Чтение 20–й страницы книги ~Предел бесконечности~

мужчины. Для Глеба это был праздник: прекрасное утро, роса, жаворонки в
синем небе. Они двигались ступенчатой шеренгой, дружно взмахивая косами.
Первым шел Батяня, за ним Кожемятов, Карпов, он - Глеб, и немногословный
пасечник Бабаев. На июньском сенокосе помогал Вовка-урка. Но вот уже
месяц, как он ушел из деревни. Мнение по этому поводу было единым: опять
что-нибудь натворит и сядет.
Тетя Вера и Елена принесли косарям завтрак. Тамара, сопровождавшая Глеба с
раннего утра, приняла у молодой Семеновой корзину и аккуратно расстелила
на траве белое полотенце.
Мужики деловито делили хлеб, передавали друг другу крынку с молоком,
Бабаев сидел в сторонке и самозабвенно точил косу. Обычный день деревни.
Но Глеб чувствовал себя некомфортно. Необъясненное вонзилось в грудь
гадкой колючкой и канючило: придет Плохо... Пришло Плохо... Случилось
Плохо!
Глеб вскочил на ноги.
- Ты чего? - удивился Кожемятов.
- Не знаю, - парень смотрел на деревню. Отсюда были видны только задворки
последних домов, в том числе и избы Семеновых.
- Сынок, что случилось-то? - отложив краюху, поднялся Борис Сергеевич. -
Глеб. Эй! Да что с тобой?
- Надо домой поспешить, - произнес он. - Там что-то не так.
- Димка? - побледнел Кожемятов. Уж кто-кто, а он теперь с потрохами мог
довериться соседу.
- Нет. Идемте!
Мужчины, удивленно переглядываясь, стали собираться. Тамара не шелохнулась
- сидела на пригорке, сжавшись в комочек, и смотрела в землю.
- Тетя Вера, не отпускайте ее от себя, пожалуйста, - обронил Глеб, не
сводя глаз с Семеновской избы.
- Не отпущу, не отпущу, - женщина забеспокоилась.
Вдруг на тропинке показался человек. Хромая, он ковылял в сторону заливных
лугов. Дед Воеводин. Обычно дальше своего огорода он не выходил, ноги не
держали. А тут изо всех стариковских сил шел, нет - бежал к мужикам.
Глеб ринулся навстречу. Когда его и старика разделяло метров сто, тот
узнал парня, опустился на землю и, задыхаясь, крикнул.
- Чужаки, сынок!
Глеб подскочил к деду. Еле переводя дух, Воеводин продолжал:
- У Семеновой громят. Скорее, Глебушка, скорее!
Мужики безнадежно отстали, и Глеб оказался в деревне первым. На дворе у
Семеновых царил настоящий разгром. Три мотоциклиста в размалеванных шлемах
носились по двору, орали и давили кур. Два мотоцикла стояли на улице тут
же, а еще один - возле избы Кожемятовых. Наездников не было видно, значит,
орудовали в избах.
- Прочь отсюда! - гаркнул Глеб, да так, что задребезжали стекла.
Мотоциклист во дворе развернул свою машину и понесся на парня. Тот
отскочил, запрыгнул на крыльцо и ворвался в избу. Мать Елены лежала на
полу в луже крови. Два детины с татуированными бритыми головами ворошили
сундук. Икона Богоматери, небрежно обернутая сорванной со стола скатертью,
выглядывала из-под мышки бандита.
Глеб на мгновение замер. Седые волосы женщины перемазаны кровью, белый
платок сбился на шею. Белое и алое - как призрак насмехающейся смерти. И
Глеб рассвирепел.
Мотоциклисты во дворе, наверное, удивились, когда их товарищ вылетел из
окна и мешком рухнул в кусты сирени. Другой скатился по ступеням и едва не
угодил под колеса своего приятеля. Чернявый загорелый парень в порванной
рубахе появился следом, схватил затормозивший мотоцикл вместе с водителем
и вышвырнул за забор. Ошалевший от этой сцены второй наездник был вырван
прямо из седла и отправился вслед за первым. Мотоцикл, по инерции сохранив
равновесие, прокатился дальше и грохнулся в курятнике. Третий бандит,
выруливший из-за угла сарая, на ходу доставал пистолет. Слепой выстрел
прогремел над деревней. Глеб метнулся в сторону, прыгнул на стрелка,
свалил в пыль и пригвоздил к земле мощным ударом в грудь.
Бабий крик и гневная мужицкая брань перемешались с рокотом моторов. Косари
подоспели вовремя. Все их оружие - лютая ненависть к мерзавцам, вторгшимся
в мирную жизнь родной деревеньки - оказалось куда действеннее, чем
тщедушные финки и металлические заточенные прутья. Отбиваясь от озверевших
мужиков, двое из шайки оседлали свои мотоциклы и погнали в лес.
Глеб выскочил на улицу, когда Бабаев с непроницаемой миной профессионально
обрабатывал незадачливого разбойника, посмевшего наставить на него нож.
Где-то в подсознании у Глеба мелькнуло: пасечник был солдатом. Во дворе
Кожемятовых истошно завизжала женщина. Парень в мгновение ока оказался
возле изгороди. Кожемятов, багровый от гнева, размахивал косой, а бандит
обхватил его жену мускулистыми ручищами, прижимал к ее горлу тесак и
грязно ругался. Глеб, не задумываясь, подхватил увесистый камень и швырнул
в голову насильника. Тот охнул и выпустил свою жертву. Женщина тотчас
кинулась в дом к детям, а муж полосонул мерзавца наотмашь, да в ярости
промахнулся.
Повязать компанию не удалось. Оставшиеся четверо бандюг, помятые и
побитые, на двух мотоциклах укатили прямо по полю. Вслед им неслись
проклятия.
Глеб выволок из курятника застрявшую там машину. Тело и руки помнили все
необходимое. Он рывком повернул ключ, втопил стартер - догнать и мокрого
места не оставить!
Но тут рядом появился Батяня.
- Остынь, сынок. Пусть убираются, - он крепко сжал плечо парня. - Они уже
не вернутся сюда.
Глеб отдернул ладонь от ручки газа, как от кипятка, и, качнувшись, уронил
голову на руль. В ушах начинало противно звенеть.
- Не поранили тебя? - Борис Сергеевич старался заглянуть в его лицо.
- Нет. Как там Семенова?
- А что?
Глеб выпрямился. Никто еще не зашел в разгромленный дом, и раненая женщина
до сих пор истекала кровью!
- О, черт! - он бросил мотоцикл и взбежал на крыльцо.

