Чтение 20–й страницы книги ~Женщина, стоящая посреди~

влюбленными влажными глазами.

На них стали обращать внимание. Кое-кто улыбался, проходя мимо.
Арсеньев чувствовал себя положительно неловко.

- Поедем куда-нибудь... - предложил он.

Нина даже как будто и не поняла, что он говорит, но когда они дошли до
лихача, она сама вскочила в пролетку. Пока Арсеньев усаживался, девушка
смотрела на него как зачарованная, а когда лошадь рванула с места, Нина
обеими руками схватила руку Арсеньева и не выпускала ее, сжимая все сильнее
и сильнее.

Они подъехали к ресторану, но там не оказалось свободного кабинета.
Пролетка помчалась дальше. Нина была вне себя. Почти невыносимое нетерпение
заставляло ее дрожать как в лихорадке.

В другом ресторане было то же, в третьем также не нашлось кабинета.
Нина чуть не плакала. Наконец, в четвертом, почти за городом, толстый
швейцар в поддевке и с павлиньими перьями на шляпе ответил:

- Пожалуйте-с!..

Нина так стремительно выскочила из пролетки, что запуталась в юбке и
едва не упала на руки. Швейцар подхватил ее и осклабился, но девушка даже не
заметила этого, зато заметил Арсеньев, и его покоробило. Нина показалась ему
уж чересчур наивной и простенькой.

В кабинете было страшно светло и неуютно. Диван, на котором сидела
Нина, был узенький, неудобный. На столе стояли запыленные цветы, в углу
черное пыльное пианино. За стеной играла музыка, а в коридоре гремели
посудой и шаркали подошвами.

Арсеньев заказал вино и фрукты, и пока лакей все это устанавливал на
столе, Нина сидела в уголке дивана и дико смотрела кругом. Она инстинктивно
чувствовала что-то нехорошее в этой нарядной, но грязноватой обстановке и в
бесстрастии старого жирного лакея.

Когда лакей вышел, плотно закрыв дверь, Арсеньев сел рядом и как-то
особенно улыбнулся.

- Моя бедная девочка испугалась?.. - спросил он и взял ее за руку.

Нина взглянула на него как будто с удивлением, немного отшатнулась и
вдруг стремительно бросилась на шею.

По этому детскому порыву Арсеньев наконец понял, что она и в самом деле
влюбилась в него, и ему стало нехорошо, точно раскрылась какая-то страшная
подлость с его стороны. Мелькнула даже мысль не трогать ее, пожалеть, но она
была такая молодая и хорошенькая, поцелуи ее были так свежи и беззаветны,
что для нее все-таки лучше принадлежать ему, чем кому-нибудь другому. Он
только тут же принял решение сразу поставить ее в известность, что она
ничего ждать и требовать от него не должна.

"Какие мы все подлецы!.." - смутно подумал он и больше уже не думал ни
о чем.

Нина сидела рядом с ним, плечи ее были обнажены его жадной рукой.
Арсеньев целовал их, а она боролась со стыдом, боялась, что кто-нибудь
войдет, и бессознательно наслаждалась сознанием, что нравится ему. Наготы
своей она старалась не замечать и неестественно торопливо болтала все, что
приходило в голову.

Когда Арсеньев устал от этих раздражающих бесплодных ласк, ему
захотелось помучить ее.

- Значит, вы меня любите? - спросил он. Нина кивнула головой.

- Но ведь вы же меня совсем не знаете?.. Ведь вы видели меня всего один
раз... а уже позволяете... так целовать вас...

Он смотрел ей прямо в глаза жестокими глазами, но Нина только краснела
и улыбалась. Она сама не знала, как это могло случиться.

- Разве вы так легко... позволяете мужчинам целовать вас?..

Нина вспыхнула, почуя оскорбление, но в голове у нее промелькнул образ
Высоцкого, и она, побледнев только, медленно покачала головой и закрыла
глаза.

- Ведь вы знаете, чем это кончится? - продолжал Арсеньев.

Он и сам не знал, зачем мучил ее, но это доставляло ему огромное
болезненное наслаждение.

Нина не ответила ничего и только спрятала лицо у него на плече.

- А потом?.. - настаивал Арсеньев с горящими глазами.

Нина молча пожала плечом. Она не могла сказать, но подумала:

"Зачем он спрашивает?.. Не все ли мне равно теперь!.."

И всей силой обняла его шею своими обнаженными руками, от нежности и
аромата которых у Арсеньева кружилась голова. Но он все-таки разнял ее руки
и слегка отвел ее от себя, чтобы взглянуть в лицо.

- Но разве вы не знаете, что я женат... - с легким усилием проговорил
он. - Ведь я не могу жениться на вас...

Нина побледнела, опять закрыла глаза и снова как-то особенно странно
пожала голым плечом. Она старалась не слышать.

