блеск ее глаз подтверждал ее слова.
шляпой и тростью в руках; было видно, что он раздосадован.
меня, если я воспользуюсь им, - и она кинула на баронета нежный, умоляющий
взгляд. - Я давно этого хочу... вы, возможно, и сами это видели. Мистер
Литлмор знает меня уже много лет, он мой старый-престарый друг. Я говорила
вам об этом в Париже, помните? К тому же здесь он - мой единственный друг,
и я хочу, чтобы он замолвил за меня словечко.
обвораживающей улыбкой, делающей ее поступок еще более дерзким. Да, она
уже снова улыбалась, хотя было видно, что она дрожит.
могу познакомить вас с остальными. Но я здесь одинока. Я вынуждена
обратиться за помощью к тому, кто у меня есть. Мне так хочется, чтобы
кто-нибудь замолвил словечко за меня. Обычно с просьбой о такой услуге
обращаются к родным или к другой женщине. К сожалению, мне некого об этом
попросить, но это моя беда, а не моя вина. Здесь нет никого из моих
родных, я ужасно здесь одинока. Мистер Литлмор все вам расскажет, ведь он
знает меня много лет. Он скажет, есть ли какие-нибудь основания...
известно ли ему что-нибудь плохое обо мне. Он давно хотел это сделать, но
ему не представлялся случай; он считал, что не может первый с вами об этом
заговорить. Вы видите, я отношусь к вам как к старому другу, дорогой
мистер Литлмор. Я оставляю вас с сэром Артуром. Разрешите мне покинуть
вас.
странную речь, было сосредоточено, как у чародея, творящего магические
заклинания. Она снова улыбнулась, теперь сэру Артуру, и величественно
вышла из комнаты.
поставила их обоих в немыслимое положение. После ее ухода в комнате
повисла глубокая, зловещая тишина. Сэр Артур Димейн, очень бледный, вперил
взгляд в ковер.
думаю, для вас она столь же неприемлема, как и для меня.
захлестнуло внезапной волной жалости. Конечно, ситуация эта была
неприемлема и для сэра Артура, и при всем том баронета томило страстное
желание услышать, как этот загадочный для него американец, столь же
необходимый ему, сколь и лишний, столь же знакомый, сколь непроницаемый,
ответит на вызов миссис Хедуэй.
описал его Уотервилу после того, как баронет навестил его в Париже. Но
теперь сюда примешивалось еще кое-что: стыд, раздражение, гордость; однако
надо всем этим преобладало главное - неудержимое стремление _знать_.
Литлмор слышал, как маятник стенных часов отсчитывал их одну за другой.
человек с холодным удивлением в голосе.
найдет миссис Хедуэй у подножия лестницы, но покинул дом без помехи.
на Куин-Эннз-Гейт, почтальон вручил ему письмо. Литлмор вскрыл его и
прочитал тут же, на ступенях дома; это заняло у него всего несколько
мгновений. Вот что он прочел:
Артур Димейн сделал мне предложение и что наше бракосочетание совершится,
как только закроется сессия этого дурацкого парламента. Однако помолвка
наша еще некоторое время останется в тайне; надеюсь, что я могу положиться
на вашу осмотрительность.
чтобы помириться со мной. Тут-то все и было решено. Он не пожелал
рассказать мне о вашем разговоре... попросил меня никогда не вспоминать о
нем. Мне все равно. Я дала себе слово, что вы с ним поговорите!"
дому по делам, но теперь совершенно забыл об этом и, сам не заметив как,
очутился в Гайд-парке. Оставив поток экипажей и всадников в стороне, он
зашагал Серпентайном (*26) в Кенсингтон-парк и прошел его из конца в
конец. Литлмор не понимал, почему испытывает досаду и разочарование; он не
смог бы этого объяснить, даже если бы предпринял такую попытку. Теперь,
когда Нэнси Бек достигла цели, ее успех казался ему возмутительным, и он
был готов пожалеть, что не сказал накануне сэру Артуру: "Да, знаете, она
достаточно дурно себя вела". Но как бы там ни было, раз все решено, они по
крайней мере оставят его в покое. Быстрая ходьба одержала победу над
раздражением, и, еще прежде чем Литлмор приступил к делам, из-за которых
вышел из дому, он перестал думать о миссис Хедуэй. Он вернулся домой к
шести часам, и слуга, открывший ему, сообщил, что миссис Долфин просила
ему передать, когда он придет, что она ждет его в гостиной. "Еще одна
ловушка", - подумал Литлмор, но, не вняв внутреннему голосу, направился
наверх. Войдя в покой, где обычно пребывала миссис Долфин, он обнаружил,
что она не одна. Гостья - высокая пожилая женщина, - судя по всему,
собиралась уже уходить; обе дамы стояли посреди комнаты.
встретиться с ним взглядом. - Мне давно хочется познакомить тебя с леди
Димейн, я так надеялась, что ты придешь... Вам непременно надо идти? Может
быть, вы еще немного побудете? - добавила она, обращаясь к гостье, и, не
дожидаясь ответа, торопливо продолжала: - Мне надо вас на минутку
оставить... простите. Я сейчас вернусь.
Димейн; он понял, что, поскольку он не проявил желания ее посетить, она
решила сама сделать первый шаг. И все-таки было удивительно видеть, что
его сестра прибегла к той же уловке, что и Нэнси Бек.
казалась хрупкой, сдержанной, почти застенчивой, насколько так может
выглядеть высокая невозмутимая женщина с гордой посадкой головы; всем
своим обликом леди Димейн столь решительно отличалась от миссис Хедуэй,
что по контрасту с Нэнси Бек, торжествующей свою победу, Литлмору
увиделось в ней своего рода величие побежденных. Это не могло не вызвать в
нем сочувствия к ней. Леди Димейн не теряла времени и сразу приступила к
делу. По-видимому, она понимала, что в том положении, в которое она сама
себя поставила, она может выиграть при одном условии: если будет держаться
просто и деловито.
вас сообщить мне то, что вам известно об одной знакомой вам особе, о
которой я писала миссис Долфин. Я имею в виду миссис Хедуэй.
женится на ней.
известна новость, сообщенная ему в письме миссис Хедуэй.
отрицательной частице.
Улыбка была мягкой, беззлобной и показалась. Литлмору удивительно
привлекательной.
похвалой. В противном случае я смогу сказать ему, что единственный человек
в Лондоне, знающий миссис Хедуэй более полугода, считает ее дурной
женщиной.
душе Литлмора никакого протеста. Он внезапно ощутил потребность сказать ей
правду - ту неприкрытую правду, что он сказал Руперту Уотервилу в ответ на
его первый вопрос в Комеди Франсез.
задыхаясь.
мнение. Не думаю, чтобы оно вам помогло.
совершенно пленяет дело, - возразила леди Димейн. - Я вам чрезвычайно
обязана, - и она протянула ему руку, после чего он молча проводил ее до
дверей.
испытывал лишь облегчение. Возможно, потому, что знал: они ничего не
изменят. Дело менялось лишь для него одного - в том, к чему в конечном
итоге все сводилось: правильно ли он поступил. Надо было только сказать
леди Димейн, что скорее всего миссис Хедуэй будет ее сыну превосходной