проблеск ровно ничего не объяснил, но он указал в темноте направление,
определенное место. Очевидно, там была улица, и лейтенант вдруг решил
все-таки попытаться подойти к ней возможно ближе, чтобы понять, что там
происходит.
палками, пошел к деревне.
в которой он проскользнул в огород и увидел в ночных сумерках какие-то
жиденькие деревца с кустарником - похоже, на меже двух огородов. Он
свернул к этим деревцам и под их прикрытием тихо пошел по неглубокому
снегу в сторону мягко темневших силуэтов построек. Вокруг по-прежнему было
тихо, холодновато, порывами дул ветер, в воздухе косо неслись негустые
снежинки. Никаких определенных звуков сюда не долетало, но все же по
каким-то необъяснимым приметам Ивановский угадывал присутствие в деревне
посторонних, которыми теперь могли быть только немцы. Чувствуя, что
вот-вот что-то ему откроется, он осторожно приближался к постройкам.
стоял подпертый жердями стожок. Деревца межевой посадки тут разом
оканчивались, крайней в ряду была раскидистая грушка с толстоватым,
заметным среди тонконогого вишняка стволом. Издали приметив ее, Ивановский
подумал, что за этим грушевым комельком, по-видимому, надо присесть,
подождать. Но он еще не дошел до грушки, как совершенно неведомо откуда
подле стожка появилась какая-то фигура в распахнутой длинной одежде, и он,
вздрогнув, смекнул: немец! Немец от неожиданности обмер, пристально
вглядевшись в него, но тут же, видно, успокаиваясь, прокартавил издали:
висевшего на груди автомата. Затвор громко щелкнул в тишине. Немец, поняв
свою оплошность, сдавленно, почти в ужасе вскрикнул и стремглав бросился
по снегу от стожка - наискосок через огород, к соседнему дому. На секунду
растерявшись, Ивановский присел и, кажется, очень вовремя: тут же от
построек бахнул одиночный выстрел, пуля звучно щелкнула в намерзших ветвях
кустарника. Но он уже был наготове и с колена коротко тыркнул по серому
углу за изгородью, потом другой очередью - ниже, по беглецу, который уже
вот-вот готов был скрыться в тени постройки. Последние его пули были,
однако, излишними - немец сразу ткнулся головой в снег и застыл там;
Ивановский, тут же выбросив левую лыжу на крутой разворот, схватил одну
палку. Вторую впопыхах он уронил в снег и только нагнулся за ней, как в
сумерках двора опять сверкнула красноватая вспышка, и он тихонько ахнул от
глубокого, острого удара в спину. Сразу поняв, что ранен, вгорячах бешено
рванулся на лыжах с этого огорода, туда, где ждал его Пивоваров.
него времени. Он уже проскочил половину межевой посадки, а они только
начали выбегать откуда-то из дворов на огород. Кто-то закричал там
повелительно и строго, и вот человек пять их пустились вдогонку. Он ясно
увидел их, оглянувшись, и на секунду замешкался, соображая, остановиться
ему, чтобы огнем из ППД умерить их прыть, или скорее ускользать в темноту.
Но у него уже не получалось скорее, он быстро слабел от боли, едва
управляясь с лыжами.
пистолетов, но он все же оторвался от них, теперь попасть в него было
трудно. И все же одна пуля ударила куда-то под самые ноги. Он, не
оглядываясь, пригнулся пониже и изо всех быстро убывающих сил старался
побыстрее вырваться из этого огорода. Но вот и еще одна пуля протянула
свою визгливую струну над самой его головой, он вскинул автомат, чтобы
дать очередь, как откуда-то спереди сильно и звучно бахнуло раз и второй.
Он понял радостно, почти спасительно: это Пивоваров - выстрел своей
трехлинейки он бы узнал где хочешь. Из сумерек еще и еще, почти навстречу
ему один за другим сверкнули три частых удара, пули прошли совсем рядом,
но он был уверен: своя пуля его не зацепит.