- Ведь все равно я скоро уеду и мы должны будем расстаться... Это вас
не пугает?.. Значит, вы хотите быть моей любовницей?.. - нарочито грубо
говорил Арсеньев, наслаждаясь этой пыткой и в то же время уверяя себя, что
делает это сознательно, для того, чтобы отнять у нее все иллюзии, честно
сказать всю правду и дать полную свободу поступить как хочет. Ему хотелось
взять ее без обязательств и последствий, но не быть подлецом.

Из-под опущенных ресниц показались слезы, но девушка ответила только:

- Я знаю...

- И все-таки хотите быть моею?..

Нина молчала. Разве она знала?

- Вы придете ко мне?

Девушка кивнула головой.

- Когда? Завтра?

И как будто желая, чтобы он замолчал и не говорил таких ненужных
холодных слов, Нина охватила его руками и губами закрыла рот.

XX

Какая это была большая и роскошная гостиница. Когда Нина торопливо шла
по бесконечному красному ковру коридора, она сама себе казалась маленькой и
жалкой в своем черном пальто, с маленькими ботинками, путающимися в длинном
подоле юбки.

Почему она надела самое лучшее свое платье и самую красивую шляпу, Нина
не могла бы сказать, но когда одевалась, знала, что так надо. И еще она
надела гонкое свежее кружевное белье, и у нее было такое чувство, будто она
делала что-то стыдное, но радостное. У большой белой двери, с бронзовой
цифрой номера, который она помнила потом всю жизнь, Нина остановилась в
минутном раздумье. Но по коридору послышались шаги и показался какой-то
толстый господин, с удивлением посмотревший на женскую фигурку, прижавшуюся
к запертой двери. В первый момент Нина не поняла, почему он так смотрит.

Арсеньев выглянул в коридор. Увидев Нину, он как будто растерялся и,
прежде чем она успела заговорить, поспешно вышел в коридор и затворил за
собою дверь. В первый момент Нина не поняла, почему он так смутился, но она
вообще плохо соображала в это время.

- Здравствуйте, - упавшим голосом проговорила девушка.

Арсеньев с растерянным видом пожал ей руку и оглянулся на дверь.

- Вы не один? - вдруг поняла Нина и густо покраснела.

- Да, тут, у меня... - пробормотал он, подумал и, что-то сообразив,
сказал: - Пойдемте сюда...

Нина пошла вперед, не зная, куда он ее ведет. Арсеньев тихо поддерживал
и как будто подталкивал ее за локоть. Она шла совершенно бессознательно и
подчинилась бы всему, что вздумалось бы Арсеньеву сделать над нею. Арсеньев
отворил дверь соседнего номера и сказал:

- Посидите тут, Ниночка... Я их сейчас спроважу и приду за вами. Это
номер моего приятеля... Помните того актера, который нас познакомил... Он
сейчас в театре, и сюда никто не придет.

Нина шагнула в темную комнату. Остывший запах сигары и обстановки
холостого мужчины охватил ее. Вес было так неожиданно, что она даже не
соображала ничего.

Арсеньев притворил дверь в коридор... в темноте нашел и начал целовать
ее. Нина отвечала машинально, точно не могла прийти в себя. Все это совсем
не так представлялось ей.

- Так вы меня подождете? - спросил он торопливо и виновато.

- Только скорее... кто-нибудь придет!.. - прошептала Нина.

- Я сейчас, сейчас... - торопливо обещал он и вышел.

Нина постояла посреди темной комнаты, не зная, что делать. Освещенное с
улицы, высокое окно привлекало ее внимание.

Когда Арсеньев вернулся в свой ярко освещенный номер, красивая женщина,
известная драматическая артистка, встретила его подозрительным вопросом:

- С кем это вы там шептались?

- Да так... ерунда!.. - нетерпеливо ответил Арсеньев и махнул рукой.

Она не стала настаивать, ловко приподнялась, села ему на колени и,
обняв одной рукой за шею, внимательно глядя на свои скрещенные в воздухе
ноги, продолжала начатый разговор:

- Ну, так вот... я отказалась от этой роли, а теперь...

Арсеньев притворился, что внимательно слушает, но улыбка его была
фальшива, а глаза нетерпеливы.

Нина сидела на окне в темном номере актера и смотрела вниз, на улицу.
На освещенном фоне окна ее темная фигурка вырисовывалась странным черным
силуэтом.

На улице горели огни, непрерывной черной толпой шли по тротуарам люди,
проползали, точно приплюснутые к земле, автомобили, четко пролетали рысаки

и экипажи. Прямо против окна пламенела огромная электрическая реклама
кинематографа.

Нина смотрела на улицу и думала.

У нее не было определенных мыслей, как не было и сознания, что будет с
нею и зачем она пришла сюда. В эту минуту не было даже и любви к Арсеньеву,
который должен прийти и взять ее как вещь. Она только чувствовала, что это