на юге. Он нес с собой пронизывающий леденящий холод с полярных льдов и
Скалистых гор, но я радостно приветствовал его, вспомнив, что он будет дуть
как раз в лоб почтовому пароходу, рассекающему воды Мексиканского залива и
несущему на борту Джорэма Хэклера и его добычу. Есть еще шанс обогнать его!
теплый пончо * и одеяла. Лошадь моя легла на землю и дрожала от холода. Мне
пришлось прикрыть ее одеялом; это была породистая лошадь, очень резвая, но
не такая выносливая и подходящая для прерий, как мустанги, выросшие на этих
равнинах. Ветер не ослабел и тогда, когда взошло солнце, багровое и
зловещее. Меня охватила новая тревога. Я уже слыхал о путниках, на долгие
дни задержанных в прериях яростным буйным ветром. А время было мне так
дорого! Медленно тянулось это холодное утро, сердце мое сжималось, и я начал
приходить в отчаяние. Я оцепенел и застыл; капли росы от внезапного холода
превратились в льдинки, и теперь каждая травинка, казалось, была украшена
алмазами, которые сверкали и переливались под косыми лучами солнца. К девяти
часам ветер стал стихать, ослабевал он медленно и постепенно, и в половине
одиннадцатого я решил, что могу продолжать путь. Завтрак мой был далеко не
роскошный. Седлая коня и скатывая одеяла, я наспех проглотил кусок мяса и
горсть поджаренной кукурузы. Затем я выдернул железный колышек, свернул
коновязь на манер лассо, подвязал к луке седла и сел на коня. Я был более
приспособлен к жизни в прериях, чем можно было ожидать. Несколько лет назад,
еще до моей службы у Сполдинга и Хаусермана, я провел несколько недель в
форте на границе с дикими территориями, пользуясь гостеприимством офицеров
кавалерийского полка Соединенных Штатов. Я сопровождал моих хозяев в охотах
и разведывательных вылазках против враждебных индейцев, мне нравилось
привязывать коня, разводить костры и тому подобное, и я даже не представлял
себе тогда, что настанет время, когда все мое земное счастье будет зависеть
от моего совершенства в подобных искусствах. Как только в бледно-голубом
небе поднялось солнце, природа приняла более веселый облик; льдинки и иней
растаяли, воздух, - едва прошел жестокий холод, - стал бодрящим и приятным.
Я двинулся дальше, следуя тропой, проложенной фургонами, то взбираясь на
покатые склоны, то снова опускаясь. С некоторым испугом я заметил, что конь
мой гарцует уже не так резво, как накануне, когда он покидал Карсон. Сначала
он послушно подчинялся моему голосу и коленям и бодро ускорял шаг, но вскоре
начал сдавать, плохо слушался удил и его то и дело приходилось пришпоривать.
Очевидно, я слишком утомил его накануне. Он двигался вяло и понуро, и это
уже говорило о многом. Что же делать? У меня была куча денег, но деньги не
могут служить талисманом в пустыне. Между тем местом, где я находился, и
Солт-Лейк-Сити нет ни одной фермы. Единственная возможность сменить коня -
это встретить по дороге кого-нибудь, кто продаст мне верховую лошадь, но это
было мало вероятно. Предаваясь невеселым размышлениям, я вдруг услышал
позади глухой топот копыт. Я быстро обернулся и увидел всадника, который
лихо скакал по холмистой прерии; из-под его распахнутой форменной куртки
виднелась красная фланелевая рубаха, а мексиканское сомбреро украшал тусклый
золотой шнур. К луке его седла был приторочен многозарядный карабин, а через
плечо висела кожаная почтовая сумка. Это был мой вчерашний знакомец - Сим
Грайндрод.
вчера своими рассказами про индейцев. А ведь все это святая правда.
Устраивали привал, а? Да только лошадь ваша, вижу, начала сдавать. Похоже,
что вы заставили ее здорово пробежаться.
при виде другой, старалась изо всех сил, и так мы ехали довольно долго: мой
конь рысцой, мустанг Сима галопом, потому что у испано-американских лошадей
только один ход, если они не идут шагом. Сим был куда добродушнее и
почтительнее, чем накануне. Без всяких обиняков он заявил мне, что уважает
парней, которые ведут себя как настоящие мужчины, но вот кого он ненавидит
больше гадюк, так это бродвейских франтов, которые строят из себя искателей
приключении. Мое умение держаться в седле завоевало уважение Сима, и он
проникся ко мне подлинной симпатией, когда увидел, что я намерен во что бы
то ни стало пересечь пустыню.
выдохлась она. Так вот, слушайте. Лучше всего, если вы купите первого
попавшегося мустанга. Встретятся охотники, что едут на юг, может и продадут.
Как выберетесь на равнину, поезжайте все время по дороге, а если вам
помешает пожар, держите по компасу на северо-восток. Револьвер пусть будет
наготове; увидите индейцев - не горячитесь. Зря не палите. В прериях каждый
кусок свинца стоит жизни. Ну, прощайте, желаю удачи!