Тетя Вера оторвала рыдающую Елену от матери и увела в свою избу. Старшая
Семенова лежала на кровати в горнице у Карповых, тяжело дышала и бормотала
молитву. Глеб стоял в сенях что называется - никакой. Он бы и сам не
охарактеризовал свое состояние точнее. Тамара жалась к нему и тихо
всхлипывала.
Борис Сергеевич и Карпов прошли мимо.
- Как она? - Глеб отлепился от дверной колоды.
- Худо. Сотрясение, видать, и крови много потеряла, - пробурчал бывший
адвокат. - Ах ты, "рши-болотные! В город пойду! В милицию, что б им пусто
было! Да как же это можно! Вот так, ни за что да ни про что!
- Помолчи ты, Михалыч, - перебил Батяня. - Кто нами заниматься будет? Ну,
примут заявление, расспросят для порядка. Думаешь, сюда поедут? Следствие
проводить? Держи карман шире!
- Они за иконой приходили, - Глеб тяжело вздохнул.
- Да откуда ж они про нее знали? - вскинулся Карпов. - У нас на десятки
километров вокруг - ни жугленка!
- Вовка-урка мог ненароком навести. У пьяного язык, что помело, - Глеб
медленно вышел на улицу. Стены душили. Не хватало воздуха. - А вещь и
впрямь очень ценная, - продолжал он, когда мужики появились на крыльце. -
Это и не икона, собственно. Я ее сегодня в руках держал, рассмотрел. На
иконах христиане никогда не изображают младенца-Иисуса голым. Это картина
конца семнадцатого начала восемнадцатого века, Австрия или Германия, не
знаю точно. За такие штуки на аукционах золотые горы отваливают.
- Дела-а, - протянул Карпов. - А ты, смотрю, не только богатырь, да еще и
ходячая энциклопедия!
Глеб вяло повел головой: мол, таким получился.

Борис Сергеевич жестоко ошибался, когда говорил, что грабители удрали.
Переждав в лесу, они вернулись в тот час, когда затихшая деревня уснула
после тяжкого дня. Они не рискнули нападать открыто: урок мужиков оказался
достаточно убедительным. Один с двумя машинами остался на стреме за
околицей, а двое тайком пробрались на задворки. Был бы жив Снежок - старый
верный пес, поднял бы тревогу, уберег от беды. Но собак в Белкове не
держали вот уже год.
Горящая тряпка бесшумно залетела в оконце сарая. Пулей метнулась прочь
перепуганная кошка. Бандиты вернулись к мотоциклам, дождались, когда
огненный факел полыхнул над домами, победно завопили и, отомщенные,
скрылись в лесу.
- Горим!! Мамочки, горим!!
Женский голос пронзил звездную ночь. Огонь пожирал Кожемятовский сарай,
жадно перекинулся на хлев, облизал крышу бесхозной избы. Не прошло и
десятка минут, как пылали уже три дома.
Тушили землей, без устали таскали из ручья воду, били тряпками и
брезентовыми жгутами. Соседки выволокли из избы неходячую бабку Воеводину.
А ну как займется вся сторона улицы! Глеб то пинками, то почти на плечах
эвакуировал коров - кормилиц всей деревни. Метались слепые от огня
обезумевшие куры. Отчаянно ржал Гнедой, наскоро привязанный к дереву на
опушке. Елена, прижав к груди злосчастную икону-картину, голосила на всю
округу: "Господи, где же твоя справедливость, Господи! За что ты нас,
Господи!"
К утру огонь был побежден. Серьезно никто не пострадал, не считая
задохнувшейся козы и нескольких гусей. Но изба Семеновых сгорела дотла,
погиб в огне добротных скотный двор Кожемятовых, рухнул сарай у Воеводиных
и превратились в пепелище оба общественных крытых сеновала. Грузовик и
трактор Глеб успел откатить к ручью, машины остались целы.