беспомощно упали на разноцветный песок арены. Снизу до нас раздались звуки
разочарования и злобы. Серебряные маски вдруг поняли, что их снова
обманули и жертва ускользнула - день развлечений кончился провалом.
использовались поводья, которых было шесть. Натягивая их, можно было
заставить тарна двигаться в нужном направлении. Но у меня не было ни
седла, ни сбруи. У меня не было даже свистка, без которого многие
тарнсмены боялись даже подойти к своей птице.
меня уносили могучие крылья тарна. И во время этого полета меня охватило
возбуждение. Угрюмый город остался позади, я уже видел внизу зеленые поля,
желтые рощи деревьев ка-ла-на, зеркальные поверхности озер, ярко-голубое
небо, открытое и манящее.
столько людей томится в неволе в этом сером городе.
мне, чьи огненные волосы были стянуты грубым шнурком, на которой был одет
воротник рабыни города.
жизнерадостный, неунывающий, с волосами, подобными гриве черного тарна,
который был готов умереть, но не убивать меня и был осужден погибнуть на
Арене Развлечений или в шахтах Тарны. И там осталось еще много людей,
скованных и нескованных, работающих в шахтах, на полях, в самом городе...
тех, что страдали от жестокости законов Тарны, которых давили традиции
города, которые не имели в жизни ничего, кроме чашки ужасного кал-да после
дня изнурительной нудной работы, не приносящей радости сердцу человека.
однорогая, питающаяся листьями ка-ла-на и изредка забредающая на открытые
луга в поисках соли. Это была любимая добыча тарнов.
не могли делать остановку, чтобы тарн мог найти себе добычу. Как только
всадник замечает табука или какое-нибудь другое животное, он кричит
"Табук!". Крик служит сигналом для тарна, что он может начать охоту. Тарн
находил себе жертву, съедал ее и полет возобновлялся. Причем тарнсмен не
покидал при этом седла. Я впервые использовал этот сигнал, но птица прошла
обучение у Тарноводов много лет тому назад и должна была его знать. Сам я
всегда старался отпускать тарна на свободную охоту. Мне не хотелось
присутствовать при его трапезе.
широкие круги, сразу вспомнив то, чему его учили. Это был действительно
самый великий из тарнов, убар небес.
за то, что моя попытка увенчается успехом. Глаза тарна загорелись зловещим
огнем, обшаривая землю. Голова и клюв вытянулись вперед, крылья широко
распростерлись в воздухе, он опускался все ниже и ниже к серым башням
Тарны.
зрителями. Хотя представление окончилось, пусть и не так, как ожидали все,
но никто не расходился. Тысячи серебряных масок ждали, так как первой
должна была покинуть Дом Развлечений татрикс в своей золотой мантии.
окованные сталью, были наготове. Он падал совершенно бесшумно - как
разящая сталь. Я вцепился в птицу. Мой желудок почему-то оказался у горла.
Трибуны арены, казалось, летели на меня.
Совсем недавно они требовали крови, а теперь кому-то из них угрожала
страшная смерть. Люди метались, стараясь спрятаться друг за друга, дрались
за малейшие укрытия, сталкивая друг друга со стен на песок.
татрикс осталась одна. Она стояла, покинутая всеми, на ступенях золотого
трона среди разбросанных подушек и подносов со сладостями и
прохладительными напитками. Дикий крик вырвался из-под золотой
бесстрастной маски. Золотые рукава взметнулись вверх, перчатки закрыли
золотую маску. Я успел заметить под маской ее глаза. Они были полны ужаса.
И тарн задержался на мгновение, потом, вытянув голову и клюв, расправил
крылья и крепко схватил свою жертву. Он издал жуткий, леденящий кровь крик
- крик, в котором слышался триумф победы и бесстрашный вызов любому
противнику.
ужаса, как несчастная антилопа табук, попавшая в эти смертельные когти и
ждущая своей участи. Татрикс не могла даже кричать.
в когтях тело татрикс в развевающейся мантии.
приучен реагировать. Но для управления им были нужны поводья и кнут. Я уже
горько раскаивался, что пошел на это. Ведь без седла, поводьев и кнута он
был неподвластен мне.
в Ко-Ро-Ба, я пытался обучить ее управлению тарном. Когда было нужно, я
кричал ей сквозь свистящий в ушах ветер, какую пару поводьев нужно
потягивать.
соответствии с моими указаниями, Талена натягивала ту или иную пару. В
памяти тарна могла возникнуть ассоциация между голосом человека и
поводьями. Птицу, конечно, нельзя было обучить за столь короткое время, да
и не это было моей целью - я обучал Талену. Если что-то и осталось в
памяти тарна, то за прошедшие годы все уже исчезло.
крылатый гигант начал подниматься вверх.
огромными крыльями, изредка переходя в долгое планирование. Я смотрел на
проплывающие внизу поля и исчезающую вдали Тарну.
к ней щекой. Тарн летел вперед, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Я рассмеялся и похлопал его по шее. Хотя это была всего лишь птица, одна
из многих на Горе, но я любил ее.
тарнсмен. По-моему, ничего не может сравниться по богатству ощущений с
божественным полетом на тарне.
хищникам. Стать тарнсменом - значит стать повелителем тарна, или же его
жертвой. Каждый знает, насколько опасны эти птицы. Они могут без
предупреждения напасть на своего хозяина. И все же сердце тарнсмена
наполняется радостью, когда он натягивает первую пару поводьев и
направляет гигантскую птицу в небо. Он летит высоко над землей, наедине с
ветром и птицей. Он свободен. Он летит. Поэтому я был рад тому, что снова
оказался на спине тарна.
когтях тарна.
татрикс. Она наверняка умирала от страха, вися в страшных когтях на высоте
многих сотен футов над землей, не зная, что ее ждет: то ли падение на
землю, то ли смерть от холода на большой высоте.
преследовать как по воздуху, так и по земле. У Тарны было очень мало
тарнсменов, но чтобы отомстить за татрикс, город мог собрать небольшой
отряд. Мужчины Тарны с самого детства привыкли считать себя презренными
созданиями, лишь немного превосходящими зверей. Такие мужчины не могли
стать тарнсменами. Но я знал, что в Тарне все же есть тарнсмены - наемники
из других городов или люди, подобные Торну, капитану Тарны, которые,
несомненно, несмотря на то, что родились в Тарне, сумели остаться
мужчинами, сохранить свою честь и достоинство.
точек вдали, которые означали бы погоню. Небо было голубым и чистым, и
хотя сейчас каждый тарнсмен Тарны должен был быть в воздухе, я никого не
видел.
расстилались равнины, усыпанные желтыми цветами, которые вплетают в венки
горийские женщины. Они вкалывают эти цветы в волосы в своих домах, когда
не нужно прятать лицо под вуалью.