таким же неопределенным, как и все предшествующее.
поступок будет вознагражден, если же - злое, то... eh, bien! ma, cousine, ce
sera toujours une bonne oeuvre*.
благородным (фр.).
исчез.
божией я была избавлена от необходимости вернуться на пустынную, мрачную,
враждебную улицу.
кухню - очень чистую, но для английского глаза непривычную. Сначала мне
показалось, что в ней нет ничего для приготовления пищи - ни очага, ни
плиты, но выяснилось, я просто не поняла, что огромная печь, занимающая
целый угол, отлично заменяет и то и другое. Гордыня еще не обуяла мое
сердце, но все же я ощутила облегчение, когда убедилась, что меня не
оставили в кухне, чего я несколько опасалась, а провели в небольшую заднюю
комнатку, которую здесь называли "чулан". Кухарка в кофте, короткой юбке и
деревянных башмаках подала мне ужин - мясо неизвестного происхождения под
странным кисловатым, но приятным соусом, картофельное пюре, приправленное
сама не знаю чем - вероятно, уксусом и сахаром, тартинку, т.е. тонкий ломтик
хлеба с маслом, и печеную грушу. Я была благодарна за ужин и ела с
аппетитом, так как проголодалась.
меня. Она провела меня через несколько чрезвычайно тесных спален - позднее
мне стало известно, что некогда они служили монахиням кельями, эта часть
дома и впрямь была древней - и через часовню - длинный, низкий, мрачный зал
с тусклым распятием на стене и двумя слабо горящими восковыми свечами. Мы
вошли в комнату, где в маленьких кроватках спало трое детей. Здесь было
душно и жарко от натопленной печи, да к тому же пахло чем-то отнюдь не
нежным, а скорее крепким; аромат этот, столь неожиданный в детской комнате,
напоминал смесь дыма и спиртовой эссенции, короче - запах виски.
подсвечника свечи, крепко спала, сидя на стуле, грузная женщина в широком,
полосатом, ярком шелковом платье и совершенно не подходящем к нему
накрахмаленном переднике. Для полноты и точности картины следует отметить,
что рядом с рукой спящей красавицы стоял пустой стакан.
оставалось по-прежнему твердым - ни улыбки, ни неудовольствия, ни гнева, ни
удивления, она даже не разбудила женщину! Невозмутимо указав на четвертую
кровать, она дала мне понять, что здесь мне предстоит провести ночь. Затем
она потушила свечу, заменила ее ночником и тихо выскользнула в соседнюю
комнату, оставив дверь открытой, так, что была видна ее спальня - большая и
хорошо обставленная.
вечер. Сколь удивительная сила направляла меня тогда, сколь неожиданной была
забота обо мне. Трудно было поверить, что не прошло и двух суток с тех пор,
как я покинула Лондон, ведь я была беззащитна, как перелетная птица, а
впереди виднелся лишь расплывчатый, туманный контур Надежды.
проснулась. Кругом царила тишина, а передо мной белела фигура - мадам в
ночной рубашке. Неслышно двигаясь, она обошла троих детей и приблизилась ко
мне. Я притворилась спящей, и она долго на меня смотрела. Затем последовала
странная пантомима. Добрых четверть часа она просидела на краю моей постели,
пристально вглядываясь мне в лицо. Потом придвинулась еще ближе, наклонилась
ко мне, слегка приподняла мой чепец и отвернула оборку, чтобы открыть
волосы, затем посмотрела на мою руку, лежавшую поверх одеяла. Проделав все
это, она повернулась к стулу, стоящему в ногах кровати, на котором висела
моя одежда. Услышав, что она трогает и поднимает со стула мои вещи, я
осторожно приоткрыла глаза, потому что, признаюсь, мне было очень интересно,
как далеко заведет ее тяга к изысканиям, а довела она ее до того, что мадам
подвергла тщательному изучению каждый предмет моего туалета. Я догадалась,
что она руководствовалась желанием определить по одежде, какое положение
занимает хозяйка платья, какими средствами располагает, аккуратна ли и т.д.
