Чтение 20–й страницы книги ~На языке пламени~

После завтрака Гримстер сказал Лили, что хочет провести новый опыт, -
надо бы дать ей время унять беспокойство, если оно еще осталось. И сейчас,
сидя подле девушки, Гримстер искал на ее лице хотя бы тень нервозности и
волнения. Ведь знала же она, в конце концов, чего он от нее добивается, и,
по мнению Гримстера, старалась этому содействовать. Отсюда и могло
возникнуть перевозбуждение. Но, насколько он видел, Лили была расслаблена и
спокойна, уже решив, со свойственной ей практичностью, что надо помочь
Гримстеру повторить успех.

- О чем вы сейчас хотите меня спросить, Джонни? - осведомилась она. - О
той пятнице?

- Может быть. Не знаю, - ответил он. - По-моему, нам нужно
привыкнуть... - Гримстер оборвал себя на полуслове, почувствовав, что едва
не произнес: "играть в эту салонную игру", но чутье подсказало: Лили
расценивает гипноз совсем не так, поэтому он закончил: - ... к нашим
экспериментам.

Она улыбнулась, кивнула и откинулась на спинку кресла, вытянув ноги в
нейлоновых чулках так, что солнечный свет из окна украсил их длинными
сверкающими полумесяцами. Потом улыбка девушки стала еще шире, потому что на
миг Гримстер замешкался.

- Джонни, вы что, волнуетесь? - спросила Лили и расхохоталась. -
Успокойтесь. Я готова. Говоря вашими же словами, полностью полагаюсь на вас.

- Спасибо, Лили.

Она была права. Гримстер нервничал, хотя знал, что его волнение может
все испортить.

- Возьмите себя в руки, Джонни. Во второй раз с Гарри было то же самое.
Он не верил, что сможет повторить опыт. Но сумел. Давайте попробуем.

Лили еще больше откинулась назад, напрягла и расслабила плечевые мышцы,
закрыла глаза, вздохнула, наслаждаясь удобной позой, открыла глаза и стала
ждать. Ее уверенность передалась и Гримстеру, он вдруг почувствовал себя
легко. Протянул к ней ладонь тыльной стороной, чтобы перстень было видно.
Лили бросила на него взгляд, но тут же отвела, потом снова посмотрела на
перстень - и уже не спускала с него глаз. Этот процесс Вольгиези называл
сигнальным раздражением - он означал, что между Лили и Гримстером
установилась связь. В конце концов, можно будет гипнотизировать Лили, просто
приказывая ей спать. "Дошел ли Диллинг до этой стадии, пытался ли дойти до
нее?" - подумал Гримстер. И не успела эта мысль промелькнуть в голове, как
он увидел, что, не дожидаясь его манипуляций с перстнем, Лили явственно
изменилась: изменилось выражение ее лица - лицевые мускулы расслабились,
глаза полузакрылись; она ушла в транс. Лили заранее была готова снова
воспринимать внушение Джона, сознательно привела себя в нужное ему
состояние.

Гримстер начал:

- Лили, вы засыпаете, глубоко засыпаете, но все равно можете слышать
меня и отвечать мне. Вы ведь не боитесь этого?

- Нет, Джонни, не боюсь. - Она отвечала медленно, бесцветным - не своим
- голосом. - Хорошо. Тогда для начала поговорим немного о пустяках. Вы
помните, как познакомились с Гарри? - Он хотел вести разговор плавно, не
задавать каверзные вопросы, пока не представится подходящий случай. Лучше
двигаться медленно, но верно. Поспешишь - людей насмешишь.

- Конечно, помню. Когда он пришел в магазин.

- Что на нем было надето, Лили?

- Голубой свитер и рубашка с открытым воротом. Белая. Серые брюки и
бело-голубые матерчатые туфли. - И ни удивления от вопроса, ни теплоты от
воспоминания.

- Каково было ваше первое впечатление о нем?

- Он говорил и подмигивал.

- Пожалуйста, объясните, Лили.

- У него был красивый голос, глубокий. И Гарри здорово подмигнул, когда
я отсчитывала ему сдачу. Притронулся к моим пальцам и подмигнул. Мы потом с
девушками долго над этим смеялись.

- Как вы считаете, Лили, на что у вас хорошая память?

- Не знаю, - вздохнула она. - На людей, иногда на разговоры. На места.
Те, где я бывала.

- Вы хотите сказать, что, побывав где-нибудь однажды, вы запомните
место на всю жизнь? - спросил Гримстер.

- Чаще всего, да.

- А то, что делали в какой-нибудь день, если этот день был необычный,
ваш последний день рождения, скажем, вы тоже вспомните?

