между костром и автобусом, беспрерывно делает мне рукой знаки... я ухожу
тихо, чтобы не привлечь внимания трех приятелей... идти очень трудно из-за
гальки, устилающей берег реки... а может быть, я опьянел сильнее, чем мне
вначале казалось?..
во тьму, и говорит с беспокойством:
что-то затевается.
и он разревелся...
пустая трата времени. Ведь тридцать тысяч в неделю - может, это и шальные
деньги, но ими только-только расходы покроешь. Прошу вас, уезжайте отсюда
побыстрее.
заваруха...
семь-восемь, - медленно проходившая мимо костра и делавшая вид, что идет от
одного автобуса к другому, вдруг резко изменила направление и кольцом
окружила костер. Потом - кто начал первым, не знаю - люди неожиданно
сплелись в черный клубок, женщины с воплем бросились было в нашу сторону. Но
их тут же схватили. Подоспело подкрепление. Женщин взвалили на плечи, как
мешки с картошкой, и утащили от автобусов во тьму. Хриплая ругань женщин,
крики о помощи. Но и это продолжается всего лишь мгновение, покрывая ругань
и крики, у автобуса, около самой дамбы, взрывается рев. Звон разбитого
стекла. Камень, пролетев сквозь автобус, падает к моим ногам. Около костра
обстановка тоже меняется: теперь уже трое парней переходят в контратаку. Они
схватили одного из рабочих, ударили его чем-то по голове, и тот с воем
рухнул на землю. Упавшего бьют ногами, может быть, у него даже сломана рука,
и он, скорчившись, катается по земле. Несколько рабочих переворачивают
ногами горящую бочку и, размахивая пылающими головешками, нападают на троих
парней. Однако молодые ребята более ловкие и быстрые. И поэтому, хотя в
руках у рабочих мощное оружие, они вынуждены отступать. Тогда рабочие решают
использовать головешки для нападения на автобусы: они бросают их в разбитые
окна. А трех парней атакуют камнями. В ответ те тоже бросают камни, но тут
уж побеждает число. Молодые парни отступают, и тогда в объекты нападения
превращаются автобусы. Выброшенные из автобусов плиты... газовые баллоны, из
которых вырывается пламя... разбитая посуда... но разрушительная сила
нападавших не проявилась еще в полную мощь - видимо, потому, что они
разрывались между соблазном ринуться вслед за женщинами, которых утащили в
сторону от реки, и возможностью напиться дармовой водки - теперь ее вдоволь.
было пересек полукруг, образуемый автобусами, когда его догнали несколько
рабочих и повалили на землю. Однако я даже не подумал двинуться с места.
Задумчиво глядя на катающийся черный клубок, я нисколько не сожалел, что не
протягиваю руку помощи, да и не считал, что должен что-то сделать.
избежавший разгрома - видимо, потому, что водки было слишком много и все
были поглощены выпивкой, - неожиданно взревел мотором и как был с открытой
задней дверью, теряя по дороге товары и забравшихся в него рабочих, помчался
вперед, расшвыривая мелкую гальку.
бросились за ним вдогонку, а некоторые даже пытаются забраться в него через
окна. Но микроавтобус, мотор которого, думаю, был меньше тысячи кубических
сантиметров, со скрежетом, будто пилят металл, из последних сил преодолевает
подъем на дамбу и отрывается от преследователей.
рабочие гнались за уносящимся автобусом, оставшиеся автобусы разом завели
моторы и, газуя изо всех сил, понеслись по берегу.
нападавшими, ползет на четвереньках к зарослям сухой травы у основания
дамбы, один хотел было побежать к своей машине, счастливо избежавшей
нападения... но вдруг спохватился: я забыл нечто весьма важное... его
дневник... нужно напомнить о дневнике, который он обещал принести
послезавтра к сестре. Подумал, что будет нелишне, если он подтвердит это
обещание... но брата нигде не было видно - здорово, наверно, спрятался... а
помедли я еще хоть секунду - и снова полетят камни... пригнувшись, делаю
отчаянный рывок... в спину попадает камень, но боли не чувствую. Хуже, что
задыхаюсь, горло перехватывает. Наверно, сказалась выпивка. Но все равно я
удивительно спокоен, нахожу ключ, на это уходит не так уж много времени, и
буквально одним движением завожу мотор. Большая часть рабочих столпилась у
дороги, идущей вдоль склона насыпи, - у единственной дороги для автомашин,
связывающей насыпь с берегом. Не успевшие удрать два последних автобуса, с
зажженными фарами, неистово сигналя, пытаются прорваться через толпу. Один
из них каким-то образом проскакивает. А второй, видимо впопыхах сорвав
сцепление, посреди подъема неожиданно теряет скорость, и подлетевшие рабочие
переворачивают его и легко сбрасывают под откос, где он и остается лежать
вверх колесами. Фары ярко освещают склон насыпи, метров двадцать в ширину.
