снегу.
слился с самим зданием, что казалось, стена ведет разговор со снегом.
зовут, девушка?
Фанни Робин.
такое в ее голосе, что не вязалось с представлением о жене, и по его манере
говорить трудно было предположить, что это муж. Разговор продолжался.
приходило, что ты можешь прийти. Это просто чудо, что ты меня разыскала. Я
завтра дежурю.
протрубили, ворота закрыты, а увольнительного пропуска у меня нет. Мы здесь
все равно как в тюрьме до завтрашнего утра.
слышалось глубокое отчаяние.
заставляешь меня говорить о том, о чем ты должен был бы заговорить первый.
Фрэнк?
платье.
свидетельству?
огласить должны и там и тут.
дорогой Фрэнк, не думай этого, я так тебя люблю. И ты столько раз говорил,
что женишься на мне... а я... я...
значит, так оно и будет.
у себя?
получишь, еще когда вы стояли в Кэстербридже.
придешь, для меня это такая неожиданность.
сейчас уйду. А ты придешь ко мне завтра на Hopс-стрит, дом миссис Туилс,
правда? Мне не хочется приходить к вам в казармы. Тут столько гулящих
женщин, и меня за такую посчитают.
в темноту, а когда он уже почти миновал казарму, за стеной послышались
приглушенные возгласы.
потонуло в захлебывающемся, сдавленном хохоте, который уже трудно было
отличить от тихого журчанья и всплесков маленьких водоворотов на реке.
ГЛАВА XII
самолично, а не через доверенных лиц, было ее появление на хлебном рынке в
Кэстербридже в ближайший ярмарочный день.
массивные столбы, недавно получившее почетное наименование Хлебной биржи,
было битком набито возбужденно спорящими мужчинами, которые, сойдясь по
двое, по трое, горячо убеждали один другого, причем говоривший, глядя
куда-то вбок и прищурив один глаз, искоса, украдкой следил за лицом
слушающего. У большинства из них в руках был свежесрезанный ясеневый сук, то
ли для того, чтобы опираться при ходьбе, то ли для того, чтобы тыкать им в
свиней, овец или спины зевак, словом, во все, что мешало им по дороге сюда и
в силу этого заслуживало подобного обращения. Во время беседы каждый
проделывал со своим суком различные упражнения: то закидывал его за спину и,
подсунув концы под руки, сгибал дугой, или, держа обеими руками за концы,
придавал ему форму лука, или гнул изо всей силы об пол, а то поспешно
засовывал под мышку, когда приходилось пускать в ход обе руки, чтобы
высыпать на ладонь горсть зерна из мешка с образцами, тут же после оценки
швырнуть эту горсть на пол, - обстоятельство, хорошо известное нескольким
расторопным городским курам, которые незаметно пробирались сюда и в ожидании
предвкушаемого угощения зорко косились по сторонам, вытянув шеи.
женщина во всем помещении. Она была изящно и даже нарядно одета. Она
двигалась между ними, словно легкая коляска между грузными телегами, голос
ее рядом с их голосами казался нежным пением рядом с грубыми окриками, ее
присутствие среди них ощущалось, как свежее дуновение ветра между пышущими
жаром печами. Чтобы занять здесь такое же положение, как и все, требовалось
проявить некоторую твердость характера, значительно большую, чем
представляла себе Батшеба, потому что в первый момент, когда она только что
появилась здесь, все разговоры и споры прекратились, все головы повернулись
к ней и застыли, уставившись на нее изумленным взглядом.
она прежде всего подошла к ним. Но раз уж она вознамерилась показать себя
деловой женщиной, то надо было вступать в деловые отношения, независимо от
того, знакома она с кем-то или нет, и, собрав все свое мужество, она стала
обращаться и к другим, к людям, о которых она только слышала. У нее тоже
были с собой мешочки с образцами зерна, и постепенно она тоже наловчилась
высыпать зерно из мешочка на свою узкую ладонь и ловко, по-кэстербриджски,
подносила его собеседнику для осмотра.
ровный ряд верхних зубов, и в приподнятых уголках рта, когда она, вызывающе
закинув голову, спорила с каким-нибудь рослым фермером, говорило о том, что
в этом маленьком существе таятся богатые возможности, которые могут
ввергнуть ее в рискованные любовные авантюры, и что у нее хватит смелости
пуститься в них очертя голову. Но в глазах ее была какая-то мягкость,
неизменная мягкость, и не будь они такие темные, может быть, взгляд ее
казался бы слегка затуманенным; на самом же деле он был остро-пронизывающим,
а это мягкое выражение делало его бесхитростно-чистым.
молодая женщина всегда позволяла своим собеседникам высказать свои
соображения до конца, прежде чем выдвигать свои. Когда возникали споры о
ценах, она твердо стояла на своей цене, как оно и подобает торговцу, и по
свойственной всем женщинам манере настойчиво сбивала цену конкурента. Но
твердость ее была не без покладистости, и этим она отличалась от упрямства,
а в ее манере сбивать цену было что-то наивное, что никак не вязалось со
скаредностью.
большинство), спрашивали один у другого - кто это такая? И в ответ слышали:
Уэзербери; выгнала управителя и заявила, что всем будет заправлять сама.
собеседник. - Но мы-то здесь, право, должны быть довольны, - она словно
солнышко ясное светит в нашем старом сарае. Ну, да такая пригожая девушка,
гляди, ее мигом кто-нибудь подцепит.
присутствия здесь, в этой необычной для женщины роли, привлекала к ней
внимание не меньше, чем ее красота и грация. Как бы там ни было, она
возбуждала всеобщее любопытство и, что бы ни принес ей этот ее субботний
дебют как фермеру в смысле продажи и покупки, для Батшебы-женщины он был
Херберт Фрэнк
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Каменистый Артем
Мороз Александра
Фазиль Искандер