спросить у меня разрешение.
начинаю кипятиться. - Вы хотите всем здесь командовать. Вы лишь тогда
довольны, когда окружающие ползают на коленях перед вами. Вообще вы
держите себя здесь так, точно эта больница - ваша собственность. А она не
ваша. У меня здесь тоже кое-какие права. Я сейчас веду важную научную
работу. Для этого мне и понадобилась лаборатория.
обязанности. А вот лабораторию извольте освободить: я хочу, чтобы в ней
снова было чисто и прибрано.
занята. В ней читают лекции для сестер. Разве вы не заметили там парт?
Курс лекций начинается в субботу.
чувствуя, что почва уходит у меня из-под ног.
сыро и скверно. А я, не говоря уже о сестрах, не хочу, чтобы вам было
неудобно, доктор. Ведь лекции-то, - и она с ядовитой усмешкой метнула в
меня свою последнюю стрелу, - читать должны вы.
оставалось лишь молча сверлить ее ненавидящим взглядом. А в ее глазах,
когда она направилась к двери, светилась ироническая усмешка: уж очень она
была довольна, что поквиталась со мной и поставила меня на место.
которая свалилась на меня. Закаленная жизнью, изобилующей ссорами и
скандалами, привыкшая к бесконечным препирательствам со слугами,
поставщиками, сиделками и сестрами милосердия, мисс Траджен победоносно
шла своим путем, не оглядываясь на покоренных ею врачей, и была из тех, с
кем не так-то легко справиться. Поэтому как бы я ни злился, но сейчас я
вынужден был стратегически отступить.
молчания, что освобожу лабораторию.
соус. Помнится, когда я была в Богре...
с такой же мрачной улыбкой передал ей соус.
ненароком очутился возле изолятора, где раньше держали больных оспой;
дойдя до него, я нырнул в растущие вокруг кусты. Мисс Траджен была занята
в бельевой, но я все-таки решил соблюдать осторожность.
него мне удалось, лишь сломав проржавевшую железную дверцу. Окна были
закрыты ставнями, и внутри было темно, холодно, как в могиле, и совсем
пусто, если не считать пыли и паутины, - помещение, видно, годами не
проветривалось. Обжигая себе пальцы, я чиркал спички, чтобы разглядеть эту
заброшенную лачугу. В дощатом полу зияла дыра там, где раньше стояла
печка. Эмалированная раковина с отбитыми краями, пожелтевшая от ржавчины и
покоробившаяся, валялась в углу. Даже вода и та была отключена, и
водопроводный кран совсем заржавел.
рассказал ему про свое горе.
шиллингов, наконец согласился, хоть и весьма неохотно, с моим планом.
лаборатории в ветхий домишко. Затем Пим, не переставая ворчать, начал
приводить помещение в элементарный порядок: он сделал новый водопроводный
кран, соединил перерезанные электрические провода, подправил половицы,
рамы, двери - там, где они совсем прогнили. Грязные и усталые, мы в десять
часов прекратили работу, так как ему надо было ехать на станцию встречать
кого-то из сестер.
результат получился весьма малоутешительный. И все-таки у меня теперь был
свой уголок. Правда, в помещении гуляли сквозняки и оно не отапливалось,
зато к моим услугам имелся крепкий рабочий стол, вода, электричество,
четыре стены и крыша. Сестра Кеймерон из скарлатинного отделения
смастерила мне три красные фланелевые занавески из старых пижам, и теперь,
сдвинув их и закрыв ставни, я мог не опасаться, что даже слабый луч света
пробьется наружу. Новый замок на двери давал мне одному право входа и
выхода. А хитроумное сооружение, которое придумал Пим, подсоединив с
помощью проволоки звонок на дверях моей комнаты к зуммеру в изоляторе,
позволяло мне знать, когда я требуюсь. Словом, в моем распоряжении была
теперь секретная лаборатория - форт, арсенал для научной работы, откуда
уже никто не мог меня выгнать. Каждый вечер после обхода палат я
отправлялся на прогулку и, подойдя в сгущающейся темноте к лавровым
кустам, продирался сквозь них в свое святилище. В девять часов я уже
усердно трудился.
часу ночи, а иногда, увлекшись, сидел до зари и вовсе не ложился спать в
расчете на то, что холодный душ и растирание махровым полотенцем перед
завтраком освежат меня и позволят справиться с обязанностями наступающего
дня.
сказываться на моих нервах, и я начал под вечер совершать прогулки на
мотоцикле Люка. Ничто так не успокаивало, как быстрая езда по пустынным
сельским дорогам, когда ветер свистит в ушах и скорость притупляет все
чувства. Мотоцикл, словно притягиваемый к родным местам, неизменно
привозил меня в окрестности Блейрхилла, и я с ревом и треском проносился
мимо ворот "Силоамской купели".
на боковую дорожку и остановился у стены, окружавшей сад. Стена была
каменная, но невысокая, и я без особого труда взобрался на нее. И там,
чуть ли не у своих ног, в решетчатой беседке, я увидел дочь блейрхиллского
пекаря.
грубо сколоченного стола, на котором лежали медицинский учебник и кулек со
сливами, и, не подозревая о моем присутствии, конечно, занималась. Однако
вид у нее был до того задумчивый, взгляд до того отсутствующий и она таким
рассеянным жестом и настолько часто запускала пальчики в лежавший перед
нею кулек, что я усомнился, так ли уж прилежно изучает она "Медицинскую
практику" Ослера, как это могло показаться. В самом деле, пока я стоял
возле нее, она ни разу не перевернула страницы, зато с меланхоличным видом
положила себе в рот уже три спелые сливы, а сейчас, выбрав с тяжким
вздохом четвертую, вонзила в ее сочную мякоть свои белые зубки, так что
капельки красноватого сока потекли у нее по подбородку; тут она неожиданно
взглянула вверх и увидела меня на стене. Она вздрогнула и чуть не
подавилась косточкой.
красть.
этом ужасном недоразумении... и не могла сообразить, как это уладить.
усердно. У меня через месяц экзамены. - Она вздохнула. - А дело совсем не
двигается.
мотоцикле Люка. Хотите прокатиться?
нуждалась, так как была легка и проворна, - помог ей взобраться на стену.
Мы спрыгнули с другой стороны. А через минуту она уже сидела на багажнике,
я нажал ногой на стартер, и мы помчались.
чудесной быстротою машины, а также какой-то непонятной тоской по милым
сердцу местам, я промчался по извилистым блейрхиллским улочкам и направил
наш путь в деревню Маркинш, что на южном берегу Лох-Ломонда. Местность
вокруг была прелестная: на покатых предгорьях Дэррока переливалась
колосистая пшеница, алели участки, засеянные маками. По плодородным
склонам Гаури раскинулись сады, где деревья гнулись под тяжестью спелых
груш, яблок и слив, и сборщики плодов, наполнявшие, будто играючи,
привязанные к поясу корзины, при нашем приближении прекращали работу и
махали нам вслед. Я обернулся через плечо и, перекрывая свист ветра,
крикнул моей спутнице:
Афанасьев Роман
Буркатовский Сергей
Прозоров Александр
Акунин Борис
Пехов Алексей
Белогорский Евгений