Аурору там, на мешках с золотом Малабара. Когда они сошли наконец с груды
специй, пряный запах успел пропитать отнюдь не только одежду любовников. Так
страстно впивались они друг в друга, до такой степени перемешались их пот,
кровь и сокровенные выделения тел, настолько сроднились он и она в этой
душной атмосфере, насыщенной запахом кардамона и тмина, не только друг с
другом, но и с тем, что витало в воздухе, и с самим содержимым мешков - иные
из них, надо сказать, они разорвали и плющили высыпавшиеся зерна перца и
кардамона меж стиснутых животов, бедер, ног, - что навсегда с той поры не
только их пот стал отдавать перцем и пряностями, но и прочие телесные
жидкости приобрели запах и даже вкус того, что они втерли тогда в свою кожу,
что растворилось в их любовных соках, что вдохнули они вместе с воздухом во
время этого немыслимого совокупления.
какие-то слова приходят. Но сама Аурора говорила на эту тему без всякого
стеснения:
подальше от кухни, потому что стоит ему учуять этот запах специй, когда их
мелют, - ну, милые, он землю тогда начинает рыть копытом. А что до меня - я
моюсь-размываюсь, душусь и притираюсь, лишь потому, мои друзья, свежа и всем
приятна я.
позволил ей сделать тебя вечной мишенью для насмешек? Почему мы - все
остальные - позволили ей это в отношении нас? Неужели ты все еще так сильно
ее любил? Было ли любовью то, что мы к ней чувствовали тогда, или же просто
давним ее превосходством над нами, которое мы, безропотно мирясь со своим
порабощением, безропотно принимали за любовь?
x x x
матери после первой их близости. Но она ответила, что уже становится
художницей и поэтому о самом важном в себе способна позаботиться сама.
части, которая нуждается в еде, отдыхе и удовольствии.
x x x
темнеющую лагуну. Красно-желтые паромы в последний раз за день неторопливо
перемещались между островами. Кончила работать землечерпалка, и без ее
бум-яка-яка-яка-бум над гаванью повисла тишина. Покачивались стоящие на
якоре яхты, и суденышки с парусами, сшитыми из лоскутов кожи, направлялись
домой, в деревню Вайпин; кое-где виднелись буксиры, гребные и моторные
лодки. Авраам Зогойби, оставив позади призрак матери, пляшущей на крыше в
еврейском квартале, шел в церковь св. Франциска на свидание с любимой. На
берегу были развешаны на ночь сети рыбаков-китайцев. Кочин, думалось ему,
город сетей, и я тоже попал в сеть, словно какая-нибудь рыба. В угасающем
свете призрачно парили двухтрубные пароходы, торговое судно "Марко Поло" и
британская канонерка. Все как обычно, удивлялся Авраам. Как это мир
ухитряется сохранять иллюзию постоянства, когда в действительности все стало
иным, все необратимо переменилось силою любви?
непривычное, иное. Если не лгать самим себе, то человек, одержимый любовью,
заставляет нас вздрагивать; он подобен лунатику, разговаривающему с незримым
собеседником в пустом дверном проеме, или смотрящей на море сумасшедшей
женщине с огромным мотком бечевки на коленях; мы бросаем на них взгляд и
проходим мимо. И сослуживец, о чьих необычных сексуальных склонностях мы
случайно узнаем, и ребенок, раз за разом повторяющий бессмысленное для нас
сочетание звуков, и увиденная в освещенном окне красивая женщина,
позволяющая собачке лизать свою обнаженную грудь; ох, и блестящий ученый,
который на вечеринке забивается в укромный угол, чешет там задницу и затем
тщательно обследует свои пальцы, и одноногий пловец, и... Авраам остановился
и покраснел. Куда увели его мысли! До нынешнего утра он был самым методичным
и аккуратным из людей, живущим лишь бухгалтерскими книгами и колонками цифр,
а теперь, Ави, только послушай сам, что ты мелешь, что за немыслимый вздор
ты несешь, а ну прибавь шагу, не то дама явится в церковь раньше тебя, и
помни, что отныне всю жизнь тебе придется лезть из кожи вон, только бы не
заставить ждать свою благоверную...
возраст.
x x x
рыжеволосый бледный коротышка, яростно скребущий ногтями кисти рук с тыльной
стороны? Кто сей кривозубый херувим, у которого по брючине стекает пот?
