новинку, чтобы мужчина хватался за мое платье, - если вы с тринадцати лет,
а то и раньше, работаете прислугой, вы кое-чего насмотрелись. Но _этот_
парень, да еще и "поразвлечься", и я подумала: хорошо, сейчас я тебя
развлеку. Он, конечно, не ожидал этого и с полсекунды так удивленно
смотрел на меня, ну прямо как в кино, когда в кого-то вдруг неожиданно
стреляют. Потом он упал, я думаю, он был уже мертвый. Я бросила около него
пистолет и вышла, спустилась на лифте вниз и вернулась в кабачок; Петер
удивился, ведь я отсутствовала едва ли полчаса. Я снова встала за стойку,
больше не танцевала и беспрестанно думала: это же неправда; но я знала,
что это правда. Петер иногда подходил ко мне и говорил: "Сегодня он не
придет, этот твой приятель", а я отвечала: "Похоже на то". И напускала на
себя безразличие. До четырех я наливала водку, цедила пиво, открывала
бутылки с шампанским и подавала рольмопсы. Потом ушла, не попрощавшись с
Петером, сперва зашла в церковь поблизости, с полчаса там сидела и думала
о матери, о проклятой, жалкой жизни, выпавшей ей на долю, и об отце,
который вечно, вечно брюзжал, брюзжал на государство и церковь, на власти
и чиновников, на офицеров и всех поносил, но когда ему приходилось с
кем-нибудь из них иметь дело, он пресмыкался, чуть ли не повизгивал от
раболепства. И о муже, Бреттло, о тех отвратительных гадостях, которые он
рассказал Тетгесу, и, конечно, о брате, который всегда, всегда оказывался
тут как тут, стоило мне заработать несколько марок, и выманивал их у меня
для какой-нибудь ерунды, на одежду, или мотоцикл, или игорные салоны; и,
конечно, о священнике, который всегда называл меня в школе "нашей
красноватой Катринхен", а я понятия не имела, что он хочет этим сказать, и
весь класс хохотал, потому что я и впрямь тут же краснела. Да. И, конечно
же, о Людвиге. Потом я ушла из церкви и заглянула в первое попавшееся
кино, но не осталась там, опять пошла в церковь, потому что в карнавальное
воскресенье это было единственное место, где можно обрести немного покоя.
Я думала, конечно, и о застреленном там, в моей квартире. Без раскаяния,
без сожаления. Он ведь хотел поразвлечься, и я устроила развлечение, не
так ли? У меня мелькнула мысль, не тот ли это парень, который звонил мне
ночью и надоедал также бедной Эльзе. Я подумала: да это же тот самый
голос, надо было дать ему возможность еще немного поболтать, чтобы
убедиться; но что бы мне это дало? Потом мне захотелось крепкого кофе, и я
пошла в кафе Бекеринга, не в зал, а на кухню, потому что я знаю Кете
Бекеринг, жену владельца, по школе домоводства. Кете была очень мила со
мной, хотя ее ждало довольно много дел. Она дала мне чашку собственного
кофе, который заваривает правильно, совсем на бабушкин лад, заливая водой
размолотые зерна. Но потом она завела разговор о всей этой чуши из ГАЗЕТЫ,
мило, но так, будто все-таки немножко верит ей, да и откуда людям знать,
что все сплошная ложь. Я попробовала ей это объяснить, но она не поняла, а
только подмигнула и сказала: "А ты, стало быть, в самом деле любишь этого
парня", и я сказала: "Да". Потом я поблагодарила за кофе, на улице взяла
такси и поехала к этому Медингу, который был тогда так мил со мной".
Грабб Джеф
Лукин Евгений
Березин Федор
Глуховский Дмитрий
Лукьяненко Сергей
Пехов Алексей