бы следуя капризу, избрало небольшую группу жертв. Казнили их или просто
глубоко упрятали в какой-то тайной тюрьме - не это было главным. Их не
стало.
ней так обошлись.
подполья продолжалась безостановочно, бесконечная борьба за достижение все
более удалявшейся цели.
возможность втянуть Ханна в политическую дискуссию. К этому времени
экспедиция к Внутреннему Морю уже тронулась в путь, и в какой-то мере это
было очень плохо, ибо Барретт не мог воспользоваться услугами Нортона,
чтобы проникнуть сквозь защитную броню Ханна. Нортон был самым одаренным
теоретиком лагеря, теоретиком, который умудрялся соткать ткань диалектики
из наименее подходящего материала. Если кто и мог определить глубину
революционных убеждений Ханна, так это Чарльз Нортон.
допрос самому. За годы пребывания в лагере его марксизм основательно
проржавел, и Барретт остро нуждался в искусстве Чарли. И все же он знал,
какие вопросы нужно задавать. Он отслужил немалый срок на идеологическом
фронте, хотя теперь все это было в далеком прошлом.
весьма неплохом настроении. В тот вечер в лагере целый час
демонстрировался веселый, созданный компьютером фильм. Программированием
компьютера неделю до этого занимался Сид Хатчетт. Там, наверху, были
настолько добры к узникам лагеря, что как-то переправили в прошлое
скромный компьютер. Хатчетт сразу же настроил его так, чтобы на экране
дисплея показывать различные составленные из штрихов разной толщины "живые
картинки". Получилось незатейливое, но очень веселое зрелище, которое
оживляло нудные вечера. Хатчетт научился воспроизводить карикатуры,
сатирические сценки, эротические забавы и тому подобное.
насторожен, как обычно, Барретт подсел к нему и спросил:
встречались с ним перед тем, как он отправился в поход.
программистом Фронта Национального Освобождения, пока его не поймали в
девятнадцатом году. Он составил программу той поддельной телепередачи, в
которой канцлер Дантелл осудил свой собственный режим. Как я жалею, что
меня там не было, когда она передавалась. Помните?
был, вы сказали бы, простодушным парнем. Пробуждался медленно.
Наверное, слишком усердно изучали экономику?
Наивысшее достижение Фронта Национального Освобождения. Вы хорошо
осведомлены о деятельности Фронта, как я понимаю?
году.
представительное правительство, доступ к архивам служб безопасности,
прекращение превентивного задержания, восстановление неприкосновенности
личности и другие гражданские свободы.
разновидностей марксизма?
систему... Ну назовем ее капитализмом с некоторыми государственными
ограничениями.
свободного предпринимательства? - спросил Барретт.
синдикалистский капитализм. А это привело у нас к правительству, которое,
притворяясь сторонниками предоставления широких гражданских прав, на самом
деле зажало все личные свободы во имя свободы предпринимательства. Так
что, если ваша группа просто хотела повернуть часы истории назад, к 1955
году, то в ее идеологии совсем мало революционности.
группы, - сказал он.
Кейнса?
странно улыбнулся. - Послушайте, Джим, я бы с удовольствием поспорил на
эти темы еще когда-нибудь, но сейчас мне на самом деле пора уходить. Нед
Альтман уговорил меня прийти к нему и помочь вызвать молнию в надежде
вернуть, то есть вдохнуть, жизнь в эту его груду земли. Так что, если не
возражаете...
спорил с ним? Что он делал, так это вел невнятный и уклончивый разговор,
позволяя уводить себя то в одну, то в другую сторону. И нес массу всякой
чепухи. Похоже, он не знал отличия Кейнса от Рикардо и даже был равнодушен
к различию между ними, что не было необычным для любого экономиста. Он,
пожалуй, не имел ни малейшего представления об идеалах, которые отстаивала
его партия. Он не возражал, когда Барретт умышленно понес
бессодержательный вздор. У него было столь мало революционной подготовки,
что он даже не знал об удивительной подделке Хатчетта одиннадцать лет
назад...
в политике удостоился высокой чести изгнания в лагерь "Хауксбилль"? Сюда
высылали только верховодов-бунтовщиков и наиболее опасных противников
правительства. Приговор к ссылке в "Хауксбилль" практически означал
смертный приговор, а на такой шаг, правительство, теперь столь желавшее
казаться великодушным и респектабельным, шло нечасто.
очутился Ханн. Он, казалось, был неподдельно потрясен изгнанием и,
очевидно, оставил любимую молодую жену там, наверху, но все остальное в
нем было насквозь фальшивым. Мог ли он, как предполагал Латимер, быть
шпионом?
Латимера. Невероятно, чтобы правительство послало кого-нибудь в
путешествие в один конец, в поздний кембрий, только для того, чтобы
шпионить за горсткой стареющих революционеров. Но что же тогда делает
здесь Ханн? "За ним нужно еще понаблюдать", - решил Барретт.
что в помощниках у него недостатка не будет. Даже если оно ни к чему не
приведет, все равно наблюдение за Ханном послужит в некотором роде
терапией для ходячих с больной психикой, для тех узников, которые внешне
здоровы, но полны всяческих страхов. Они смогут обуздать свои страхи и
навязчивые идеи и играть роль сыщиков, что вызовет в них повышенное
чувство собственной значимости, а также поможет Барретту все-таки понять,
что делает Ханн в лагере.
Ханном, - сказал он. - То, что он мне говорил, звучит для меня весьма
странно.
он ничего в них не смыслит, либо считает меня таким круглым идиотом, что
не беспокоится о том, чтобы слова его имели хоть какой-то смысл, когда он
со мной разговаривает. И то, и другое очень странно.