В конце концов, французы не хотели новой разрушительной войны с Германией.
Война 1914 года уже превратила их страну в руины, с них было довольно.
Безусловно, они плохо вели себя в Руре, но новой большой войны не хотели.
Британцы втянули их в эту войну, и, естественно, Франция стала полем
сражения. Они не слишком рвались в бой, потому что в конце концов после 1918
года они получили обратно Лотарингию, и что им было до Гитлера? Мы могли
убедиться в этом после ввода войск в Рейнскую область (в нарушение запрета
Лиги Наций) в 1936-м. Французы никак не отреагировали на нее, впрочем, мы не
очень-то и боялись. И могу сказать, что они тоже не слишком боялись нас.
Мюнхенское соглашение только усилило это отношение с обеих сторон. Во всяком
случае, как я уже сказал, у наших оккупационных сил не было особых тревог
из-за французов. Гитлер придерживался намерения обращаться с французами
вежливо, и это отразилось на всей нашей оккупационной политике. Но затем все
изменилось. После того как в июне 1941 года разразилась война с Советским
Союзом, французские коммунисты по приказу из Москвы начали наносить удары по
нашим войскам и иным объектам. Для любого, кто изучал методы работы
коммунистов, как это делал я, причины этого очевидны. Коммунисты пытаются
бить по своим врагам подпольными методами, которые, как им прекрасно
известно, вызывают ответные репрессии и жестокости. Этим они преследуют две
цели: первая - вывести врага из равновесия и вторая - заставить его
действовать против совершенно невинных граждан и таким образом увеличивать
число своих союзников, создать атмосферу, в которой удобнее действовать.
Хитрость в том, чтобы не попасться в эту ловушку, но в военной администрации
во Франции были люди неискушенные, рядом не оказалось людей из полиции или
службы контрразведки, чтобы дать совет. А поскольку лучшие из них,самые
эффективные, были из СС, военные не хотели работать с ними... по крайней
мере, сначала. Как я уже сказал, после того как началась кампания в России,
Сталин почти мгновенно отдал приказ развязать то, что ему угодно было
называть партизанской войной, то, что мы называли бандитскими акциями. С
обеих сторон эти названия - чистейшая пропаганда. Но подпольщики оказывали
сопротивление по всей Европе и на Балканах. Они действовали жестоко, как и
мы в ответ, однако в России мы были не только в состоянии удерживать все то,
что захватили, но и в конце концов сумели нейтрализовать большинство
враждебных акций. На Балканах было иначе - и из-за свойств характера
тамошнего населения, и из-за топографии местности.
которой в большинстве своем не хотели никаких неприятностей с немцами. Так
называемыми отрядами сопротивления руководили исключительно коммунисты, и
они либо контролировались напрямую из Москвы, либо были связаны с де Голлем
и контролировались из Англии. Средний француз не имел к этому никакого
отношения. Нападения на немцев стали случаться в Париже все чаще и чаще, так
что вскоре от военных стали поступать настойчивые жалобы в адрес полицейских
сил... немецких полицейских сил, и французских тоже. В конце концов дело
дошло до того, что в январе 1942 года мне пришлось самому отправляться в
Париж и заняться расследованием и координацией наших действий. Гестапо
официально было чисто германской организацией, а служба безопасности имела
более широкие межнациональные полномочия. У СД были отделения в Париже и
других городах, а гестапо прикрепило к тем или иным ведомствам своих людей.
Моим человеком в Париже был Даннекер, который выполнял функции атташе. Он
был приписан к Эйхману, руководившему службой, бывшей когда-то моей...
службой эмиграции евреев. Я уже кое-что говорил об этом раньше, но хочу
вкратце остановиться на этом еще раз. Гитлер очень не любил евреев и хотел,
чтобы в Германии их не было. После начала войны в 1939 году он распространил
этот запрет на все оккупированные нами территории. Как я уже рассказывал,
когда я руководил этим иммиграционным отделом, я совершенно четко увидел,
что ни одна страна не хочет иметь дело с евреями. Ваш народ палец о палец не
ударил, чтобы помочь им, а французы терпеть не могли евреев. Нашей целью
было выслать их куда-нибудь, но особого успеха мы не добились. После начала
войны стало уже невозможно отправлять евреев куда бы то ни было, так что они
застряли там, где были. Во Франции было небольшое количество польских
евреев-беженцев, но поначалу с ними не было проблем. Конечно, здесь нам
приходилось принимать в расчет французов. Они и своих-то собственных евреев
не хотели оставлять во Франции, не говоря уже о польских, и в нас -они
увидели средство, с помощью которого можно было бы от них избавиться.
Аушвице, и возникла острая нужда в рабочих на нефтяных заводах и
предприятиях по изготовлению резины, не считая всех этих мелких фабрик,
которые перемещали туда. Поверьте мне, там была большая необходимость в
рабочих руках, которая стала быстро возрастать. Гитлер хотел избавиться от
евреев, а СС нужна была рабочая сила, так что эти две идеи были быстро
объединены... Такое решение стало самым очевидным... и нежелательные евреи
были отправлены на восток работать.
бельгийцев и прочих. О да, они были вполне свободны и могли уйти, когда
истекал срок действия их контракта, и им платили за работу. Но бесплатные
рабочие-евреи были гораздо привлекательнее, чем дорого оплачиваемые
иностранцы, а значит, чем больше евреев, тем лучше.