Цель она преследовала разумную, но средства ее достижения едва ли можно
считать благородными или заслуживающими оправдания. Она вывернула карман
моего платья, пересчитала деньги в кошельке, открыла мою записную книжку и
хладнокровно просмотрела ее содержимое, вынув хранившуюся между листками
заплетенную прядку седых волос мисс Марчмонт. Особое внимание она уделила
связке ключей, их было три - от чемодана, секретера и рабочей шкатулки; с
этой связкой она ненадолго скрылась в своей комнате. Я бесшумно приподнялась
в постели, стала наблюдать за ней. Читатель! Она принесла ключи обратно лишь
после того, как сняла с них слепок на куске воска, который положила к себе
на туалетный столик. Совершив все эти дела благопристойно и в надлежащем
порядке, она вернула все мое имущество на место, а платье тщательно сложила
и повесила на стул. Какие же выводы сделала она из проведенного осмотра?
Благоприятные для меня или нет? Тщетно спрашивать. На каменном лице мадам
(ночью оно выглядело именно каменным, хотя, как я уже говорила, в гостиной у
нее был уютный, домашний вид) невозможно было найти ответ на эти вопросы.
процедуру как долг, мадам бесшумно, подобно тени, поднялась и пошла к своей
комнате, у двери она обернулась и устремила взгляд на поклонницу Вакха,
которая все еще спала, издавая громкий храп. В этом взгляде таился приговор
миссис Свини (полагаю, что на языке англов или ирландцев ее имя пишется и
произносится Суини), окончательное решение ее судьбы. Мадам изучала
прегрешения своих подчиненных неспешно, но уверенно. Все это выглядело очень
не по-английски; да, я несомненно находилась в чужой стране.
По-видимому, она представилась своей нынешней начальнице как английская леди
в стесненных обстоятельствах, уроженка Мидлсекса, говорящая по-английски с
чистейшим лондонским произношением. Мадам, уверенная в своем безошибочном
умении со временем обнаруживать истину, удивительно смело, не раздумывая,
нанимала людей к себе на службу (что подтвердилось и на моем примере).
Миссис Суини стала бонной троих детей мадам. Вряд ли нужно объяснять
читателям, что на самом деле эта дама родилась в Ирландии, о ее истинном
положении в обществе я не берусь судить, но она отважно заявила, что в свое
время ей "доверили воспитание сына и дочери одного маркиза". Я лично
полагаю, что она скорей была приживалкой, няней, кормилицей или прачкой в
какой-нибудь ирландской семье. Говорила она на каком-то невнятном языке,
приправленном грамматическими особенностями кокни. Неизвестным образом ей
удалось приобрести гардероб, отличавшийся подозрительной роскошью - платья
из плотного дорогого шелка, явно с чужого плеча, которые сидели на ней
довольно скверно, чепцы с оборками из настоящих кружев и, наконец, главный
пункт этой описи - настоящую индийскую шаль. Чары этой шали помогали миссис
Суини вызывать благоговение среди обитателей дома, временно смягчая
презрительное отношение к ней учителей и прислуги, а когда складки
величественного одеяния ниспадали с ее широких плеч, то даже сама мадам Бек
с искренним восхищением и удивлением говорила: un veritable cachemire*. Я
уверена, что если бы не "кашемировая шаль", миссис Суини не продержалась бы
в пансионе и двух дней, только благодаря этому чуду она сохраняла свое
положение в течение целого месяца.
показала себя в полную силу - яростно напала на мадам Бек, а потом всей
тяжестью обрушилась на меня. Мадам перенесла эту метаморфозу и тяжкое
испытание столь мужественно, даже стоически, что и я, боясь опозориться,
вынуждена была сохранять хладнокровие. Мадам Бек неожиданно отлучилась из
комнаты, и через десять минут у нас появился полицейский. Миссис Суини
пришлось удалиться вместе с пожитками. Во время всей сцены мадам Бек ни разу
не нахмурилась и не произнесла ни одного резкого слова.
удалиться отдан, полицейский вызван, бунтовщица удалена, chambre d'enfants*
подвергнута окуриванию и вымыта, окна открыты, и все следы благовоспитанной
миссис Суини, в том числе и нежный аромат эссенции и спирта, который
оказался фатальным свидетельством всех ее "как будто прегрешений"{82}, были
стерты и навсегда исчезли с улицы Фоссет. Все это, повторяю, произошло в
промежутке между мгновением, когда мадам Бек возникла, подобно утренней
Авроре, в дверях своей комнаты, и моментом, когда она спокойно уселась за
стол, чтобы налить себе первую чашку утреннего кофе.