прознавшие о печальном событии. Тут были и соседские помещики, и многие
губернские нотабли, в том числе даже и предводитель дворянства. Вряд ли
столько публики приехало бы проститься с генеральшей Татищевой, если б не
слухи, ходко распространившиеся по заволжским весям. На лицах собравшихся,
помимо уместного случаю скорбного ожидания, прочитывалась еще и некоторая
ажитация, часто звучали тихонько произносимые свистящие слова "завещание" и
"щенок".
становилось заметнее. Когда окончательно выяснилось, что завещание остается
в силе, англичанка и вовсе угодила в некое подобие водоворота. Малознакомые,
а то и вовсе незнакомые дамы и господа подходили к ней, произносили слова,
преисполненные самого горячего сочувствия, и с любопытством заглядывали в
глаза. Иные же, наоборот, подчеркнуто сторонились наследницы, всем своим
видом выказывая ей осуждение и даже брезгливость. Бедная мисс Ригли совсем
потеряла голову и только время от времени порывалась кинуться на поиски
Петра Георгиевича и Наины Георгиевны, чтобы непременно с ними объясниться.
Георгиевичем завладел Бубенцов. Выйдя на двор, чтобы посмотреть, не едет ли
наконец владыка, Пелагия увидела, как Владимир Львович быстро уводит
растерянного Петю подальше от публики: одной рукой придерживает за плечо,
другой жестикулирует. Донесся обрывок фразы: "расследовать обстоятельства и
опротестовать, всенепременно опротестовать".
нему из города сломя голову пригалопировал нарочный, после полудня еще один.
Оба раза Владимир Львович надолго уединялся с гонцами в библиотеке, после
чего таинственные всадники столь же отчаянно устремлялись в обратном
направлении. Видно было, что следствие по делу о пропавших головах ведется
не за страх, а за совесть.
x x x
двор его встречать. - Это не она, а смерть заждалась. Ее же, пустоглазую, и
потомить не вредно.
умирающую, а инспектировать местное благочиние или еще по какому важному, но
рабочему делу.
сидевшему рядом с кучером на козлах. Пелагии же сказал:
здоровья полезно. Отец Алексий!
стихаре и с дароносицей.
шелестели голоса: "Благословите, владыко". Митрофаний благословлял, но
никого как бы не узнавал и вид имел сосредоточенный. Из спальни выгнал всех,
с собой впустил только отца Алексия и Пелагию.
лежащей, называя ее на ты, и видно было, что не племянник Мишенька
спрашивает, а строгий пастырь. - Просишься к Отцу Небесному? А Он тебя звал
или сама в гости набиваешься? Если сама, то грех это. Но грозные слова на
Марью Афанасьевну не подействовали. Она смотрела на архиерея неподвижным,
суровым взглядом и ждала.
рясу, под которой открылась златотканая риза с драгоценной епископской
панагией на груди. - Готовьте, отче.
него из мешочка пшеничных зерен. Посередине поставил пустое кадило, разложил
семь свечей. Митрофаний освятил елей и вино, влил в кадило, сам зажег свечи.
Помазывая умирающей лоб, ноздри, щеки, губы, грудь, руки, стал тихо, с
чувством произносить молитву:
Господа нашего Иисуса Христа, всякий недуг исцеляющаго и от смерти
избавляющаго: исцели и рабу Твою Марию от обдержающия ея телесныя и душевные
немощи, и оживотвори ея благодати" Христа Твоего, молитвами Пресвятыя
Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии...
по одной свече. Марья Афанасьевна лежала смирно, кротко взирала на пламя
свечек и беззвучно шевелила губами, как бы произнося: "Господи, помилуй".
голосом сказал:
елеосвящения.
только рукой махнул.
пока с тобой святитель беседовать станет. А если помереть вздумаешь, так от
одной только строптивости.
по-другому, хоть негромко, но с печальной проникновенностью:
зряче верующие, что жизнь - дар от Господа драгоценный. А мне
представляется, что и не дар это вовсе, ибо дар предполагает одно только
душе и телу приятствие, в жизни же смертных человеков приятности немного.
