водосточной канавы, подбирая городские новости и сплетни в виде кочерыжек и
потрохов и рассказывая лишь то, чему был свидетелем его собственный хвост,
кстати сказать, весьма короткий, ибо и он побывал в зубах давних врагов
нашего борова-собак, которые оставили от бедного хвостика чуть побольше
воспоминания. Этот боров - республиканец до мозга костей; он бывает всюду,
где ему заблагорассудится, и, вращаясь в лучшем обществе, держится со всеми
на равной ноге, а пожалуй, что и с чувством превосходства, - ведь при его
появлении все расступаются и самые высокомерные по первому требованию
уступают ему тротуар. Он великий философ, и его редко что-либо тревожит,
кроме упомянутых выше собак. Правда, иногда вы можете заметить, как его
маленькие глазки вспыхивают при виде туши зарезанного приятеля, украшающей
вход в лавку мясника; "Такова жизнь: всякая плоть - свинина, - ворчит он,
снова зарывается пятачком в грязь и бредет вперевалку вдоль канавы, утешая
себя мыслью, что теперь, во всяком случае, среди охотников за кочерыжками
стало одним рылом меньше.
сказать, скотина: по большей части у них костлявые бурые спины, похожие на
крышки старых сундуков, из обивки которых торчит конский волос, и сплошь
покрытые какими-то весьма неаппетитными черными пятнами. Ноги у них длинные,
тощие, а рыла такие острые, что, если бы уговорить одну из них позировать в
профиль, никто не признал бы в ней сходства со свиньей. О них никто никогда
не заботится, не кормит их, не загоняет и не ловит; с раннего детства они
предоставлены самим себе, что развивает в них необыкновенную
сообразительность. Каждая свинья отыскивает свое жилье куда лучше, чем если
бы ей кто-либо его указывал. В этот час, перед наступлением тьмы, можно
видеть, как они десятками бредут на покой, всю дорогу, до самой послед ней
минуты, не переставая жрать. Иногда какой-нибудь объевшийся или затравленный
собаками юнец понуро трусит домой, точно блудный сын; но это редкое
исключение: их отличительные черты - полнейшее самообладание,
самоуверенность и непоколебимое спокойствие.
нескончаемого проспекта, унизанного яркими язычками газа, вспоминается
Оксфордстрит или Пикадилли. То тут, то там несколько широких каменных
ступеней ведут в подвал, и цветной фонарик указывает вам путь в салун, где
играют в шары, или в кабачок с кегельбаном, - кстати, в кегли здесь играют
на десять фигур, и игра эта требует и ловкости и удачи; она была изобретена,
когда конгресс принял закон, запретивший игру в обыкновенные кегли на девять
фигур. У других лестниц, ведущих вниз, висят другие фонарики, призывающие в
устричный погребок, - местечко, сказал бы я, весьма приятное, и не только
потому, что здесь отменно приготовляют устрицы, величиной чуть не с
тарелочку для сыра, но еще и потому, что изо всех пожирателей рыбы, мяса или
птицы в этих широтах только у глотателей устриц отсутствует стадный
инстинкт: уподобляясь ракушкам, которые им приходится вскрывать, и подражая
замкнутости устриц, которые составляют их пищу, они сидят поодиночке в нишах
с задернутыми занавесями и задают пиры на двоих, а не на двести персон.
играющих на духовых или струнных инструментах? Ни единого. Разве днем здесь
не бывает представлений петрушки, марионеток, дрессированных собачек,
жонглеров, фокусников, оркестрантов или хотя бы шарманщиков? Нет, никогда.
Впрочем, помнится, одного я видел: шарманщика с обезьянкой - игривой по
натуре, но быстро превратившейся в вялую, неповоротливую обезьяну
утилитарной школы *. Обычно же ничто не оживляет улиц: тут не встретишь даже
белой мыши в вертящейся клетке.
лекционный зал, откуда вырываются снопы света, и потом трижды в неделю, а то
и чаще бывают вечерние богослужения для дам. Для молодых джентльменов
существуют контора, магазин и бар; последний, как вы можете удостовериться,
заглянув в эти окна, порядком набит. Трах! Стук молотка, разбивающего лед, и
освежающее шуршанье раздробленных кусочков, когда при сбивании коктейлей они
перемещаются из стакана в стакан. Никаких развлечений? А что же, по-вашему,
делают эти сосатели сигар и поглотители крепких напитков, чьи шляпы и ноги
занимают самые разнообразные и неожиданные положения, - разве не
развлекаются? А пятьдесят газет, заголовки которых выкрикивают на всю улицу
эти преждевременно повзрослевшие пострелята и которые старательно
подшиваются здешними жителями, - разве это не развлечение? И не какое-нибудь
пресное, водянистое развлечение, - вам преподносится крепкий, добротный
материал: здесь не брезгуют ни клеветой, ни оскорблениями; срывают крыши с
частных домов, словно Хромой бес в Испании; * сводничают и потворствуют
развитию порочных наклонностей всякого рода и набивают наспех состряпанной
ложью самую ненасытную из утроб; поступки каждого общественного деятеля
объясняют самыми низкими и гнусными побуждениями; от недвижного, израненного
тела политики отпугивают всякого самаритянина, приближающегося к ней с
чистой совестью и добрыми намерениями; с криком и свистом, под гром
аплодисментов тысячи грязных рук выпускают на подмостки отъявленных гадов и
гнуснейших хищников. А вы говорите, что нет развлечений!