решать проблемы и координировать работу. Я сумел выяснить, что командующий
войсками во Франции, Генрих фон Штюльпнагель, - "мягкий франкофил" и
совершенно неэффективен. Он обвинял евреев и коммунистов в нападениях на его
людей, и кое-какие обвинения нашли подтверждение и у французской полиции, и
у СД. Но он мало что делал для прекращения этого, и делал плохо. Мой
комментарий в конце совещания сводился к тому, что если этих террористов
нельзя удерживать под контролем, их надо изолировать, депортировать или
расстреливать, смотря какое решение покажется наилучшим. По возвращении в
Берлин я отчитался перед Гейдрихом и предложил заменить командующего.
Гейдрих согласился. Гиммлер назначил начальником СС и полиции в Париже
Оберга, а место Генриха фон Штюльпнагеля занял его кузен, Отто, который
служил вместе с Обергом во время войны 1914 года, так что все считали, что
они будут хорошо сотрудничать. Пока все шло хорошо. Примерно в это время
Гейдрих и Эйхманн обсуждали план начала депортации французских евреев на
восток. Он был предложен для изучения французской полиции в Париже, потому
что это была стандартная практика - вовлекать в данный процесс местную
полицию и администрацию. Опять же - чем дальше, тем лучше. Затем, после
обсуждения программы организованной депортации, в июле была создана
французская антиеврейская полиция. А как раз перед этим, в июне, Гейдрих
погиб в Праге в результате нападения британцев, из-за чего его пост главы
РСХА оказался вакантным. Из-за неясности, кто займет этот пост, в Берлине
возникла суета и страшная бюрократическая неразбериха. Хотя Гейдрих и
занимал в Праге пост губернатора (протектората Богемии и Моравии), он
оставался и начальником РСХА, и когда он погиб, его служба походила на
потревоженный муравейник. Вот вам еще одна вводная. Примерно в середине июля
я получил срочный вызов от Гиммлера с приказом немедленно явиться к нему...
мол, возникли кое-какие проблемы, которые близко касаются меня самого.
Оказалось, что 16 июля французы, позвольте мне подчеркнуть - французы, по
собственной инициативе провели в Париже облаву на евреев, проявив публично
страшное варварство. Около 15 000 евреев были бесцеремонно схвачены
французской полицией и втиснуты в парижский велодром без пищи, воды и
санитарных удобств. В дополнение ко всем этим неприятным обстоятельствам там
оказались и совсем маленькие дети, и хуже всего было то, что французская
полиция явно получала садистское удовольствие, избивая младенцев и стариков
без разбора. Затем нашу полицию известили о том, что произошло и что теперь
мы можем забирать евреев. Никакого официального разрешения на эти действия
не дали, транспорт не был организован, и все это дело в целом выглядело
чудовищно. Однако по-настоящему меня взбесило то, что эта свинья француз,
руководивший антиеврейской-полицией в Париже, по имени Даркье де Пеллепуа,
заявил, что он только выполнял мои приказы. Гиммлер был недоволен, потому
что не только католическая церковь, но и Международный Красный Крест были
уведомлены о случившемся, а Гиммлер ненавидел огласку. Я заверил его, что не
имею к этому делу ни малейшего отношения, и пообещал разобраться с
происшедшим раз и навсегда. Я приказал Эйхману немедленно явиться ко мне и
устроил ему разнос. Тот стал валить всю вину на погибшего Гейдриха,
утверждал, что это Гейдрих велел ему посодействовать французам с депортацией
евреев на восток. Он клялся, что ничего не знал об акции, проведенной
французами, но напомнил мне о нашем решении привлекать местную
администрацию. Это была правда, но лично я никогда не отдавал таких приказов
и не допустил бы подобного. А вся история была просто отвратительной со
всеми этими вопящими младенцами, которых избивал французский конвой, и
стариками, которые кончали жизнь самоубийством, не имея неделями ни воды, ни
пищи. Я потребовал объяснить, каким образом мое имя оказалось связано с
этими позорными действиями. Он сказал, что не знает, и тогда я позвонил
Даннекеру в Париж и тоже прижал его к стенке. Ух, как же он юлил и
извивался! Я говорил тогда в январе, что евреев нужно депортировать, и СД
поймало меня на слове. Я пригрозил, что немедленно отзову его в Берлин и ему
вправят мозги, если он сейчас же не разберется с этим. У меня есть
стенограммы совещаний, проходивших тогда, в январе, и там нет ни слова о
том, что французы издевались над заключенными евреями, и особенно о том, что
они хватали маленьких детей. Я дал ему один час, чтобы прояснить это дело, в
противном случае пообещал прислать за ним людей еще до захода солнца. Эйхман
сидел рядом, слушая весь разговор, и теперь он тоже был напуган. Я сказал
ему, что если он имеет ко всему этому хоть какое-то отношение, он
присоединится к Даннекеру. В действительности же Эйхман не был связан с
этим, за исключением того, что именно он организовал спрос на рабочих, но я
не позволил ему соскочить с крючка, пока дело не улажено. Даннекер тут же
прислал мне отчет и звонил мне, должно быть, раз двенадцать, в состоянии
крайней паники. В отличие от Эйхмана, он заранее отдавал себе отчет в том,
Посняков Андрей
Юрьев Сергей
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Ибсен Генрик