частоколом блокгаузу, где обитали его товарищи и где держали сменных
лошадей. Я грустно посмотрел на блокгауз и надежно огороженный корраль и
повернул усталого коня, чтобы продолжать утомительное путешествие. Я знал,
что после полудня встречу такую же станцию и там постараюсь получить
прибежище и подкрепиться, если лошадь совсем откажется идти. Не успел я
проехать милю, как увидел моего друга Сима, скачущего по равнине на свежем
коне. Он помахал мне рукой и издал приветственный возглас, а я с завистью
смотрел, как он стрелой несется в гору и исчезает вдали. К счастью, почти
сразу после этого я наткнулся на группу белых, - первых путников, которых я
встретил. Они оказались тремя трапперами *, возвращающимися из Орегона с
внушительными тюками пушнины на двух мулах. Все они были на отличных
"индейских пони", а один из них вел на аркане сильного и статного мустанга с
горящими глазами, широкими ноздрями и тонкими мускулистыми ногами. Еще
месяца два назад он скакал в диком табуне, но был уже достаточно объезжен и
годился для путешествия по прериям. Я сторговался с траппером, и мой
усталый, но более дорогой скакун пошел в обмен на полудикого мустанга; кроме
того, траппер получил еще четыре золотых монеты по десять долларов каждая.
Сделка была произведена к обоюдному удовлетворению, и когда рослый
кентуккиец помог мне переседлать и взнуздать чалого, я заметил, что он
доволен выгодной сделкой.
его мозолистую загорелую руку, - держите ухо востро, а то как бы эти
краснокожие дьяволы не зацапали вас. Они где-то рядом бродят. Я сам видел
след мокасина около ручья, куда они просто так не заглядывают. Помните,
мистер, - индейцам из племени Юта нельзя доверять, а Шошоны * и того хуже. А
уж Арапахи *, - храни вас небо, если поймают! Поблизости рыщут индейцы. Я их
чую.
седло. - Шестизарядный револьвер, конечно, штука неплохая, но против
индейцев лучше нет пятифутового штуцера - без промаха бьет.
мне благополучного путешествия, хотя они и явно сомневались в том, что этот
"желторотый" благополучно провезет через пустыню свое добро и скальп.
Мустанг был свежий и следовал вперед неутомимым, хотя и не очень скорым
галопом, на котором животные этой породы держатся довольно продолжительное
время. Я уже далеко продвинулся вперед: земля стала засушливее, трава
короче, а заболоченные низины и ручьи попадались все реже и реже. Особых
происшествий пока не было, если не считать того, что мой новый конь
провалился ногой в нору, когда мы проезжали мимо "стойбища" койотов, и оба
мы свалились, но остались целы и невредимы. Хорошо, что мне удалось схватить
повод, а то я потерял бы коня. Однажды мне показалось, будто что-то мелькает
на горизонте, но были это индейцы, бизоны или дикие лошади, я так и не смог
различить. Проехав несколько миль, я добрался до места, где дорога
неожиданно спускалась в илистую низину, пересеченную довольно широким ручьем
и обрамленную высокими тополями. Тут я заметил свежие следы копыт только что
проехавшей лошади, так как примятая трава даже еще не везде успела
распрямиться. "Бах-бах!"- прогремел в зарослях ружейный выстрел, раскаты
которого слились с ужасающим воинственным кличем дикарей. Выхватив
револьвер, я устремился в заросли и увидел бедного Сима Грайндрода - весь
окровавленный, он с трудом держался в седле, а вокруг скакали шесть или семь
верховых индейцев в их жутком военном наряде. Сим был пронзен тремя
стрелами: он уже изнемогал от потери крови и все же стойко отбивался - один
из индейцев в предсмертных судорогах корчился у его ног. Мое появление
решило исход стычки - два выстрела из револьвера, причем вторым был уложен
мускулистый дикарь, вымазанный желтой охрой, который уже наскакивал на Сима
с занесенным томагавком, привели индейцев в замешательство. Очевидно, они
подумали, что я в авангарде большого отряда белых. Во всяком случае, они
кинулись врассыпную.
скальп, хотя уже поздно спасти мою... - Голос его оборвался, и он упал мне
на руки.
дорожным мешком, висела металлическая фляга с виски; я быстро открутил
пробку и почти силой влил несколько капель в рот раненому. Затем я разорвал
на полоски мой шейный платок и с помощью их и носового платка попытался
перевязать раны, после тщетной попытки извлечь зазубренные наконечники
стрел. Две стрелы впились в мякоть. Эти раны были скорее болезненны, чем
опасны, хотя и сильно кровоточили. Третья стрела вонзилась в бок, и эта рана
казалась очень серьезной, несмотря на то, что крови из нее текло куда
меньше. Через несколько минут Сим пришел в себя и открыл глаза. Я был тронут
выражением благодарности в его взгляде. Очевидно, бедняге в его беспокойной
жизни редко приходилось сталкиваться с подлинным участием.
это вас подкрепит, и если я смогу помочь вам добраться хотя бы до
блокгауза...
проглотив еще немного виски. - Мой конец уже настал. Тот, кто побывал во
многих перепалках на границе с той поры, как впервые спустил курок, и без
докторов может сказать, когда ему каюк.
Корнев Павел
Ильин Андрей
Конан-Дойль Артур
Березин Федор
Круз Андрей
Плотников Александр