воздуха, он начал кашлять, как всегда, до судорожных спазмов в груди, до
колотья в мозгу - самым привязчивым, "собачьим" кашлем, жестоко терзавшим
его второй день. Так скверно он давно уже не кашлял, наверно, с детства,
когда своей простудой причинял столько беспокойства матери, бесконечно
переживавшей за его слабые легкие. Но тогда ничего не случилось, он
перерос хворь и более или менее благополучно дожил до своих двадцати шести
лет. А теперь что ж - теперь здоровье уже не имело для него большой
ценности. Плохо только, что его хворь отнимала силы в момент, когда они
были ему так нужны. За кашлем он не расслышал, как в помещение кто-то
вошел, перед ним на полу появились сапоги, не очень новые, но
досмотренные, с аккуратно подбитыми носками и начищенными голенищами.
Сотников поднял голову.
галстуке, повязанном на несвежую, с блеклой полоской сорочку, в военного
покроя диагоналевых бриджах. Во взгляде его маленьких, очень пристальных
глаз было что-то хозяйское, спокойное, в меру рассудительное; под носом
топорщилась щеточка коротко подстриженных усиков - как у Гитлера. "Будила,
что ли?" - недоуменно подумал Сотников, хотя ничего из того угрожающе
зверского, что приписывалось полицаями этому человеку, в нем вроде не
было. Однако чувствовалось, что это начальство, и Сотников сел немного
ровнее, как позволила его все еще заходившаяся от боли нога.
тут же, однако, пожалев, что не выдержал независимого тона.
было опираться о пол связанными руками. Сотников мучился, но молчал, не
совсем понимая смысл явно заступнического намерения этого человека.
щелкнул каблуками своих щегольских сапог.
личика выпуклый, с залысинами лоб.
и по бесстрастной строгости его начальника, Сотников сразу понял, что
перед ним разыгрывается бездарный, рассчитанный на дурака фарс.
командование? - не дожидаясь ответа, долбил начальник полицая своими
вопросами, а тот в деланном испуге все круче выгибал грудь.
Справедливое, гуманное отношение...
и не сдержался, чтобы не оборвать всю эту их нелепую самодеятельность.
нахмурил лоб.
кажется, понял, что опасаться не было оснований, и сунул руку в карман.
Подцепив кончиком ножа ремешок супони, он одним махом перерезал ее и
спрятал нож. Сотников разнял отекшие, с рубцами на запястьях руки.
терпеть.
своем кресле. Все время он держал себя подчеркнуто сдержанно,
настороженно, будто таил что-то важное и многообещающее для арестанта.
Взгляд своих острых, чем-то озабоченных глаз почти не сводил с Сотникова.
сторону ногу. Так стало удобнее, можно было терпеть. Он вздохнул, повел
взглядом по стенам, глянул за печку, в угол у окна, не сразу поняв, что
ищет орудия пыток - должны же они тут быть. Но, к его удивлению, ничего,
чем обычно пытают, в помещении не было видно. Между тем он чувствовал, что
отношения его с этим полицаем уже перешли границу условности и, поскольку
игра не удалась, предстоял разговор по существу, который, разумеется,
обещал мало приятного.
Сотников жадно выпил ее до дна. Полицай за столом терпеливо ждал, наблюдая
за каждым его движением, о чем-то все размышлял или, может, старался
что-то понять.
- Фамилия моя Портнов. Следователь полиции.
следователь, хотя ничего не записывал. - Из какого отряда?
помолчал. Следователь, по-прежнему буравя его взглядом, взял со стола
выпачканный чернилами деревянный пресс, неопределенно повертел в руках.
Сотников невидяще смотрел на его пальцы и не знал, как лучше: начать игру
в поддавки или сразу отказаться от показаний, чтобы не лгать и не
путаться. Тем более что в его ложь этот, наверно, не очень поверит.
следователь, что Сотникову на минуту стало не по себе, и он исподлобья
вопросительно посмотрел на полицейского.
отвечать не станет, но и другие, наверно, будут не легче. Следователь
ждал, рассеянно играя прессом. Движения его худых, тонких пальцев были
спокойно уверенными, неторопливыми, этой своей неторопливостью, однако, и
выдававшие тщательно скрываемую до поры напряженность. Странно, что с виду
ой был так мало похож на палача-следователя, наверно имевшего на своем
счету не одну загубленную жизнь, а скорее напоминал скромного, даже
затрапезного сельского служащего. И в то же время было заметно, как
дремлет в нем что-то коварно-вероломное, ежеминутно угрожающее арестанту.
Сотников ждал, когда оно наконец прорвется, хотя и не знал, как крепки
нервы этого человека и за каким вопросом следователь скинет наконец с себя
маску.
женщина?
чердак. Ее и дома в то время не было, - спокойно объяснил Сотников.
также зашли случайно?
тот самый вечер. "Пожалели, называется, не захотели связываться", -
подумал Сотников. Выходило, однако, что полицаи знали о них куда больше,
чем они предполагали, и Сотников на минуту смешался. Наверно, это был
рассчитанный ход в допросе. Следователь отметил достигнутый им эффект,
бросил свой пресс и закурил. Потом аккуратно прибрал со стола портсигар,
зажигалку, крошки табака сдул на пол и сквозь дым уставился на него,
ожидая ответа.
примитивной лжи! Надо было придумать что-нибудь похитрее. Это у нас не
пройдет.
пройдет. Он вообще ни на что не надеялся, только жалел несчастную Демчиху,
которую неизвестно как надо было выручить.
Сотников. - Но не примешивайте сюда женщину. Она ни при чем. Просто ее
изба оказалась крайней, а я не мог идти дальше.
лесу, а на большаке этой ночью.
как следовало держаться дальше: неудачно соврешь в мелочах - не поверит и
в правду. А правду о Демчихе ему очень важно было внушить этому
прислужнику, хотя он и чувствовал, что внушить ее будет труднее, чем
какую-нибудь явную ложь.
обещать?
насквозь.
них отвечать!