова
ласково заговорила.
устает, очень устает.
пальцы водили иглу, тогда как другая рука поворачивала крошечную одежду.
Как удивительно гармоничны были движения ее длинных белых рук... как
ритм... как песня... покой. Она сказала тихим прекрасным голосом:
покой...
тонких пальцев, которые так ритмично двигались. Она смотрела на меня
мягко, с нежностью... глаза ее были полны того покоя, о котором она
говорила.
предстоящей борьбы. Я устал. Я даже не сознавал раньше, как я устал. "Я
снова стал смотреть на ее руки." Странные руки, как будто не принадлежащие
ее телу. Может это тело - только плащ, обертка, скрывающая настоящее тело,
которому принадлежат эти руки, глаза, голос... Оно прекрасно, это
настоящее тело..."
обволакивала мой усталый мозг, навевала сон, сон, сон... и руки ее
распространяли сон. А глаза звали - засни! засни!
сбросить это летаргическое оцепенение...
ушел из этого странного состояния. И на пороге полного пробуждения я на
миг увидел комнату такой, какой ее видела Уолтерс. Огромная, наполненная
мягким светом, увешанная старинными коврами, с панелями и словно
вырезанными экранами, за которыми словно прятался кто-то, смеющийся надо
мной.
рамка; отражения колебались, как зелень, окружающая чистый лесной пруд.
Огромная комната заколебалась и пропала.
стояла рядом со мной, очень близко, и смотрела на меня с каким-то
удивлением и печально как человек, которому внезапно помешали.
делала со мной, когда я спал? Что мне помогло порвать паутину сна?
униженный. Меня, который был так осторожен, поймали в ловушку голосом,
глазами, движениями рук, простейшим гипнозом.