Терзания телесные и духовные, грехи с пороками, утрата близких - вот наша
жизнь. Хорош дар, а? Посему думается мне, что жизнь не как дар понимать
нужно, а как некое послушание вроде тех, что монахам дают, и непременно
каждому человеку свое - по пределу сил его, не больше, но и не меньше. Сила
души у всех нас разная, оттого и тяжесть послушания тоже разная. Также и
срок всякому назначен свой. Кого пожалеет Господь, того в младенчестве
приберет. Иному средний срок назначит, а кого более всего испытать захочет -
отяготит долголетием. Дар, он потом, после жизни будет. Мы, грешники
неразумные, его страшимся и смертью называем, а смерть эта - долгожданная
встреча с Всемилостивым Отцом нашим. Господь испытывает каждого на свой лад
и никогда в бесконечной изобретательности Своей не повторится, однако
большущий грех и большое расстройство для Родителя, если кто вздумает
самочинно сокращать назначенный срок послушания. Не человек назначает сию
встречу, а едино лишь Бог. Потому церковь так непреклонна к самоубийству,
почитая его худшим из грехов. Плохо тебе, больно тебе, горько тебе, а ты
терпи. Господь знает, у кого в душе сколько крепости, и лишнего груза на
чадо Свое не возложит. Претерпеть надо, вынести и через это душой очиститься
и возвыситься. А то, что ты делаешь, - прямое самоубийство и есть, -
засердился Митрофаний, сбившись с доверительной ноты. - Здоровая, крепкая
старуха! Что ты тут комедию играешь? Из-за какого-то белого бульдога Господа
огорчаешь, душу свою погубить хочешь! Не будет тебе от меня предсмертного
отпущения, так и знай, потому что святая церковь самоубийцам потачки не
дает! А коли заупрямишься, велю тебя похоронить за оградой, в земле
неосвященной. И завещание твое перед светскими властями опротестую, потому
что завещание самоубийц по российскому закону недействительно!
другую, но не исторгли ни единого звука. Зато дрогнули благостно сложенные
на груди руки, и та, что сверху, правая, с трудом сложилась в подобие
кукиша.
дьявольским. В самый раз для тебя будет. Я персты твои, как помрешь,
разлеплять не позволю. Так в гробу и лежи с шишом, пускай все полюбуются.
улеглась поверх шуйцы.
выходил из себя:
любимого схоронила, и четверых детей пережила. Ничего, не умерла. Неужто псы
эти тупорылые тебе дороже родных людей? Право, стыд и срам.
только закрыла глаза.
наполнилась ею, как зерном колос, подобно патриархам ветхозаветным. Ты вот
еще о чем подумай. Кому Господь долгую жизнь назначил, тем тяжелее всего,
потому что испытание их очень уж длинное. Но зато и награда им особенная.
Чем дольше я на свете живу, тем более мне кажется, что дряхлая старость -
даже и не испытание, а как бы некая от Бога милость. Вот уж воистину дар так
дар. Лишь в глубокой и мудрой старости избавляется человек от страха
смертныя. Увядание плоти и самое угасание ума - благое предуготовление к
иной жизни. Смерть не срезает тебя косой под ноги, а медленно входит, по
капле, что, пожалуй, и не лишено сладости. Недаром многие старцы из числа
великосхимников, кто дожил до древних лет, пребывают на склоне дней не
столько здесь, сколько там, в райском блаженстве. Бывает, самая плоть их по
смерти делается нетленной, что поражает людей. Да что говорить про святых
старцев. У любого очень старого человека все знакомцы - кого любил, кого
ненавидел - уже там, ждут его, он один позади задержался, и оттого не
страшно ему. Доподлинно известно ему, что всякие - и умнее его, и глупее, и
злее, и добрее, и смелее, и трусливее, - все, кого знал он, преодолели этот
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Володихин Дмитрий
Орловский Гай Юлий