которая быстро завладевала всей его правой половиной тела, а оттого, что
не хватало дыхания. Он задохнулся. Но он знал, что Пивоваров уже где-то
рядом и не оставит его.
отяжелели, к тому же мешали скрестившиеся при падении лыжи. Одна из них
вовсе соскочила с ноги, тогда он дернул другой и тоже высвободил ее из
крепления. Сзади еще хлопнуло несколько выстрелов, но, похоже, его не
преследовали, их задержал Пивоваров, который и выбежал к нему из сумерек.
но, видно, бойца занимало другое, и он даже не пытался скрыть это. Похоже,
он и не догадывался, как просто теперь их могли уложить тут обоих.
и он ткнулся плечом в мягкий морозный снег. Пивоваров, наверно, только
теперь поняв состояние командира и скинув со своих ног лыжи, опять
бросился к нему на помощь.
настичь немцы. Пивоваров примолк вдруг и, поддерживая отяжелевшее тело
лейтенанта, повел его куда-то в темень, подальше от деревни, в поле.
Ивановский послушно тащился по снегу, заплетаясь ногами, в голове его
хмельно кружилось, начинало тошнить. Два раза он сплюнул на снег что-то
темное, обильное, не сразу поняв, что это кровь. "Хорошо получил!.. Хорошо
получил!" - думал он почти со злорадством, как о ком-то другом, не о себе.
переполох, раздавались крики. Правда, выстрелов не было, но все еще
доносившиеся встревоженные голоса подгоняли их пуще стрельбы. Очевидно,
немцы высыпали на околицу или, может, шли следом. У Ивановского уже все
было мокро от пота и крови, на боку через бязь маскхалата проступило
темное большое пятно, он трудно, загнанно дышал, то и дело сплевывая на
снег кровавые сгустки. Несколько раз оба они падали, но Пивоваров, наскоро
отдышавшись, вскакивал, хватал лейтенанта под мышки, и они снова шатко и
неровно брели в серые морозные сумерки, петляя по зимнему, продутому всеми
ветрами полю.
промычал "стой" и упал боком на снег. Рядом упал Пивоваров. Уже нигде
ничего не было слышно и ничего не видать, даже не понять было, в какой
стороне деревня. Думалось, они ушли на край света, где нет ни своих, ни
немцев, и Пивоваров, отдышавшись, сел на снегу.
Куда вас?
Другой, гляжу, драла... Целую обойму выпустил.
холодными руками зашарил по телу. Кровь, обильно пропитавшая одежду,
начала уже остывать и жгла на морозе как лед. Впрочем, жегся, возможно,
набившийся всюду снег, лейтенант то и дело содрогался в ознобе, но терпел
молча. Боец туго обмотал его грудь двумя или тремя пакетами, накрепко
связал их концы.
ремень.
телогрейке ремень, одернул куртку маскхалата. Постепенно лейтенант начал
согреваться, хотя тело его все еще бил мелкий нервный озноб, от которого
спирало дыхание.
кровью руки.
злым и несправедливым и что Пивоваров здесь ни при чем, что во всем
виноват он сам. Но именно сознание этой виновности больше всего и злило
Ивановского. Да, теперь он влип, похоже, погубил себя и этого бойца тоже,
завалил все задание с базой, ничего не добился в деревне. Но поступить
иначе - обойти стороной базу, штаб, эту деревню и тем сохранить себя он не
мог. На такой войне это было бы кощунством.
Пивоваров, и Ивановский молча согласился, теперь, конечно, много унести он
не мог. Собрав в себе жалкие остатки сил, он лишь повернулся, чтобы сесть
на снегу.
тут где-то деревня.
забиться в какую-нибудь деревню, к своим людям, больше деваться некуда. Он
просто не сразу сообразил, как круто это его ранение изменило все его
планы. Теперь, видно, следовало заботиться единственно о том, чтобы не
попасть к немцам. Базы ему уже не видать...