отелем, нижний этаж которого заполнен магазинами, - он напоминает театр
где-нибудь на континенте или Лондонскую оперу, только без колонн, и окунемся
в толпу на Файв-Пойнтс. Но, во-первых, необходимо взять с собою для эскорта
этих двух полицейских, в которых, даже встретив их в великой пустыне, сразу
признаешь энергичных, хорошо вымуштрованных офицеров. Видно, и в самом деле
известный род деятельности, где бы ею ни занимались, накладывает на человека
определенный отпечаток. Эти двое вполне могли бы быть зачаты, рождены и
выращены на Боу-стрит *.
- великое множество. Бедность, нищета и порок пышно процветают там, куда мы
сейчас направляемся.
грязных и зловонных. Такая жизнь, какою живут на этих улицах, приносит здесь
те же плоды, что и в любом другом месте. У нас на родине, да и во всем мире,
можно встретить грубые, обрюзгшие лица, что глядят на вас с порога здешних
жилищ. Даже сами дома преждевременно состарились от разврата. Видите, как
прогнулись подгнившие балки и как окна с выбитыми или составленными из
кусочков стеклами глядят на мир хмурым, затуманенным взглядом, точно глаза,
поврежденные в пьяной драке. Многие из уже знакомых нам свиней живут здесь.
Не удивляются ли они иной раз, почему их хозяева ходят на двух ногах, а не
бегают на четвереньках? И почему они говорят, а не хрюкают?
таверну с низким потолком; стены баров украшены цветными литографиями
Вашингтона, английской королевы Виктории * и изображениями американского
орла. Между углублениями, в которых стоят бутылки, вкраплены кусочки зеркала
и цвет ной бумаги, так как даже здесь в какой-то мере чувствуется любовь к
украшениям. И поскольку завсегдатаи этих притонов - моряки, на стенах
красуется с десяток картинок на морские сюжеты: прощание матроса с
возлюбленной, портреты Уильяма из баллады и его черноокой Сьюзен *, храброго
контрабандиста Уила Уотча, пирата Поля Джонса и тому подобных личностей;
королева Виктория вкупе с Вашингтоном изумленно взирают своими нарисованными
глазами на эту странную компанию и на те сцены, которые частенько
разыгрываются в их присутствии.
площади, окруженной домами, словно изъеденными проказой; в иные из них можно
войти, лишь поднявшись по шаткой деревянной лестнице, пристроенной снаружи.
Что там, за этими покосившимися ступенями, которые скрипят под нашими
ногами? Убогая комнатенка, освещенная тусклым светом единственной свечи и
лишенная каких-либо удобств, если не считать тех, которые предоставляет
обитателю жалкая постель. У постели сидит человек; опершись локтями на
колени, он сжал ладонями виски.
больного в подобном месте!
оступитесь: тут может не хватать одной из расшатанных ступенек, - и ощупью
проберитесь вслед за мной в это мрачное логово, куда, видно, не проникает ни
луч света, ни дуновение свежего воздуха. Подросток негритенок, пробужденный
ото сна голосом полицейского, - который достаточно хорошо ему знаком, но
успокоившийся после заверения, что полицейский при шел не по делу, угодливо
суетится, стараясь зажечь свечу. Спичка вспыхивает на мгновение, освещая
груды пыльных лохмотьев на полу затем огонек гаснет, и наступает еще большая
тьма, чем прежде, если тут вообще применимы степени сравнения. Негритенок,
спотыкаясь, бежит вниз по лестнице я тотчас возвращается, прикрывая рукой
неровное пламя огарка. И тогда груды лохмотьев начинают шевелиться, медленно
приподнимаются, и взору вдруг предстает множество просыпающихся негритянок;
их белые зубы стучат, блестящие глаза, моргая от удивления и страха, смотрят
со всех сторон, - словно некое забавное зеркало многократно повторило одно и
то же черное лицо с застывшим на нем выражением изумления.
немало западней и ловушек для тех, у кого нет такой надежной охраны, как у
нас) и взберемся на самый верх, - голые балки и стропила перекрещиваются у
нас над головой, а безмятежная ночь глядит сквозь щели в крыше. Откроем
дверь одной из этих тесных клеток, набитых спящими неграми. Ого! Да у них
тут разведен огонь и в воздухе пахнет паленым - то ли горящей одеждой, то ли
обожженным телом, так близко они пристроились к жаровне; комната полна
ушливых испарений, от которых режет глаза. Обводим взглядом это мрачное
убежище, и видим, как из всех углов выползают полусонные существа, словно
близится Страшный суд и каждая мерзкая могила извергает своего мертвеца.
Сюда, где даже собаки погнушались бы лечь, крадучись пробираются на ночлег
женщины, мужчины и дети, заставляя потревоженных крыс отправляться на поиски
лучшего обиталища.
Николаев Андрей
Прозоров Александр
Березин Федор
Семенова Мария
Посняков Андрей
Орлов Алекс