Из сухой травы вертикально торчит белая палка - в ней таится какой-то
зловещий смысл, но назначение ее не ясно. На фоне насыпи бурлит черная
толпа, некоторые взобрались на перевернутый автобус, который уже вхолостую
крутит колесами. Подстрекатель, конечно, среди них. Если бы только удалось
рассмотреть его, хотя бы в самых общих чертах, представился бы прекрасный
случай обнаружить врага этого самого брата - должен же он существовать... но
вот еще более громкий вопль... звон разлетающегося стекла... глушу мотор,
гашу фары. Вокруг того места, где раньше стояла бочка, красные огоньки
беспорядочно разбросанных головешек... кто лежит на земле неподвижно -
пьяный или раненый, кто ползет, кто, как лунатик, шатаясь, плетется к
реке... но какое счастье, что перевернутый автобус не загородил дорогу.
Правда, моя машина вполовину меньше автобуса. Малейшая ошибка, и ее судьба
будет точно такой же.
бочки ко мне подбегают трое молодых парней и просят помощи, но тут их
настигают нападающие и грубо валят на землю. А может, их было уже не трое, а
всего двое.
медленнее, и машина, точно проходя испытание на прочность, вся дрожит и
воет, готовая вот-вот развалиться. Если она сорвется в кювет и здоровенный
камень пропорет ей брюхо - тогда конец. Но, не доезжая до редких зарослей
ивы, я сталкиваюсь, как и предполагал, со второй копошащейся толпой. Это те,
кто утащил женщин. Я еще больше сбавляю скорость и, когда преследователи,
уверенные, что настигают меня, подбегают почти вплотную, круто поворачиваю
и, направив машину к подъему на насыпь, нажимаю на газ. Меня подхлестывает
грохот, будто молотом изо всех сил бьют по мотору, стараясь разбить его на
мелкие кусочки...
захваченные зрелищем обряда, в котором участвовали женщины, стараясь ничего
не пропустить. Поскольку фары потушены, я так и не разглядел толком, что за
обряд совершался. На ум приходит лишь скользкая туша, освежеванная,
разделанная и подвешенная на крюк в холодильнике мясной лавки. Фонари
погашены, но зато полыхают огромные факелы, кругом царит дух истерического
торжества. Потому-то на мою машину и не обратили никакого внимания.
Взобравшись на дамбу, включаю наконец фары. И вдруг все тело становится
точно каменным, плечи и колени онемели, в глазах темно - видно еще хуже, чем
когда фары были потушены. Переключаю скорость, до упора нажимаю на газ, но
машина еле движется, точно ручная тележка. Невыносимый страх леденит
затылок. Постой, горелой резиной же пахнет. Ручной тормоз отпущен не до
конца. Включив печку, опускаю стекло и только тогда ощущаю в переносице
тяжесть опьянения.
x x x
мужской плащ, перекинутый через руку, сложенную старую газету и придерживая
все это сверху другой рукой, она плечом отодвигает портьеру, отделяющую
комнату от кухни, и входит легкой девичьей походкой, почти на цыпочках.
легкие отметинки веснушек - лицо вновь обрело свою обычную свежесть, волосы
приглажены щеткой. Что это? - сознательное стремление выглядеть женственней
или, наоборот, манера поведения - скорее проявление настороженности, желание
скрыть истинное лицо... все равно эффективность ее ухищрений сомнительна...
благодаря косметике эта женщина становится словно прозрачной - слишком
отчетливо раскрывается ее сущность. Застланный туманом город давней мечты...
задохнувшийся в молочном тумане далекий город, переполнявший меня страстным
желанием еще до того, как я стал таким, как сейчас, город, который я помню
спустя много-много дней... но именно благодаря рамке он выглядит пейзажем,
и, может быть, потому, что я считаю его пейзажем, он и кажется прозрачным?..
а если убрать рамку - один туман... и сколько ни трогай рукой, по
непрозрачности он ничуть не уступает железобетонной стене... не обольщайся,
пока нет никаких доказательств, что эта женщина не сообщница... неожиданно в
ушах звенит слабый женский крик, тот, что я слышал на берегу, и из тумана
выплывает маленькая, как кусочек луны, разделанная туша, с которой капает
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Андреев Николай