четвертом вы снова все проморгали, - говорил отец.
власть, нас бы разбили, и рабочее движение оказалось бы разгромленным на
долгие годы, как после Коммуны.
стало тошно от них.
призрачную свободу отца, вытачивающего вышедшие из моды безделушки или
отправляющегося удить рыбу в то время, как женщины шлифуют его партию
оправ для очков; время ремесленников прошло. Но он также отказывается
пожертвовать настоящим, всем, что у него имеется, ради революции, которую
все время откладывают. Он нашел выход, единственный выход.
пресса запах горячего машинного масла. Им пропитан весь город. Надо как
можно скорее удирать из этой вонючей Бионны. Никогда больше Бюзар не
переступит порог ни одной фабрики. По автостраде N_7 несутся роскошные
длинные машины. Бюзару не терпится поскорее получить все необходимое для
счастья.
загораться.
из катафалков-карет. А красный глазок все не зажигается. Почему инженеры
не придумали более быстрый способ охлаждения пластмассы? Ну, загорайся,
живее! Бюзар мог бы до бесконечности увеличивать темп. Он так спешит
поскорее кончить. Он думает о краткости человеческой жизни.
что ему даже незачем пытаться стать счастливым, он перестает думать о
своем конце. Потому что он уже перестал жить. Но молодых людей часто
мучают мысли о смерти. Так же и гонщик, которого вначале все время
преследует навязчивая идея: как бы не превысить "лимитное время"; если он
не достиг финиша за определенный промежуток времени, он выбывает из
соревнования, и все его усилия пропадут даром. Для молодых людей каждая
потерянная секунда укорачивает "лимитное время". Время, проведенное
Бюзаром у пресса, - потерянное, мертвое время. Если бы ему предстояло до
последнего своего вздоха обслуживать пресс, он бы умер, так и не начав
жить. Вот о чем он думал в ожидании красного глазка. С каждым продвижением
секундной стрелки на больших цеховых часах у него крадется секунда из его
"лимитного времени". Ощущать это еще мучительнее, чем видеть, как течет
твоя собственная кровь.
стон, похожий на испуганный крик птичьей стаи, спасающейся в зарослях
камышей.
успокаивает, помогает обрести контроль над собой. Он несколько раз глотнул
свежего ночного воздуха, стараясь заполнить легкие. И тут же почувствовал,
что на глазах у него навернулись слезы.
гараж. Должно быть, Жюльетта Дусэ уже встретилась с Полем Морелем. Тем
лучше, тем хуже для Поля Мореля. Бюзар подумал: хорошо бы иметь
собственную машину, мощную, восьмицилиндровую, такую, как у старика
Мореля. А в машине рядом с ним сидела бы Мари-Жанна. Бюзар с яростью
прогнал мысль, что ему хочется иметь машину еще больше, чем быть все время
с Мари-Жанной. Нет, он мечтает насладиться присутствием Мари-Жанны. По
утрам им будут приносить кофе в постель, и они будут, лежа вдвоем,
завтракать.
оказаться таким же потерянным временем, как и у пресса. Рассуждение,
достойное отца и Шатияра. У них с годами мозги свернулись, как молоко.
Бюзаром снова овладела тоска.
стараясь успокоить дыхание, поднимая и опуская руки при каждом вдохе и
выдохе.
упился, как принято в его деревне. Нельзя терять больше ни секунды:
счетчик давно уже перестал крутиться. В конце концов, все это время
мертвое: и секунды, потраченные на гимнастические упражнения перед клумбой
с бегониями, и часы у пресса, но там он хоть приближает день, когда
начнется жизнь. Бюзар поспешно вернулся в цех. Поднял, вынул, опустил,
отсек, разъединил, сбросил, подождал; поднял, вынул, опустил, отсек...
походка была твердая. Он первым пришел на гонках в честь храмового
праздника и получил приз - четыре тысячи франков. Он протянул Бюзару две
бумажки по тысяче франков.
продежурил за тебя.
Брессанец плечом отодвинул его и встал к прессу: поднял, вынул, опустил,
отсек...
совершенно расхотелось, и он повернул в сторону кафе, где были танцы.
6
заехал в "Пти Тулон" к Серебряной Ноге выпить рюмочку. Мы иногда проводили
вечер-другой со старым легионером, делясь воспоминаниями о своих
путешествиях.
выпьем за ее процветание.
поисках места, где бы ему обосноваться. Но все деньги, которые ему
удавалось скопить за год, то подгоняя дубинкой туземцев на каучуковых
плантациях в Малайзии, то перевозя товары на грузовиках по тропинкам в
верховьях Иравади, он в одну неделю спускал, пропивал в обществе наглых и
равнодушных женщин. В конце концов он вернулся в свой родной город Бионну,
где какой-то дальний родственник оставил ему в наследство небольшое
бистро; и даже теперь, хотя ему было уже семьдесят лет, в его глазах
иногда вспыхивал огонек ребяческой гордости королей притонов. Я хорошо
представляю себе, как в годы своего расцвета, получив крупную сумму денег,
он с независимым видом входил вечером в один из кабаков, пышно называемых
"ночными заведениями", и внимательно оглядывал посетителей: здесь он решил
"обосноваться" на ночь. Во время одной из драк, которую он затеял, как
"настоящий мужчина", ему прострелили коленку; хирург сделал ему
металлическую коленную чашечку, откуда и родилось его прозвище.
перед другом прошлыми похождениями.
Они переговаривались вполголоса. Я понял, что Морель в чем-то упрекает
молодую женщину, а она развлекается, изводя его.
на парусную регату. От ее безудержного смеха становилось так же весело на
душе, как от вида травки, выбивающейся весной из-под снега в горах.
легкомысленна. Поль Морель всерьез привязался к ней. Но она гуляет направо
и налево. Скоро это ему осточертеет.
за неразумно прожитую жизнь.
осознавать свою силу. Она внушала всем мужчинам одинаковые желания, и
поэтому все они были для нее равны. Пока еще она не испытала унижений и
слушалась только голоса своего сердца.
встретила Фландена, старого рабочего, одиноко доживавшего свой век рядом с
болотом, в бывшей печи для обжига кирпичей. Он прошелся по ее адресу.
смаковать такие губки.
она упорно продолжала работать, несмотря на все подарки и заманчивые
предложения, которые ей делали. Она склеивала пластмассовые изделия в
сборочном цехе "Пластоформы". Она знала, что, если бы даже Поль Морель
вздумал ее выгнать с фабрики, она всегда нашла бы другую работу. Она
оставалась работницей. Поэтому она имела возможность обращаться с
поклонниками так, как хотела.