вам будущность вашу. Выньте из урны ваш жребий.
непонятные слова, как муэдзин взывает на минарете к молитве.
если он напророчит мне худое: утоплю его в вине.
порядочная группа, почти закрывавшая главные лица этой сцены. Молчаливый
рыцарь встал с своего места и, не слыша, что они говорили между собою,
впился в их душу глазами, сверкающими из-под маски, которую в это время
коробило.
ваши гости лазутчики Бирона, выучившие роль ваших друзей и приехавшие к вам
под именами их. Они хотят втереться к вам в кабинет. Не оскорбляйте рыцаря:
это брат герцога".
Предсказывать, что мне не будет более успеха в волокитстве!.. Качать его за
то!.. Эй, качать колдуна! Осторожнее! - прибавил он потихоньку одному из
своих слуг, взявшихся за волшебника.
песни бросали гостя вверх, как мячик, и принимали его бережно на руки, будто
на пуховики. Между тем Артемий Петрович шепнул под шумок одному из своих
слуг, чтобы стерегли вход в кабинет, отослали домой сани приехавших гостей и
запрягли три удалых тройки с собственной его конюшни; потом, возвратясь к
мнимому Перокину, продолжал начатый с ним разговор.
получил прошение на имя государыни за подписью какого-то Горденки и еще
нескольких важных лиц. В нем описываются злодеяния Бирона. Но - слышишь?
просят вина! Не взыщи. Завтра в восемь часов утра приезжай ко мне с нашими
задушевными - я вам расскажу все подробно.
Волынской, пристав к шумящим гостям, и запел:
да и с зельицем...
хозяин.
погрозил вслед ему пальцем и примолвил:
наших когтей.
чтобы виноватым быть. Беда, беда сбитенщику! За ним, я вижу, опять недоимка.
Зуда, не отходи от него, пока не очистит, а то в доимочный приказ, и на
мороз босыми ногами.
молчаливого крестоносца.
сказал Волынской горячась.
могилы.
рыцаря. Но добрая Семирамида узнает когда-нибудь свою ошибку - к черту
угрюмого конюшего (при этих словах рыцарь нахохлился), и блаженство польется
в ее стране, как льется теперь у нас вино. Друзья, за здравие Семирамиды!
царице! веки бесконечные ее памяти!
вечная!
рыцарь. Мы все свидетели; от этого он не отопрется.
всех его гостей.
турок, чертенок, капуцин и прочие маски.
сильными руками к потолку.
других, за кого приказано было людям принять их. Едва унеся свое тело и душу
из этой потехи, они еще принуждены были щедро наградить за славление: так
водилось у наших предков. Перокин более всего держался за свои уши, но
бородавка на одном из них не уцелела. Волынской притворился, будто этого не
заметил. Грозный рыцарь, по просьбе его товарищей, Семирамида, из уважения к
ее высокому сану и полу, и Тредьяковский, который уже храпел на стуле в углу
комнаты, обняв крепко свою "Телемахиду", одни избавились от торжественного
возношения под потолок.
многочисленная дворня, бывшая в комнате, окружив своего владыку и преклонив
голову, пала к нему в ноги, как морские волны, прибитые взмахом ветра к
подножию колонны, стоящей посреди пристани. Несколько минут лежали слуги,
будто мертвые, не смея пошевелиться; но вдруг, по одному мановению своего
господина, встали, затянув ему громкую песню славы. Под лад ее подняли его
на руки и осторожно покачали. Когда ж эта русско-феодальная потеха
кончилась, Волынской нарядился в богатый кучерской кафтан и предложил своим
гостям прокатиться.
Каково ж было их изумление и страх, когда они, вместо своих экипажей, нашли
у подъезда сани с людьми, им вовсе не знакомыми? Три бойкие тройки,
прибранные под масть, храпели и рыли снег от нетерпения.
Размещайтесь смелее; я вас покатаю и развезу по домам.
согласиться и на это предложение хозяина, который в подобных случаях не
любил шуток, и постараться во время катания ускользнуть от него
подобру-поздорову. Когда ж почти все маски разместились, продолжая свое
инкогнито, Артемий Петрович приказал кучерам на двух санях, при которых на
облучках уселись еще по двое дюжих лакея, чтоб они умчали своих седоков на
Волково поле и там их оставили.
обратясь к гостям, прибавил: - Шутка за шутку! прощайте, господа! Теперь
смейтесь на мой счет сколько вам угодно! катай!..
засипели, бубенчики на лошадях залепетали, и в один миг сани, навьюченные
жертвами шпионства, исчезли из виду.
поместился рыцарь печального образа, довольно нагруженный вином, и обратясь
к нему, - позвольте отвезть вашу светлость к Летнему дворцу. Вы уже довольно
наказаны страхом и, прибавлю, стыдом, что попали в шайку подлых лазутчиков.
Знайте, за час до вашего приезда меня известили о вашем посещении, и потому
я приготовился вас встретить. Мои шпионы не хуже герцогских. Вы, думаю,
поймете, что шутками насчет вашего брата хотел я только доставить вам и
вашим товарищам пищу для доноса. Уверьте, однако ж, его светлость, что как
я, так и друзья мои никогда не потерпим личного оскорбления, даже и от него.
Мы спокойны: клевете и зависти не сделать белого черным. Преданность наша
государыне всем известна; должного уважения нашего к герцогу мы никогда не
нарушали. Но для всякой предосторожности, чтобы не перетолковали в худую
сторону моих шуток, ныне ж донесу ему обо всем, случившемся в моем доме, и
об оскорблениях, мне лично сделанных людьми, играющими роль его лазутчиков.
Надеюсь, если вы не хотите, чтобы нынешняя история известна была государыне,
и вы подтвердите мое донесение. Вот Летний дворец! извольте сойти, целы и
невредимы; благодарите за то родству вашему с герцогом курляндским. Покойной
ночи, Густав Бирон!
жилище герцога. Остававшаяся при нем свита выпрыгнула за ним, как лягушки,