- Думаю, да.

- Так где же вы были и как провели свой последний день рождения, Лили?

- Я была во Флоренции, жила в отеле "Эксельсиор", и миссис Харроуэй
пригласила меня в Пизу посмотреть падающую башню. После мы пообедали в
ресторане с видом на море, ели каких-то улиток в винном соусе и не очень
вкусную рыбу. Страшно костлявую.

- Миссис Харроуэй подарила вам что-нибудь?

- Да.

- Что?

- Комбинацию из зеленого шелка с черными лентами на плечах, груди и
подоле.

Плавно, помня, что Вольгиези советовал без заминок, избегая острых
углов, переходить от одной мысли к другой, Гримстер подвел Лили к той
единственной области ее памяти, которая его интересовала:

- Вы помните день, когда умер Гарри, правда, Лили?

- Да, Джонни.

- Вы не против, если я задам несколько вопросов, касающихся того
периода вашей жизни?

- Нет.

- В тот день вы улетели в Италию, верно?

- Да.

- Насколько мне известно, вы долго готовились к поездке, паковали
чемоданы и прочее.

- Порядочно.

- И занимались этим за день до отъезда?

- По большей части, да.

- И точно помните, когда? Утром, днем или вечером?

Ни секунды не колеблясь, Лили ответила:

- Я упаковывалась весь день. Немного утром, немного вечером.

- А почему не сложили все сразу?

- Потому что были другие дела: я еще гладила и шила.

Сдерживая возбуждение, стараясь сохранить бесстрастный голос, Гримстер
спросил:

- Вы хорошо помните тот день, Лили?

- Да, Джонни.

- Ладно. Тогда опишите его. Не все до мелочей, конечно, а основное.
Начните с утра.

- Попробую. Значит, так. Встали мы поздно, позавтракали, потом Гарри
читал газеты, а я прибиралась. Посуду, знаете ли, мыла, постель
заправляла...

Гримстер сидел почти так же, как тогда, когда впервые, не прибегая к
гипнозу, спрашивал, что Лили делала в тот день. И рассказывала она сегодня
почти то же самое: о ленче с бутылкой вина, о том, как после него они пошли
заниматься любовью и как потом Гарри прилег отдохнуть... Все совпадало до
мелочей, до супа и жареной камбалы на обеде, до чтения и телевизора. Между
тем Гримстер знал: ничего этого не было, но Лили, которую он время от
времени направлял вопросами, продолжала рассказ неспешно, жутковатым
монотонным голосом.

Когда она остановилась, Гримстер произнес:

- Понятно. Ну, хватит пока говорить о той пятнице. Скажите, Гарри вас
часто гипнотизировал? Вернее, регулярно?

- Нет, не регулярно. Когда только научился - часто. А в последнее время
лишь изредка.

- Изредка, но зачем? Для собственного удовольствия?

Что-то в слове "удовольствие" задело Лили, она немного пошевелилась, и
Гримстер заметил, как по ее векам пробежала слабая дрожь.

- По-моему, он делал это просто чтобы не разучиться. Или если хотел
заставить меня что-нибудь запомнить... стихи, например. И потом еще, когда у
меня голова болела.

- Вы имеете в виду мигрень?

- Да, чаще всего. Тогда он гипнотизировал меня и говорил, что через
пять минут я очнусь уже без мигрени.

- И помогало?

- Всегда.

- Наверное, приятно так быстро излечиваться от головной боли?

- Да. Он меня и от месячных болей лечил. А они у меня сильные.

- Как вы думаете, если бы Гарри внушил вам что-нибудь на первый взгляд
разумное, оно закрепилось бы?

- Думаю, да.

- Теперь слушайте внимательно, Лили. Та пятница, о которой мы
беседуем... - Вы понимаете, какой день я имею в виду?

- Да, Джонни.

- Скажем так: вы с Гарри делали совсем не то, что вы рассказываете, и,
предположим, он хотел заставить вас забыть, как вы по-настоящему провели тот
день, забыть настолько, чтобы можно было заменить его в вашем сознании
другим, выдуманным, - мог ли Гарри приказать вам вычеркнуть из памяти
настоящий день и помнить только придуманный?

- По-моему, мог. - Она ответила так же бесстрастно-равнодушно.

- Хорошо, Лили. А сейчас я вам вот что скажу. Мне известно, что Гарри
так и сделал. Он заменил реальный день вымышленным. Вы мне верите?

- Раз вы говорите, значит, так оно и есть, Джонни.

В ответе Лили не чувствовалось волнения. Она просто полулежала в кресле