Священник, господа. А кого вы предполагали увидеть в этих стенах, если не
смирного пса в воротнике ошейником? Нашего зовут Оливер д'Эт, это молодой
кобелек прекрасной англиканской породы, не так давно с парохода и страдающий
в индийском климате фотофобией.
равно до него добирались, вынюхивали его, в какую конуру он ни заползал в
поисках тени. Огненные псы тропиков норовили застать его врасплох, они
налетали стаей и вылизывали его с ног до головы, как он ни молил о пощаде; и
мигом кожа сплошь покрывалась мелкими, словно в шампанском, аллергическими
пузырьками, и, как шелудивая шавка, он начинал скрестись, не в силах
сдержаться. Воистину он был затравлен неимоверным полыханием дней. Ночами
ему снились облака, все нежные оттенки серого в низеньком уютном небе
дальней родины; а помимо облаков - потому что, хоть солнце и заходило,
тропический жар продолжал терзать его чресла - помимо них еще девушки.
Точнее, одна высокая девушка, которая приходила в церковь св. Франциска в
красной бархатной юбке до пят и наброшенной на голову совершенно
неангликанской белой кружевной мантилье, девушка, из-за которой одинокий
молодой пастор исходил потом, уподобляясь прохудившемуся водяному баку,
из-за которой его лицо приобретало в высшей степени церковный пурпурный
оттенок.
x x x
Гамы. Стоило ей впервые горделиво пройти мимо д'Эта, подобно императрице или
великой трагической актрисе, как он был сражен. Он еще не видел ее лица, а
его собственное лицо уже изрядно налилось пурпуром. Потом она к нему
повернулась, и он словно утонул в солнечном сиянии. Мигом на него напал зуд,
и он залился потом; шея и кисти рук горели, несмотря на взмахи подвешенных к
потолку больших опахал, медленно реявших наподобие женских волос. Чем ближе
подходила Аурора, тем хуже ему становилось: жестокая аллергия желания.
И еще на блошиный стадион после того, как все блохи разбежались. А воды-то,
воды! Стоит ли завидовать бомбейцам с их фонтаном Флоры, когда в наших
владениях есть вы, ваше преподобие?
аллергии стали для него пустяком в сравнении с муками невыразимой,
невозможной любви. Он отдавал себя презрению Ауроры, упивался им, ибо это
было все, что он мог от нее получить. Но мало-помалу в нем совершалась
перемена. Донельзя скованный, водянистый, косноязычный, посмешище даже в
своей среде, настоящий английский школьник, над чьей бессловесностью
постоянно трунила Эмили Элфинстоун, вдова торговца кокосовым волокном,
которая по четвергам кормила его бифштексом и пудингом с почками,
рассчитывая (пока что тщетно) на нечто в ответ, - он превращался, внешне
оставаясь, каким был, в совершенно иное существо; его страсть, медленно
темнея, становилась ненавистью.
гробнице португальского путешественника, из-за своего страха смерти, да и
как вообще она смела являться лишь для того, чтобы сидеть у гробницы Васко
да Гамы и вести с нею нежный разговор, как она смела, когда живые ловили
каждое ее движение и каждое слово, предпочесть мертвящую близость с ямой в
земле, откуда Васко перекочевал, пролежав всего четырнадцать лет, обратно, в
давно покинутый им Лиссабон? Один только раз имел д'Эт неосторожность
приблизиться к Ауроре и спросить - не нужна ли вам моя помощь, дочь моя, - и
в ответ она обрушила на него весь высокомерный гнев бесконечно богатых:
Оливера д'Эта потрясло это богохульство: испрашивать отпущения грехов у
пустой могилы.
вскочила на ноги, выпрямилась во весь рост и ослепила его, восстающая из
красного бархата Венера, а затем обдала иссушающим жаром презрения.
церковью, которая оттого только у вас возникла, что один старый
король-пердила вздумал жениться на молоденькой.
хлопнула в ладоши.
больному месту. Индия лишала Оливера д'Эта всяческих сил; его сновидения
были то эротическими фантазиями о чаепитиях голышом со вдовой Элфинстоун на
лужайках, покрытых бурыми покалывающими циновками из кокосового волокна, то
мучительными кошмарами, когда он попадал в такое место, где его неизменно
лупили, как мула, как пыльный ковер; а также пинали ногами. Мужчины в
головных уборах, плоских сзади, так что они могли, если нужно, прижаться
спиной к стене и не позволить врагу заползти с тыла, в головных уборах,
сделанных из чего-то черного, твердого и блестящего, - эти мужчины
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Самойлова Елена
Курылев Олег
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия