согласился на это и присоединил их к своему англичанину. Мы скрывали этого
человека с женой и дочерьми на корабле до тех пор, пока шлюп не был готов к
выходу в море. А когда шлюп вышел из залива, мы пересадили их на него (вещи
их были свезены на шлюп еще раньше).
орудия необходимые для возделывания сахарного тростника, а также и
тростниковые черенки: это дело португалец знал хорошо. Для колонистов я
послал между прочим со шлюпкой три дойных коровы, пять телят, около двадцати
двух свиней, в том числе три супоросных, две кобылы и одного жеребца.
колонию португальских женщин и написал испанцам, чтобы они женились на них и
обращались с ними хорошо. Я мог бы уговорить поехать больше женщин, но я
помнил, что у бедного изгнанника-португальца есть две дочери, а испанцев,
нуждавшихся в женах, было всего пятеро. Остальные уже были женаты, хотя жены
их и находились в других местах.
колонисты, как всякий легко поймет, были чрезвычайно рады ему. Их было
теперь около шестидесяти или семидесяти человек, не считая маленьких детей,
которых было очень много. Вернувшись в Англию, я нашел в Лондоне письма от
всех колонистов; письма эти были посланы со шлюпом, при его возвращении в
Бразилию, а затем пересланы через Лиссабон.
и тот, кто намерен дочитать мои записки до конца, должен будет также
попрощаться с ним и в дальнейшем найдет только рассказ о безумствах старика,
которого ни его собственные, ни чужие невзгоды не научили благоразумию,
которого не могли охладить сорок лет нужды и разочарований, который не
удовлетворился богатством, превзошедшим всякие ожидания, и не успокоился
после беспримерных напастей и испытаний.
человека, находящегося на свободе и не совершившего никакого преступления,
пойти к привратнику Ньюгэтской тюрьмы и попросить, чтобы его заперли в
тюрьму и уморили там. Если бы я нашел в Англии небольшое судно и отправился
прямо на остров, нагрузив свой корабль всем необходимым для колонистов, если
б я взял патент на управление островом, обеспечив его таким образом за
собой, с подчинением одной только Англии, - а такой патент я несомненно мог
бы получить, - если б я сделал все это и сам поселился бы на острове, можно
было бы по крайней мере, сказать, что я действовал как человек благоразумный
и здравомыслящий. Но меня обуял дух скитаний, и я, презирая все выгоды,
тешился тем, что отечески заботился о людях, поселенных мною на острове, и
щедрою рукой осыпал их благодеяниями, словно какой нибудь монарх древних
патриархальных времен. Я действовал отнюдь не в интересах какого нибудь
отдельного правительства или народа, не признавал ни одного государя своим
повелителем или своих людей подданными той или другой нации - я даже не дал
острову имени и оставил его, как нашел, никому не принадлежащим, а его
население никому не подвластным и не подчиненным, кроме меня самого. Покинув
остров вторично, я уже больше туда не возвращался; последние известия из
колонии я получил через моего компаньона, который прислал мне письмо, хотя
это письмо дошло до меня только пять лет спустя после того, как оно было
написано. Тут я узнал, что живется колонистам неважно, что они недовольны
слишком долгим пребыванием на острове, что Вилль Аткинс умер, а пятеро
испанцев уехали, остальные же усердно просили его напомнить мне мое обещание
увезти их с острова, чтобы они могли еще раз перед смертью увидать родину.
и тот, кому интересно знать, что было со мною дальше, должен будет пережить
со мною новый ряд безрассудств, невзгод и опасных приключений.
действий. Я решил предпринять новое путешествие и предпринял. Прибавлю здесь
только, что мой добрый и искренно благочестивый друг, священник, покинул
меня здесь, попросив у меня разрешения пересесть на корабль, готовившийся к
отплытию в Лиссабон, и еще раз заметив при этом, что его судьба - не
доводить до конца ни одного путешествия. Если бы я поехал с ним, мне не
пришлось бы за многое благодарить бога, а вы так и не прочли бы продолжения
Путешествий и Приключений Робинзона Крузо; - поэтому пора оставить
бесплодные самоукоры и продолжать свой рассказ.
мысу Доброй Надежды и добрались туда довольно благополучно, переведавшись,
впрочем, на пути и с бурями и с противными ветрами. Но все же можно сказать,
что на море судьба перестала меня преследовать; отныне всякие злоключения и
напасти постигали меня уже на суше. На мысе Доброй Надежды мы простояли
ровно столько времени, сколько нужно было для того, чтобы запастись свежей
водой, и двинулись дальше, к Коромандельскому берегу, но прежде зашли на
остров Мадагаскар, где первое время туземцы принимали нас очень радушно. За
несколько ножей, ножниц и других безделушек они дали нам одиннадцать
откормленных быков. Однажды вечером, когда мы съехали на берег, нас окружило
большее количество туземцев, чем обыкновенно, но все было тихо и мирно, и
они относились к нам очень дружественно; мы сплели себе шалаш из древесных
ветвей и решили ночевать на берегу. Одному мне почему то не хотелось
провести ночь на голой земле, и я предпочел расположиться в лодке. Наша
лодка стояла на якоре невдалеке от берега, и в ней были оставлены, для
присмотра за нею, два человека; одного из них я отправил на берег нарвать
ветвей, устроил навес, разостлал на дно лодки парус и лег. Около двух часов
утра на берегу поднялся страшный шум; кто то из наших людей звал на помощь,
умоляя скорее привести лодку, ибо иначе их всех перебьют; в то же время я
услыхал пять выстрелов подряд, а так как у наших было всего только пять
ружей, значит, стреляли все, кто мог; - и так повторилось три раза.
Проснувшись от шума, я велел человеку, оставшемуся в лодке, немедленно
грести к берегу и решил, захватив из лодки запасные три ружья, выйти на
берег и помочь нашим. Наших было на берегу девять человек, но ружья были
только у пяти; остальные были вооружены пистолетами и саблями, но это и мало
помогало. Мы подобрали семь человек, из которых трое были опасно ранены, и,
пока их перетаскивали в лодку, мы, стоявшие в ней, подвергались такой же
опасности, как и те, что оставались на берегу, так как туземцы осыпали нас
тучами стрел, а устроенные нами на борту щиты из скамеек и досок были плохою
защитой.
паруса, чтобы уйти, так как для этого нужно было стать в лодке во весь рост,
и уж туземцы могли бы бить нас без промаха, как охотник не промахнется по
птице, сидящей на дереве Мы стали подавать тревожные сигналы, и мой
племянник, услышав выстрелы и разглядев в подзорную трубу, где мы стоим и
что мы стреляем по направлению к берегу, понял, в чем дело.
насколько можно было ближе к берегу и выслал нам на помощь другую лодку с
десятью матросами. Один из них, зажав в руке конец бичевы, бросился вплавь
и, добравшись до нашей лодки, укрепил на ней конец веревки, после чего мы
решили пожертвовать якорем и перерезали канат, на котором он держался, а
наши с корабля оттянули нас на такое расстояние, что стрелы уже не достигали
нас. Как только мы отошли в сторону, наши повернули корабль боком к берегу и
угостили островитян основательным залпом свинца и железа, мелких пуль и
проч., который произвел среди них страшное опустошение.
местах, стал уверять, что туземцы ни в каком случае не тронули бы нас, если
бы мы сами не подали к тому повода. Наконец, выяснилось, что старуха,
обыкновенно носившая нам молоко, принесла его и вчера и привела с собой
молодую женщину, у которой тоже было что-то для продажи, коренья или травы;
пока старуха продавала молоко, один из наших матросов начал довольно грубо
любезничать с молодой, при чем старая подняла страшный шум. Тем не менее
матрос не выпустил своей добычи, а утащил ее на глазах старухи в тес, благо
было уже почти темно. Старуха ушла домой одна и, должно быть, подняла на
ноги всю свою деревню; оттуда дали знать в другие, и в какие нибудь
три-четыре часа против нас собралось целое войско, и мы чуть было все не
погибли.
выскочили из шалаша, где спали; - туземцы напали на них врасплох, ночью;
остальные все уцелели, кроме виновника всей этой кутерьмы, который дорого
поплатился за свою черную возлюбленную. Мы не сразу узнали, что с ним
сталось - он исчез без следа; несмотря на попутный ветер, мы простояли еще
два дня, давали сигналы, потом проехали на лодке несколько миль в одну и в
другую сторону - но напрасно.
берегу - мне во что бы то ни стало хотелось узнать, каковы были результаты
битвы и сильно ли досталось индейцам. Это было на третий день после боя. Я
выбрал из команды двадцать молодцов на подбор, взял с собой агента, и мы
поехали. Причалили мы на том самом месте, где и раньше выходили на берег;
часа за два до полуночи разделились на два отряда и пошли к месту, где
происходила битва. Вначале мы ничего не могли рассмотреть - было очень
темно, но, немного погодя, наш боцман, предводительствовавший первым
отрядом, споткнулся о мертвое тело и упал. Мы решили остановиться и
дождаться восхода луны, и при ее свете нашли тридцать два трупа, из которых
два еще не остыли. Узнав, как мне казалось, все, что можно было узнать, я
уже хотел было вернуться на корабль, но боцман со своими людьми прислал мне
сказать, что они пойдут дальше, в индейский городок, посмотреть, не найдут
ли они там Томаса Джеффри - так звали пропавшего матроса. И они пошли.
Попытка была отчаянная, и надо было быть сумасшедшим, чтобы пойти на такое
дело, но должен отдать им справедливость - они показали себя не только
отважными, но и предусмотрительными. Шли они, главным образом, с целью
грабежа, но одно обстоятельство, которого никто из них не предвидел,
пробудило в них жажду мести. Дойдя до индейского селения, которое они
принимали за городок, они были очень разочарованы - здесь оказалось не более
двенадцати-тринадцати домов. Они порешили не трогать этих домов и итти
дальше, искать город. Пройдя немного, они увидали корову, привязанную к