на этом достопамятном секретариате предложили принять участие в голосовании
- вы, как и все, проголосовали бы за мое исключение. Это одно из правил игры
в советскую демократию - решение должно быть, решение не может не быть
единогласным.
скрипучей каталке ввезли бы в операционную вашей клиники - вы надели бы ваш
клеенчатый фартук и приказали бы хирургической сестре готовить инструменты,
и бинты, и тампоны, и позабыв обо всех моих смертных грехах, так же точно,
как тогда, не обращая внимания на усталость и время, вступили бы в борьбу за
мою жизнь.
той подлой игры, потому что здесь вы становитесь тем, кто вы есть -
человеком, цель и назначение которого приносить людям добро, облегчать
страдания страждущих.
последние празднователи расходились по домам. Из окон на мою постель падал
странноватый желто-молочный свет, и свет этот пронизывал тоненький луч
солнца, высвечивая запеленутую бинтами и скованную лубком - лангеткою - руку
и серебряную голову моей жены.
сказал этому мгновению: остановись, запомнись - ныне, присно и во веки
веков! Аминь!
прекрасно! Ты больше, чем просто прекрасно!
приходит к человеку понимание, что он на земле не один, что есть, существуют
человеческие судьбы, связанные с его судьбой, так же, как и он связан с
ними, и связь эта нерасторжима и определена чем-то высшим, нежели
обстоятельства или случай.
солнцем, легкое покалывание озноба, словно вспыхивающие в стакане
минеральной воды пузырьки, и серебряная голова, лежащая у меня в ногах на
больничном байковом одеяле.
приближающейся электрички, спугнувший галок с куполов Патриаршего подворья -
бывшей вотчины Колычевых, - и внезапно пришедшие, наконец, строчки, ключевые
строчки песни, посвященной памяти Пастернака:
понимаю, мой первый и последний открытый концерт, на который даже
продавались билеты.
вот, после заключительных слов, случилось невероятное - зал, в котором в
этот вечер находилось две с лишним тысячи человек, встал и целое мгновение
стоял молча, прежде чем раздались первые аплодисменты.
стоящем над рекою. В этом доме скрипят полы и как-то особенно гулко хлопают
двери. И все-таки я физически чувствую благословенную и тяжелую тишину. Я
приехал в этот дом, когда на земле еще лежал снег, а потом, за одну ночь,
началась удивительная весна.
прислушиваясь к сумеркам,
армия движется с боями на Запад. В сумерки над осажденными городами стоит
невысокое зарево пожаров. Медленно падают черные хлопья пепла, похожие на
белые хлопья снега. Ветер гудит рваным листовым железом. Ахают дальнобойные.
И немногие уцелевшие жители, забившись в погреба и подвалы, устало и
нетерпеливо ждут... Жизнь и смерть начинаются одинаково - ударом приклада в
дверь!..
улицам, терли кулаком слипающиеся глаза и внезапно в невысоком холме с
лебедой и крапивой узнавали сказочную гору нашего детства, вспоминали первую
пятилетку, шарманку на соседнем дворе, неподвижного голубя в синем небе и
равнодушный женский голос, зовущий Сереньку...
соорудить такую сложную декорацию - но это им удалось. Во всяком случае, я
отчетливо помню, что у меня было полное ощущение - и вагона, и движущегося
поезда, и покачивающихся подвесных коек.
спящих:
стороны вагона двойной ряд подвесных коек с узким проходом посредине.
Верхний свет не горит, и в предутренних сумерках видны только первые от
тамбура четыре койки - верхняя и нижняя, верхняя и нижняя.
подушку, сжав запекшиеся губы и закрыв глаза, лежит старший лейтенант Давид
Шварц.
плачут и разговаривают во сне. Кто-то выкрикивает, отрывисто и невнятно:
прямой наводкой, огонь!..
взлетает в дымное небо вопящая взорванная земля-мирно гудит поезд,
постукивают колеса и лишь по временам за окнами, как напоминание об огне,
пролетают быстрые, мгновенно гаснущие искры от паровоза.
усталые руки с пожелтевшими от иода пальцами, в белом халате и затейливой
белой косынке медицинской сестры, сидит Людмила Шутова, молча и тревожно
поглядывает на Давида.
дайте... Пить...
тебе губы... Хочешь, Давид?
скуластый, с рыжеватой щетиной на небритых щеках, с веселыми от жара,
возбужденно блестящими, очень синими глазами.
произнесенного слова). Сестрица!.. Ты не знаешь - проехали мы Куреж?
значит, и Сосновка.
леском, перегон еще - и Сосновка... Водокачка, склады дорожные, садочек при
станции... А в садочке том - рынок. Родина моя, между прочим!
бабы, девчонки, огольцы - прямо в окна полезут... Кто с чем! Кто, понимаешь,
с яблоками, кто с яичками калеными, кто с варенцом...
"сын полка" ЖЕНЬКА Жаворонков - мальчишка лет семнадцати с красивым наглым
лицом, с прищуренными глазами и темной родинкой над припухлой губой.
захотел!.. Эй, кацо, не горюй: тебе завтра ногу рубанут - вот мы шашлычок из